становясь каменным в моих руках, я с тревогой думаю, что это явно не та тема и не те слова, которые должен ребенок слышать от матери, но сделать ничего не могу. Не уши же ему зажимать, в самом деле?
— То есть, у нас все было по согласию, я правильно понимаю?
Судя по выражению глаз, Хазаров так и не вспомнил Тамару, но теперь и не стремится, поняв, в какой жизненный момент встретил ее.
Если я правильно разбираю полупьяный бред, он тогда только вышел из тюрьмы и вовсю утешался с женщинами нетяжелого поведения. И Тамара была одной из них. В целом, вполне понятно, почему не вспомнил ее, там, судя по всему, хороводы водились, не до запоминаний…
— Какое по согласию? — продолжает вяло отстаивать свою честь Тамара, — говорю же, девочка-цветочек была… Только пришла работать в твою шашлычку эту… А ты тут как тут, нарисовался, не сотрешь! Как меня увидел, так и потащил…
— Я думаю, можно без подробностей, — торопливо вмешиваюсь я в беседу, и Тамара, неожиданно вспомнив, что у нее тут несовершеннолетний сын, замолкает, виновато глядя на Ваньку.
— Ой… Сы-ы-ына… Ну, прости мамку… Мамка слабая у тебя…
— Дальше, — приказывает Хазаров, не давая скатываться опять в пьяное сипение, — почему не сказала, когда залетела?
— А ты стал бы слушать? — агрессивно скалится Тамара, — я хотела! А в тот день на кухню прихожу, а там Настька плачет! Говорит, беременная от тебя была, а ты ее на аборт отправил! Силой! Твои придурки увезли к врачу и силой почистили! Я тут же развернулась и бежать…
Хазаров никак не комментирует эти откровения, не подтверждает, не опровергает их, а я с оторопью пялюсь на него, прикидывая, правда ли то, что говорит Тамара. Неужели, реально мог силой заставить девочку делать аборт? Это что за зверь-то такой?
Серый с легким удивлением посматривает на босса, но ничего не говорит и виду не подает, что его это сильно заинтересовало.
— А зачем сказала, что насилие было? — продолжает допрашивать Хазаров.
— Потому что было! Я не хотела! А ты…
Тамара принимается плакать, жалко растирая красное опухшее лицо пальцами, сквозь слезы слышны бормотания:
— Сволочь такая… Гад… Я тебя любила-а-а… Думала, замуж… А ты-ы-ы… Даже не искал… Даже не вспомнил…
— Мам! — кидается к ней Ванька, падает на колени, обнимает ее, и Тамара изо всех сил цепляется за его тощую фигурку, причитая все громче:
— Во-о-от… Один ты у меня защитник… Вырос… Сыночка мой… Хороший мой…
— Мам, не плачь! Не плачь!
Я не могу на это смотреть, стремительно разворачиваюсь и выхожу из комнаты, а затем и из квартиры.
Спускаюсь по загаженной лестнице вниз, у подъезда пытаюсь прикурить, но не выходит, зажигалка не срабатывает.
Чертыхаюсь, злобно щелкая колесиком, пока перед носом не появляется смуглая ладонь с зажигалкой…
Прикуриваю, кивком благодарю, затягиваюсь, стремясь успокоиться.
— Подвезти? — спрашивает Хазаров, без особого радушия, просто проявляя вежливость.
— Куда? — удивляюсь я, только теперь осознавая, что он вышел следом, оставив Ваньку и Тамару наверху. Причем, судя по времени, прошедшему с момента нашей последней встречи, поговорить с Тамарой о чем-либо, помимо уже услышанного, он бы вряд ли успел.
Я смотрю, как Серый спокойно идет к машине, садится за руль.
— Ну… Куды там тебе надо? — все так же равнодушно пожимает плечами Хазаров, — домой? На работу?
— Подождите… — не могу я собрать мысли в кучу, сформулировать фразу, — а… Ванька?
— А что Ванька? Он с матерью.
— Но… А как же… Он же… Ваш сын?
— Пока неизвестно, — сухо отвечает Хазаров.
— И что? — я все еще путаюсь в словах, не понимая, как относиться к нему, что дальше говорить, голова пустая, все разом вылетает, — в смысле… Что вы намерены дальше?..
— Ничего, — отвечает Хазаров.
— Как это “ничего”? — не понимаю я, — но… Он же… Сын…
Хазаров никак не комментирует пошедший по кругу разговор, с легким нетерпением смотрит на меня, судя по всему, ожидая ответа на свое предложение.
А я все никак не могу уложить в голове его поведение.
Это что же получается… Ему плевать, что у него сын? А зачем приезжал? Удостовериться? Нет, я понимаю, наверно, еще днк надо и так далее… Но в любом случае… Он что, все так и оставит? Вот так?
— Послушайте, — вспоминаю я основную причину всего затеянного, — у нас проблемы… У Вани проблемы… Его преследуют очень опасные люди…
— Не пори чушь, какие опасные люди? — с холодной досадой отвечает Хазаров, — вы говорили, что тут кто-то может быть, и что-то я никого не пронаблюдал. Нечего выдумывать…
— Но я не выдумываю! — повышаю я голос, — это в самом деле опасно, уже пострадал Иваныч…
Хазаров не задает вопроса, кто такой Иваныч, смотрит на часы, перебивает меня:
— Ну, так тебя подвезти?
— Неужели вы так оставите?..
— Решай.
Я, осекшись, смотрю в его холодные глаза и понимаю, что, пожалуй, верю Тамаре… Этот человек запросто мог силой отвезти женщину на аборт… Он на все способен…
Темный, мрачный, безэмоциональный… Словно мертвец. Ему плевать, что с его сыном, ему плевать, что у него вообще есть сын! Он приезжал удостовериться, что женщина, обвиняющая его в насилии, врет… Наверно, в их среде какие-то свои понятия о чести, и такое за гранью…
Удостоверился и теперь со спокойной совестью уезжает.
И что будет дальше с Ванькой, ему все равно…
— Спасибо, я сама как-нибудь.
Голос мой звучит так же холодно, как и его.
Хазаров, чуть помедлив и скользнув по мне тяжелым взглядом, коротко кивает и спокойно идет к машине.
А я курю, сдерживая подрагивающие пальцы и глядя в его широкую спину, обтянутую кожаной курткой, приветом из двухтысячных. И изо всех сил сжимаю губы, чтоб не крикнуть что-нибудь ему вслед. Что-нибудь едкое, оскорбительное даже.
Потому что не проймет эту глыбу.
Машина отъезжает, а я выдыхаю, пытаясь привести себя в чувство и решить, что делать дальше. Глупая затея с поиском отца Ваньки закончилась не менее глупо, чем началась, результата никакого, кроме растревоженного ребенка и километра моих потраченных нервов.
Надо вернуться обратно, выяснить у Тамары, приходил ли кто к ней, спрашивал ли про Ваньку. Идея тоже так себе, если она в таком