Кэйт увидела кровь, пропитавшую костюм Гиньоля. Его маска погнулась, нос съехал в сторону, словно Гиньоля сильно избили.
Даже в преддверии смерти она пыталась разобраться в происходящем.
Быть может, Гиньоль был невольным участником этого après-minuit? Она видела, что его глаза закрыты, точно он не хотел смотреть на все это.
Морфо привязал поводок к столбу и пнул Гиньоля.
Шоу началось…
Первым выступал Старый Солдат.
Оркестр заиграл марш, и Солдат отсалютовал зрителям оставшейся левой рукой. Он сел на стул и с отрепетированной сноровкой снял левый башмак правой ногой. Куда сложнее был стянуть носок и закатать штанину – та все время сползала.
Блондинка Мортена расхохоталась. Керн повернул голову – только голову, его плечи даже не шевельнулись, как у совы, – и взглядом заставил ее замолчать. Девушка потянулась к фляге. Голова священника вернулась на место, и он махнул рукой: «Продолжайте!» Вторая его рука скользнула под рясу и начала характерно двигаться.
Малита пришла Старому Солдату на помощь и взрезала штанину складным ножом, начав от лодыжки и проведя лезвием чуть выше колена. Ткань легко разошлась. Хотя Солдат явно был инвалидом, нога выглядела здоровой.
– Vive la France! – воскликнул он. – Vive la Republique![156]
Оркестр заиграл «Марсельезу», временами намеренно не попадая в ноты, – для пущего комического эффекта.
Орлофф вручил Старому Солдату пилу, и тот приступил к работе.
Он мужественно подавлял желание завопить и лишь тихонько постанывал и закусил усы, производя аутоампутацию. Кэйт поняла, что вообще-то он был правшой. Левой рукой он действовал неуклюже, и пила все время соскальзывала, не попадая в зияющую рану. Тем не менее Солдат сумел перепилить кость и только потом потерял сознание.
Любовница Мортена закусила костяшки пальцев от ужаса. Мортен взял ее за шиворот, как котенка, и заставил смотреть.
Старый Солдат упал со стула. Из перерезанных вен хлестала кровь.
Кэйт увидела в ране желтоватую кость и белесые хрящи.
Занося топор палача, подошел Морфо.
– Нет, – осадил его Дю Руа. – Он должен быть в сознании.
Доктор Орлофф наложил на рану жгут, чтобы остановить кровотечение, а затем поднос к носу Старого Солдата нюхательную соль.
– Простите… – По его лицу градом катились слезы боли. – Это была… минутная слабость.
Морфо обрушил удар топора. Угол был неудачным, и лезвие не прорубило ногу полностью.
Старый Солдат закричал. И опять принялся просить прощения.
Доктор Орлофф положил размозженное колено на стул – получилась импровизированная колода для рубки мяса. Морфо довершил начатое и, оторвав ногу, швырнул ее в Гиньоля. Тот дернулся, когда ступня отрубленной ноги попала ему в лицо.
Доктор затянул жгут.
Конечно, это была лишь временная мера, но кровотечение остановилось, и Орлофф принялся умело орудовать раскаленным железом, ниткой и иглой.
Заскучавшие зрители начали перешептываться. Музыканты заиграли африканский танец кекуок.
Кровь, заливавшая клеенку, уже подступала к ногам Кэйт. Ее собратья по беде либо пребывали в состоянии шока, либо сошли с ума.
Жизнь Старого Солдата была спасена, и его унесли прочь… Быть может, сейчас он думал о четвертом выступлении в этом представлении, хотя Кэйт не знала, какой еще трюк он смог бы провернуть.
Алый Круг не был особо впечатлен.
Жанно-у-Гримерки, протрезвев, попытался пуститься в бегство. Он поскользнулся на крови, прозвучал выстрел, и пуля пробила ему голову. Бедняга умер мгновенно. Тело дернулось, ноги оторвались от пола, и Жанно, повалившись на окровавленную клеенку, так и остался лежать в неестественной позе.
Послышались жидкие аплодисменты – зрители не оценили этот экспромт.
Малита прикусила губу от разочарования. Наверное, она собиралась потом поразвлечься с этим красавчиком сама.
Запахло порохом, на сцену упала гильза.
Гиньоль потянул за ошейник, пытаясь его ослабить. Шлюшка Мортена потрясенно молчала. Керн застонал от наслаждения. Ассолант возмущенно пробормотал: «Терпеть не могу трусов – всех их нужно расстрелять!» Дю Руа все еще скучал – он ведь сам сказал, что больше не получал удовольствия от обычных убийств.
Человек умер прямо у нее на глазах. Кэйт уже была за гранью ярости и ужаса.
Доктор Орлофф не был столь талантливым конферансье, как Гиньоль. Он занудствовал, запинаясь и хмыкая, и пытался оттянуть время до следующего представления.
Жанно-у-Гримерки сбил его с толку.
Пришлось убирать труп и вытирать лужу крови, а затем посыпать клеенку песком. Все это происходило при зрителях, а Орлофф только суетился.
Дю Руа раздраженно уставился на него. Кэйт подумалось, что актеры, впавшие в немилость Алого Круга, сами устраивают свое последнее блистательное выступление.
Малита выдернула ее из ряда ожидавших бедняг. Одна из сироток ухватилась за юбку Кэйт. Малита замахнулась, намереваясь влепить девочке пощечину, но Кэйт парировала удар и сказала малышке, что все будет хорошо. Ей едва удалось заставить себя произнести эту ложь, язык во рту не поворачивался. Малита подвела ее к скамейке с реквизитом.
Ассистент продемонстрировал ей нож и воткнул острие себе в ладонь. Лезвие скользнуло в рукоять. Затем он передал бутафорский нож Кэйт. Сумеет ли она как-то воспользоваться лезвием? Малита нетерпеливо показала ей, как спрятать оружие в сапог.
– В духе Монмартра, мы представляем знаменитый танец апашей! – провозгласил Орлофф. – Исполнят его звезда нашего театра Морфо и приглашенная гостья… мисс Кэтрин Рид из Дублина.
Так вот почему ее переодели французской уличной шлюхой.
Оркестр заиграл вальс из балета «Бабочки».
Малита вытолкала Кэйт на сцену. Морфо уже ждал. Одноглазый громила теперь нарядился в облегающую полосатую рубашку и красный шейный платок, в уголке рта – сигарета. Его щеки украшали красные и желтые полосы – индейская боевая раскраска, будто он был одновременно и апачем, и апашем.
Недавно Кэйт видела это представление – грубый танец-драка, при котором сутенер гоняет свою проститутку, чередуя шлепки и пинки с поцелуями. Но Кэйт, учитывая интересы Алого Круга, предполагала, что драка вовсе не будет постановочной и смягчать удары никто не собирается. Да и мысль о том, что ее поцелует Морфо, не казалась особо приятной.
Неудивительно, что ей дали бутафорский нож, которым никого не ранишь.
Морфо принял странную позу матадора: кулаки уперты в бока, таз вперед, грудь колесом, сам приподнялся на цыпочки. Он искоса взглянул на Кэйт единственным глазом. Чувствовалось в этой павлиньей позе какое-то тщеславное самолюбование.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});