Она отвернулась от него, боясь продолжать этот разговор. В течение последних суток она приложила столько усилий, чтобы оградить свои чувства стеной льда и сдержанности, и в какой-то мере преуспела в этом. Но чувства продолжали жить и за этой, увы, непрочной стеной. Она знала, что чувствам ничего не стоит пробить брешь в стене и затопить все ее существо. Прежде она обожала Роланда. Он был для нее богом. Его поцелуи, его прикосновения обладали силой взволновать ее гораздо больше, чем она могла себе когда-либо представить. И она все еще любила его. В глубине сердца она жаждала его любви, страстного прикосновения его губ к ее губам. Но ничто на свете не заставит ее позволить ему сделать это! Она сказала ему, что ненавидит его... она будет ненавидеть его, вскоре вырвет кровоточащие корни истинного чувства, и цветок любви никогда не вырастет. Но сейчас, так скоро после божественного цветения, это было очень трудно, и, учитывая, что она так молода, так одинока, борьба шла против значительно превосходящих сил противника.
Жонкиль снова заговорила, не поворачиваясь к нему лицом:
— Ничего хорошего не выйдет из этого нового разговора, Роланд. Мы все обсудили в Торки. Пожалуйста, уходи. Я не хочу видеть тебя. Кроме того, если отец узнает, что ты здесь...
— О, да, то-то будет беда, — закончил он за нее. — Но мне безразлично, что скажет или сделает дядя Генри. Его оскорбления не трогают меня. Только твои.
— Ты заслуживаешь их.
— Совершенно верно, — он резко рассмеялся. — Ну, продолжай, оскорбляй меня, сколько хочешь. Это причиняет боль, но я не изменю своего решения вернуть тебя.
Голова Жонкиль раскалывалась от боли. Она почувствовала, что не выдержит, если не побудет одна и не отдохнет. Вдали от него она обретала силы. Но его присутствие натягивало ее способность к сопротивлению до точки разрыва.
— До свидания, Роланд, — сказала она тихо. — Я ухожу. Тебе лучше уехать из Чанктонбриджа. Я не советую тебе оставаться.
— Мои вещи в «Пастухе и собаке», — сказал он.
— Это ерунда, — сказала она, круто оборачиваясь и снова оказываясь с ним лицом к лицу. — Роланд, у тебя есть чувство приличия? Какое ты имеешь право так меня преследовать?
Улыбка чистой нежности, без всякой горечи, осветила его лицо. Он сжал ее руку выше локтя.
— О, Жонкиль, маленькая Жонкиль! Я не преследую, — проговорил он тихо, — я люблю тебя. Я хотел бы стать на колени здесь, на дороге, и целовать твои ноги, моя дорогая. Я не хочу беспокоить тебя, мне бы только получить еще один шанс завоевать твою любовь.
Щеки ее вспыхнули. Она покачала головой и выдернула руку. Она не могла допустить, чтобы он дотрагивался до нее. Затем она побежала от него по белой от инея дорожке к дому. Он видел, как она вбежала внутрь через сводчатую дверь.
Какое-то мгновение он стоял, глядя ей вслед, затем выбросил окурок и медленно пошел к дому.
Глава 10
Из зарешеченного окна библиотеки старая миссис Риверс увидела хорошо знакомую фигуру своего внука, быстро идущего по аллее по направлению к дому.
Старая леди была потрясена. Несколько раньше она видела, как бежала домой Жонкиль, и удивилась, почему девушка так спешила. Теперь она поняла. Роланд в Чанктонбридже, и даже осмелился появиться в Риверс Корте.
Ее первым чувством был страх, испуг. Если Генри увидит Роланда здесь, будет ужасный скандал. Она знала раздражительность, неуправляемость Генри. Не был ли именно его горячий нрав причиной нынешних несчастий? В слепой ярости он выгнал из дома своего молодого племянника. Что он может натворить сейчас, если узнает, что Роланд снова здесь, после своей дерзкой женитьбы на Жонкиль, избранной как орудие мести?
Старая леди тоже была по-своему сурова. Но, глядя на внука, которого продолжала любить в течение долгих печальных лет неизвестности и разлуки, она почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Любой ценой нужно предотвратить еще одну ссору между ним и ее сыном.
Она сама открыла входную дверь Роланду до того, как тот успел позвонить. Ее пергаментное лицо было бледно, а сжатые губы дрожали.
— О, Ролли, мой дорогой мальчик! — воскликнула она. — Зачем ты приехал?
Роланд несколько мгновений не отвечал. Он был явно взволнован встречей с бабушкой. Он тоже любил ее и знал, что был ее любимцем, так же, как его мать была любимицей этой большой семьи. Он знал, конечно, и то, что бабушка держала его сторону в той мучительной ссоре девять лет тому назад, что она горевала, когда он уехал.
«Сильно постарела», — подумал он. Когда он жил в Риверс Корте, ее волосы отливали серебром, теперь они были абсолютно белыми. И новые морщины прибавились на лице. Блестящие голубые глаза, которые он унаследовал, полиняли. Весь ее облик (она все еще носила старомодные строгие платья, которые он помнил), детское имя Ролли, которое он не слышал с тех пор, как попрощался с ней девять лет тому назад, глубоко тронули его.
— Бабушка! — воскликнул он. — Дорогая старенькая бабушка!
Он, все еще стоя в дверях, взял обе ее руки и поцеловал их. Миссис Риверс была сильно взволнована. Перед ней стоял прежний Роланд, прежний славный, галантный, милый Ролли, которого она любила, несмотря на все его глупости.
— Я счастлив видеть тебя снова, бабушка, — сказал он.
Но она внезапно выпрямилась и поджала губы. Она вспомнила о его браке с Жонкиль. Это был самый худший из всех его дурных поступков, и она не должна проявлять слабости или сентиментальности по отношению к нему.
— Роланд, — сказала она сурово, — тебе не надо было приходить сюда. О, мой дорогой мальчик, что заставило тебя обмануть Жонкиль и уговорить ее выйти за тебя замуж таким бесчестным способом? Это было низко, недостойно тебя. Непростительно, Роланд!
Он со вздохом выпустил ее руки.
— Я забыл, что я в немилости, бабушка. Я был так рад видеть тебя.
— Ну-ну, — говорила старуха, вытаскивая большой носовой платок и громко сморкаясь. — Я удивляюсь тебе, Роланд. Следовало бы быть более деликатным, более тактичным и не приезжать в Риверс Корт, да еще сейчас.
— Я приехал, чтобы увидеть свою жену, — сказал он спокойно, — просить ее простить меня.
— Ну что ты тут стоишь на этом пронизывающем ветру? — сказала она нерешительно. — Но... я, к сожалению, не могу пригласить тебя войти в дом, мой мальчик, и право...
— Не беспокойся обо мне, бабушка, и сама не стой на сквозняке.
Она смягчилась. Но что она могла поделать? Как все женщины, старая леди не могла не поддаться обаянию Роланда. Он всегда был предан ей, заботился о ней. Ничего удивительного, что Жонкиль полюбила его и вышла за него замуж. Миссис Риверс жалела Жонкиль.