Читать интересную книгу Троцкий. «Демон революции» - Дмитрий Волкогонов

В сентябре 1912 года «Киевская мысль» попросила Троцкого дать серию статей и репортажей о Балканах, где сложилась взрывоопасная обстановка. Материальные условия были предложены хорошие, политическая погода Европы показывала как будто штиль, и Антид Ото (так подписывал свои статьи в киевской газете Троцкий) согласился. Ему предстояло осветить две национальные войны, где проигравшими оказывались народы, руками которых они велись. Напомню детективный характер этих войн. За спиной воюющих государств, конечно, сталкивались интересы крупных держав: Российской и Австро-Венгерской империй, Англии, ряда других стран. Яблоком раздора была Македония (тогда турецкая провинция), на которую претендовали Сербия, Болгария, Греция. Но освободить ее можно было лишь сообща. Возник Балканский союз{115}, направленный своим острием против Турции. Поводом для начала войны послужила резня в македонских населенных пунктах Иштипе и Кочанах. 13 октября 1912 года Болгария от имени союзников вручила Турции ноту, похожую на ультиматум. Нота осталась без ответа. Начались боевые действия. Болгары, сербы и греки заняли к декабрю почти всю Македонию. Турция запросила перемирия, но тогда мир не был достигнут. Лишь 30 мая 1913 года в Лондоне был подписан мирный договор. Послы крупных держав помогли так поделить плоды победы, что все остались недовольны, у всех возникли новые претензии друг к другу, в результате чего между вчерашними союзниками в июне 1913 года началась вторая Балканская война. Против Болгарии выступали Сербия, Черногория и Греция, к которым присоединились Румыния и Оттоманская империя. Через месяц Болгария оказалась побежденной. В августе 1913 года в Бухаресте был заключен еще один мирный договор, по которому Македонию поделили Сербия и Греция, а болгарская провинция Новая Добруджа перешла к Румынии. Война никого не примирила, никаких узлов не распутала, а лишь создала новые очаги напряженности. Троцкому предстояло обо всем этом поведать украинскому и русскому читателю.

С фронтов Балканских войн он отправил более 70 статей, репортажей, корреспонденции, составивших шестой том его сочинений. Почти все они написаны с блеском, мастерски, ярко. Думаю, что «балканские письма» с особой силой проявили литературную мощь Троцкого. Но он часто не был беспристрастным летописцем. На Балканах, в этом «ящике Пандоры Европы», как он выражался, негативную роль, по его мнению, играли «рука царизма» и панславянская идеология. Верно подмечая столкновения интересов крупных держав на Балканах, Троцкий и мысли не допускал, что царизм, с которым он смертельно враждовал, мог иметь какие-то законные интересы в этом «ящике». Вначале его корреспонденции с фронтов выражали симпатию южным славянам, но, по мере того как он убеждался, какие надежды они возлагают на помощь России, тон его стал меняться. Он неожиданно стал защищать терпящих поражение турок. Это сразу же вызвало бурю протеста в Софии, Белграде, Киеве, Петербурге. Болгары даже запретили ему посещать фронт, когда он стал писать о «зверствах» союзников по отношению к туркам. Троцкий все больше ополчался против славянофильства, видя и здесь главным образом самодержавное влияние Петербурга. В своих «Открытых письмах» поэту Петко Тодорову и профессору Милюкову Троцкий защищал свое видение панорамы войны, как он выражался, с позиций не национальных, а интернациональных. Но на многие события Троцкий смотрел достаточно поверхностно, не понимая глубинных социально-экономических причин бессмысленной бойни.

Когда началась вторая Балканская война, Троцкий вновь оказался на театре военных действий, его симпатии вновь были на стороне побежденных, но теперь уже… болгар. Сейчас он писал о «зверствах» новых победителей… Повествуя о войне как об антицивилизации, корреспондент «Киевской мысли», будучи до мозга костей политиком, пробовал сформулировать рецепты будущего устройства для Балкан. Еще в 1909 году Троцкий писал: «Только единое государство всех балканских национальностей на демократическо-федеративных началах – по образцу Швейцарии или Северо-Американской республики – может внести внутреннее умиротворение на Балканы и создать условия для могущественного развития производительных сил»{116}. Затем, уже в ходе войны, он не раз высказывал эту почти утопическую мысль. Правда, сама панорама войны с ее смертями и разрушениями часто заставляла усомниться в прожектах, которые рождаются на основе схематизма и абстрактных предположений. «Мы научились носить подтяжки, писать умные передовые статьи и делать шоколад «Милку», – находим мы в рукописях саркастические строки корреспондента «Киевской мысли», – а когда нам нужно всерьез решить вопрос о сожительстве нескольких племен на благодатном полуострове Европы, мы бессильны найти другой способ, кроме массового взаимоистребления»{117}. Впрочем, основной смертельный оппонент Троцкого тоже пытался в 1947 году создать на Балканах федерацию… Вспомним, вскоре после Второй мировой войны Сталин хотел воскресить эту идею, из которой, естественно, ничего не получилось, кроме обострения отношений с Болгарией и Югославией.

