Читать интересную книгу Троцкий. «Демон революции» - Дмитрий Волкогонов

«Балканские письма» Троцкого – письма политика и журналиста, заглянувшего в «ящик Пандоры». Он, конечно, не знает, что менее чем через десять лет будет еще на одной войне, но в качестве не летописца, а одного из главных действующих лиц долгой и кровавой драмы. Повторюсь: Антид Ото своими писательскими миниатюрами срывал покровы со страшного лика войны, но, осуждая ее, в своих теоретических рассуждениях он продолжал говорить о «безжизненности гуманистического, моралистического взгляда на войну». Троцкий все еще верил, что войну можно искоренить войной. Тогда еще, пожалуй, никто не мог знать, что это и есть страшная Утопия. Не пацифизм, способный в будущем стать планетарной тенденцией, а война, которая силой подменяет человеческий разум, будет уценена историей навсегда.

По следам Агасфера

В упомянутом раньше моем разговоре с Ольгой Гребнер – маленькой, симпатичной и интеллигентной старушкой, доживающей свои дни в доме для престарелых со звучным названием «Дом ветеранов сцены», она несколько раз назвала Л.Д. Троцкого, своего свекра, Агасфером. Думаю, что это весьма точно. Согласно древней легенде, еврей Агасфер был обречен на вечные скитания в наказание за то, что отказал помочь Иисусу Христу в кратковременном отдыхе на пути на Голгофу. Став еще в молодости скитальцем, Троцкий, не пожелавший нести крест, уготованный судьбе колониста, всю жизнь нес, однако, иной крест: мучений и славы, разочарований и неиссякаемой надежды. В наказание за свою любовь к революции…

Закончив свою балканскую экспедицию, Троцкий еще не знает, что в недалеком будущем у него в Вене состоится разговор с шефом политической полиции Австрии Гейером. То было 2 августа 1914 года. Гейер выразил осторожное предположение, что завтра утром может выйти приказ о заключении под стражу русских и сербов.

– Следовательно, вы рекомендуете уехать?

– И чем скорее, тем лучше.

– Хорошо, завтра я еду с семьей в Швейцарию.

– Гм… я бы предпочел, чтобы вы это сделали сегодня{123}.

Но все это будет в августе 1914-го, когда Троцкому вновь придется идти путем Агасфера – из одной страны в другую. Вену он покинет навсегда. Правда, взлетев через несколько лет на самый гребень исторической известности, ему придется не раз касаться дел, имеющих отношение к коммунистическому движению, в том числе и в Австрии. В январе 1919 года, будучи влиятельнейшим Председателем Реввоенсовета Республики, он подпишет однажды такую телеграмму:

«Москва, Центропленбеж (Центр по делам пленных и беженцев. – Д.В.).

Мною получена из Царева нижеследующая телеграмма точка кавычки Австро-венгерские военнопленные Царевский лагерь Астраханская губерния брошенные на произвол судьбы переутомленные в ожидании отправок на родину просят Вас воздействовать на надлежащие русские власти в пользу скорейшей отправки За лагерком Миц точка кавычки

Предреввоенсовета Л. Троцкий»{124}.

Сколько он тогда подписывал разных телеграмм, приказов, распоряжений! Сколь огромна была его власть! Троцкий, который, кажется, навсегда сбросив рубища Агасфера, приехал на свою землю обетованную – в Революцию, поможет австрийцам возвратиться домой. А тогда, в 1913 году, Антид Ото вернется с Балкан не на родину, а в Австрию, где его ждали семья, друзья.

У Троцкого было много почитателей, поклонников его таланта, он был уже популярен, но особо близких людей, друзей было у него немного. Один из таких – Семен Львович Клячко, русский социалист, проживший за рубежом более сорока лет и не доживший до Февральской революции в России менее года. Этот человек не оставил особого следа в революционном движении потому, что, как писал Троцкий, «у него были все данные для выдающегося политического деятеля, кроме необходимых для этого недостатков»{125}. Троцкий любил этого человека, прожившего целую жизнь в изгнании, не только за мягкий, добрый характер, недюжинный ум, но и за «космополитические» качества. С.Л. Клячко был своим человеком в социал-демократических организациях Нью-Йорка, Вены, Лондона, Парижа, Берлина, Рима… Если бы не революция в России в 1917 году, Троцкий мог бы тоже стать таким же «гражданином мира»… Космополитическая всеядность Клячко чем-то импонировала Троцкому; ведь он так любил мыслить категориями мировой революции! Анна Константиновна Клячко (муж ее уже умер) была одной из первых, кому Троцкий, оказавшись в изгнании, написал письмо: «…мы живем на острове Принкипо, куда я когда-то собирался ехать по приглашению Ллойд Джорджа на международную конференцию. Хотя из затеи Ллойд Джорджа ничего не вышло, но географически его выбор был недурен: полная изолированность от остального мира и прекрасная природа. Вид из наших окон открывается во все стороны прекрасный до неправдоподобия. Единственным минусом являются москиты, которые, несмотря на холодную весну, уже дают себя по ночам знать…»{126}

