рыбы – его первый и самый драгоценный для него трофей.
19
Сорокин постучал по бумаге:
– Тэк-с, и что все это означает?
Стоящая перед ним Катя не ответила, ее небольшие ушки, заостренные, как у белки, начали наливаться краской.
– Тебя спрашиваю, Сергеевна, – повторил капитан и для верности еще раз ткнул пальцем в лист. На нем аккуратно было выведено: «Прошу выделить мне тридцать рублей для тайного оперативного мероприятия».
– Какие тридцать рублей и на какого лешего, то есть мероприятия? Ты чего ж, девица, совсем от лап отбилась? Я не припоминаю, чтобы у тебя в производстве было что-то, требующее вот этого вот, за тридцать рублей. А ну колись.
Молчание.
– На что деньги? Карточные долги? Подкуп стукачей? Эй! К тебе обращаются.
– Ну Николай Николаевич, – с готовностью заныла Сергеевна, – если я вам скажу, оно уже не тайное будет. У вас в районе ну все как на ладони: не то что сказать – подумать только стоит, и уже каждая собака знает.
– Собака, – со значением протянул начальник, и Сергеевна потупилась еще больше.
Снова молчание, но уже с признаками грозы.
– Ты мне-то баки не забивай, – посоветовал задушевно Сорокин, – думаешь, я не знаю, кто тут по округе рыщет, по заулкам-помойкам-погорелищам? Вот сожрут тебя собаки…
– Не сожрут.
– Рытье земли в целях проверок «версий» практикантов в смете хозяйственных расходов отделения не предусмотрено. А если ты завтра решишь какого-нибудь фон Брауна выкрасть, я тебе, значит, денег на транспорт до Америки буду должен выдать? И высокогорные в долларах?
– Почему высокогорные? – удивилась Сергеевна.
– Ну где он там, в горах… в общем, не дам ни копейки. Ишь, взяла моду: свои расследования вести! Деньги, стало быть, вынь да положь, а на что – не скажу.
Катя надулась.
Молчание затянулось, но Сорокину было не привыкать хранить тишину, поэтому на этот раз практикантка не выдержала первой:
– Ладно. Ничего я не скрываю.
На стол рядом с Катиным «ходатайством» легла размеченная схема, в двух местах помеченная крестиками: один с одной стороны какого-то вытянутого змеей элемента, помеченного как «3-я Кр. Сос.», другой – напротив.
– И что это за картография? – проворчал Сорокин, не без удивления отмечая, как толково составлена схема.
«Глядишь, и выйдет что из девки, рисует неплохо, и почерк красивый».
– Третья улица Красной Сосны. Ага. А на что три червонца?
– Вот тут надо покопать, – показала Сергеевна на крестик с одной стороны «Кр. Сос.», – есть подозрение на вот это место. Ну это… может там быть. Кое-что.
Сорокин лишь руками развел:
– Опять начинается. Ну, допустим, с Зыковым я тебя поддержал. Но нельзя же бесконечно полагаться на случай. И скажи-ка мне, Катя свет Сергеевна, что, пожарные сигнал выдали об обнаруженном криминале?
– Я с ними не связывалась.
– Правильно. Ну а кто с ними связывался?
– Товарищ Акимов.
– И снова молодец. Вот и пойдем прямо сейчас к товарищу Сергею Палычу и поспрошаем его.
Акимов, который сегодня с утра отсидел на приеме граждан и с нетерпением ожидал окончания рабочего дня, был суров и немногословен:
– Не дошел я еще до пожарных. Времени не было.
– Ах, времени… – повторил Сорокин. И замолчал.
В который уже раз за без малого час повисло молчание.
Прервалось оно следующей директивой начальства:
– В таком разе по лопате в руки – и на раскопки.
– Николай Николаевич, давайте завтра, приглашен на именины, – начал было Акимов.
– Сергей Палыч, я же вас не личный мой огород вскопать прошу.
Лейтенант сник:
– Куда?
– А вот ее спроси, – заявил Сорокин, бесцеремонно ткнув пальцем в Катю.
…Спустя час Акимов, выбритый до синевы, отутюженный, с белоснежным подворотничком, с исключительно чистыми руками, с лопатой наперевес шагал по пыльной дороге. Закипая, смотрел он, как оседает пыль на его сияющие сапоги, и сердце обливалось кровью. И ведь нет никакой возможности даже предупредить Веру Вячеславовну, а она с неделю назад напоминала, что нынче именинница.
«И главное, ведь как подставила, зараза! Ну чего сегодня-то? Почему не завтра? Мелочь вздорная! Подошла бы, поговорила по-людски – так нет, надо обязательно до циклопа добраться, выставиться самой умной. От горшка два вершка – а все из себя чего-то корежит! И Остапчук, зараза, отскочил, вечно он из воды сухим выходит. Куда свалил, гад? “По экпертизке определиться”, как же! К теще на самогонку с блинами…»
Подозрения имели под собой основания. С тещей Остапчуку повезло: он гонял к ней на другой конец Москвы по поводу и без повода, с супругой и без, особенно когда законная половина, как он выражался, «перла в дурь». Остапчук возвращался домой с подмогой, и теща – пышная, свежая, для своих глубоко пенсионных лет на редкость красивая тетка – мигом воцаряла в семействе мир и благодать.
Однако сегодня Остапчук и в самом деле отправился не к своей теще, а за результатами экспертизы. Давеча уведомили его о готовности, причем телефонограмму сам Акимов и принимал. Не придерешься.
И все равно – гад.
Акимов, раскаленный добела, свирепо чеканил шаг, шел так быстро, что Сергеевна еле поспевала за ним. Он молчал, чего тут болтать? Паскудный номер выкинула девка, оно понятно, но и совесть точила лейтенанта: поделом, сам виноват, чего не добрался до пожарных, а? Времени-то предостаточно было.
И все равно: треснуть бы ей этой вот лопатой по пятой точке, чтобы завизжала. Он покосился через плечо: «Во наяривает, сопит, тощими лапками перебирает – и хоть бы пискнула. Вот стерва. Ну ладно, пес с тобой», – сжалился, сбавил ход, но лишь когда дошли уже до места.
– Командуйте, не стесняйтесь, – съязвил он, даже чуть поклонившись.
Однако Сергеевна – кремень-девка – даже ухом не повела. Чуть отдышавшись, она ткнула пальцем в угол, заросший сочной нахальной крапивой и лопухами:
– Вон там роем.
Акимов смирился, со вздохом стянул гимнастерку, оставшись в предпоследней до очередной выдачи обмундирования майке. Поплевал на руки:
– Что ищем-то?
– Не «что», а «кого», – поправила она, – давайте начнем, а там видно будет.
Час прошел, второй, вечер на подходе, а они все рыли и рыли. Редкие прохожие бросали на них заинтересованные взгляды, здоровались, и лишь один, пожилой уже гражданин в тельняшке и с авоськой, с уважением заметил:
– Не чурается наша милиция черной работы.
– Да уж, папаша. Трудимся.
– Ну, бог в помощь, – пожелал гражданин, – только вы все же поаккуратнее. Тут ведь до пожара не только дровяные сараи были, но общественный гальюн стоял.
Акимов только сплюнул. Что за цирк ишачий! Но не бросать же на полпути, тем более что вон девка