Корреспонденции Троцкого с балканского театра войны, как бы к ним ни относились тогда и сегодня, несут на себе печать яркого пацифизма, против которого он через несколько лет так ополчится. В его статьях, опубликованных всего два-три года спустя, пацифизм характеризуется уже как глубокая утопия. Заимствуя идеи циммервальдской резолюции (сентябрь 1915 г.), Троцкий напишет: «Рабочие должны отвергнуть утопические требования буржуазного или социалистического пацифизма. Пацифисты порождают на место старых иллюзий новые и пытаются поставить пролетариат на службу этим иллюзиям…»{118}

Однако картины войны, создаваемые талантливым пером Антида Ото (он же Л. Янов), вновь и вновь рождали эти «иллюзии», которые десятилетия спустя, в эпоху нового мышления, предстанут как высшие истины. Но нельзя требовать от Троцкого того, чего не выдвинула эпоха. Просто его умозрительные схемы о войне здорово расходились с тем, что он видел: «…на станции Чуприн, в Сербии, встретили транспорт пленных – 190 турок и арнаутов. Их высадили из вагонов и уводили за город – в казарму или в тюрьму. Это не первая картина горя и унижения человеческого, которую я видел в жизни, и в частности здесь, на Балканах. Но такой я еще не видел. 190 человек израненных, истерзанных, больных, наряженных в лохмотья и тряпки, в какие-то последние остатки человеческой одежды, кое-как обмотанные вокруг несчастного человеческого тела. У многих сохранились на ногах опорки. У других ступни обернуты тряпками… Холодно, сыро, но около трети – совсем босые.

Эти пленные в Чуприне – самая правдивая картина войны: оборонительной и наступательной, колониальной и национальной. Эту картину должен был бы перенести на полотно большой, честный и умный художник. И она была бы стократ страшнее всех симметричных ужасов Верещагина или Леонида Андреева»{119}.

В рукописях Троцкого, хранящихся в специальном фонде бывшего Центрального партийного архива, много материалов о Балканских войнах, осуждающих насилие вообще. «Я ехал на Балканскую войну, считая ее не только вероятной, но и возможной. Но когда… я узнал, что несколько столь хорошо знакомых мне человек, политиков, редакторов и доцентов, стоит уже под ружьем, на границе, на передовой линии, и что им первым придется убивать и умирать, тогда война, абстракцией которой я так легко спекулировал в мыслях и статьях, показалась мне невероятной, невозможной»{120}. Конкретное видение событий часто ломает абстракции и логические конструкции и схемы, особенно если видишь, как «война всасывает в себя все новые и новые свежие силы и выбрасывает к нам сюда отработанный человеческий материал: раненых и пленных»{121}.

Троцкий умел тонко подмечать отдельные штрихи быстротекущего бытия, которые рельефно высвечивали главное в его статьях: беспросветное горе войны, нечеловеческое ожесточение людей, националистический угар и потрясающее долготерпение… Приведу еще один отрывок из рукописи его статьи, озаглавленной «На Балканах» и подписанной «Белград, 28 сентября, Л. Яновъ». В ней говорится: «…женщины Востока, вьючные животные с младенцами на руках, с грязными грудями, висящими из сорочек, с кулями за спиной и под локтем, пробиваются в дверь вагона, проталкивая коленями какую-то поклажу впереди себя. За ними крестьяне, навсегда почерневшие от земли и от солнца, корявые, кривоногие, низко придавленные тяжкой властью ее. Молодухи в сарафанах, засиженных блохами. Скрюченные старушки с зобами в черных платках, опершись на посох, сидят на скамьях 3–4–5 часов без слов и без движения. Какое страшное все-выносящее терпение!»{122}

«Балканские письма» Троцкого – письма политика и журналиста, заглянувшего в «ящик Пандоры». Он, конечно, не знает, что менее чем через десять лет будет еще на одной войне, но в качестве не летописца, а одного из главных действующих лиц долгой и кровавой драмы. Повторюсь: Антид Ото своими писательскими миниатюрами срывал покровы со страшного лика войны, но, осуждая ее, в своих теоретических рассуждениях он продолжал говорить о «безжизненности гуманистического, моралистического взгляда на войну». Троцкий все еще верил, что войну можно искоренить войной. Тогда еще, пожалуй, никто не мог знать, что это и есть страшная Утопия. Не пацифизм, способный в будущем стать планетарной тенденцией, а война, которая силой подменяет человеческий разум, будет уценена историей навсегда.