Вернувшись в Вену, Троцкий вновь окунулся в атмосферу межпартийных разногласий, которые окончательно развели большевиков и меньшевиков в разные лагеря. Его по-прежнему привлекал радикализм большевиков, но личные симпатии к меньшевикам удерживали на старых позициях. Троцкий верил в новый подъем революции, старался не терять связи с некоторыми бывшими членами Петербургского Совета рабочих. Например, он устанавливает переписку с меньшевиком Дмитрием Федоровичем Сверчковым, который после нескольких лет ссылки и каторги был амнистирован. Бывший Председатель Совета расспрашивает в письмах о новостях и даже находит время затеять с петербургским товарищем шахматную баталию:

«…Предлагаю тебе шахматную партию по переписке. Сим начинаю:

1. е2 – е4, если ты делаешь 1. е7 – е5, то я 2. Конь g1 – f3, если ты делаешь 2. КЬ8 – с6, то я хожу: 3. Слон f1 – с4. Жду от тебя ответа.

Твой Лев»{127}.

Пользуясь случаем, скажу, что Троцкий был хорошим шахматистом, не раз играл против Ленина, правда, не знаю, в чью пользу заканчивались те партии. Будучи наслышан о высоких качествах Троцкого-шахматиста, начальник Всеобуча МВО в июле 1921 года шлет наркому приглашение:

«Зная о Вашем интересе в прошлом к шахматному искусству, считаю долгом довести до Вашего сведения, что в помещении Центрального Военноспортивного клуба Всеобуча им. Ленина по Камергерскому переулку дом № 5, кв. 99, организован Московский чемпионат-турнир при участии следующих лиц: маэстро Дуз-Хотимирский, В.И. Ненароков, Н.И. Греков, Н.Д. Григорьев, Н.М. Зубарев, А.Ф. Ильин-Женевский, Н.М. Павлов, Н.И. Цукерман, М.Г. Кляцкин, Н.П. Целиков и другие…

Не осмеливаясь оторвать Вас от государственных дел прямым приглашением на состязания, был бы счастлив Вашим присутствием в стенах означенного Клуба.

При сем прилагаю выдающуюся хронику шахматного дела за последний период времени в Европе и в Америке. Имеющиеся записанные партии Ласкера и Капабланки будут предоставлены по Вашему желанию незамедлительно…»{128}

…Не известно, успел ли Троцкий закончить партию со Сверчковым, или Первая мировая война, разметавшая не только шахматные фигурки, но и целые государства по разные стороны бесконечных проволочных заграждений, отодвинула в невозвратное неожиданную фантазию эмигранта. Не знаю, побывал ли он после Октябрьской революции в клубе на шахматном турнире. Важно другое: революционер всегда находил время разобрать интересную партию.

Правда, пройдет несколько лет, и Д.Ф. Сверчков будет просить покровительства и помощи у Троцкого, который станет к тому времени могущественным членом Политбюро и Председателем Реввоенсовета Республики. Думаю, некоторые подробности этого обращения заинтересуют читателя, ибо характеризуют политический климат того времени. В мае 1922 года он получит письмо от Сверчкова, где тот сообщает, что летом 1917 года, когда Временное правительство арестовало Троцкого, «газеты вопили о необходимости жестокой расправы и я опасался, что тебе грозит расстрел. Я был в то время меньшевиком, занимал правую позицию и резко выступал против большевиков.

Еще в 1909 году в Париже во время пленума ЦК я слышал от Мартова, Дана и других историю о присвоении большевиками себе наследства фабриканта Шмидта, который оставил его РСДРП. Мартов, которому тогда, в 1917 году, я безусловно верил, говорил об обманах, к которым прибегнул большевистский центр, чтобы воспользоваться наследством без раздела его с другой фракцией единой тогда партии с.д. Говорилось тогда много и резко на фракционных меньшевистских собраниях по поводу тифлисской экспроприации и размене за границей большевиками полученных от этой экспроприации 500-рублевок. Всему этому я верил, ибо самым категорическим образом говорили об этом Мартов с К0 и родственники Шмидта – его сестра и ее муж, с которыми мне пришлось познакомиться в Париже…»

Дальше Сверчков пишет, что все это он изложил в своем письме в 1917 году министру юстиции в правительстве Керенского и как бы взамен «просил освободить тебя за моей ответственностью. В письме этом я противопоставил тебя большевистскому центру и, желая выгородить тебя и возродить полное доверие к себе со стороны правительства Керенского, тем резче отзывался о большевиках». Затем Сверчков отмечает, что готовится большая публикация о выступлении большевиков 3–5 июля 1917 года и будет напечатано это его письмо правительству Керенского. «… С опубликованием этого письма теперь чрезвычайно затруднится – если не станет совсем невозможной – моя работа, т.к. письмом воспользуются для того, чтобы дискредитировать мои выступления и уничтожить мой авторитет…