Важнейшим фактором, оказывавшим влияние на распространение федералистских идей, являлся ирландский вопрос. Борьба ирландцев против экономической и политической власти Великобритании над их страной во второй половине XIX в. проходила в различных формах – от бойкотов до террористических актов. Беспрецедентное внимание проблема привлекала в начале 1880-х гг., когда лидер либеральной партии и премьер-министр У. Гладстон выступил в поддержку требований ирландских националистов о гомруле, праве самоуправления для Ирландии. Не прекращавшиеся волнения в Ирландии, бурные дискуссии в парламенте, выступления представителей обеих политических партий по ирландскому вопросу привлекли внимание к проблеме развития внутриимперских отношений в целом. Представители консервативной партии и группы либерал-империалистов выступали за сохранение унии Англии и Ирландии. В требованиях ирландских националистов они видели угрозу целостности Британской империи. Потеря Ирландии, по мнению Дж. Чемберлена, продемонстрировала бы слабость метрополии, нерешительность ее руководителей, дала пример национальным движениям в других зависимых странах[255]. Согласно высказыванию лорда Солсбери, британские руководители должны были продемонстрировать присутствие «имперского инстинкта», забыв о котором, можно было утратить не только Ирландию, «но и более крупные и намного более дорогие драгоценные камни в короне этой страны»[256].
Необходимо отметить, что в последние десятилетия XIX в. сохранение целостности и единства империи уже не казалось неоспоримым фактом, как это было в 1850—1860-х гг. Прежде всего, исчезала уверенность в том, что переселенческие колонии будут всегда следовать в фарватере политики метрополии. Постоянную тревогу в Лондоне вызывали развитие торговых связей Канады и США, проходившее на фоне выступлений в британском доминионе сторонников объединения американских государств[257]. О желании присоединиться к США неоднократно заявляли власти Ньюфаундленда. Стремление вести самостоятельную политику, максимально освободившись от контроля из Лондона, проявляли руководители южноафриканских колоний. Таким образом, вслед за повышением уровня локальной автономии переселенческих колоний могло последовать либо объединение государств «белой империи» в добровольный союз на основе принципа равенства, либо окончательное отделение автономий.
Базовой проблемой при проведении интеграционных процессов было определение и создание единого органа для представителей всех членов федерации, полномочия которого постепенно бы расширялись. Выдвигались проекты постоянного представительства правительств самоуправляющихся колоний в составе Королевского тайного совета или британского кабинета, преобразования британского парламента путем включения колониальных депутатов в одну из его палат, создания информационного совета из специально уполномоченных представителей колоний, который имел бы консультативные функции. Однако, по мнению многих федералистов, создаваемые органы должны были иметь реальную власть[258].
Сами авторы проектов представляли многочисленные трудности в их практической реализации. Политические изменения в рамках «белой империи» неизбежно затронули бы иные важнейшие аспекты процесса интеграции: образование имперского военного союза и введение единого таможенного тарифа. Препятствием была и новизна предложений для неписаной английской конституции, необходимость смоделировать их таким образом, чтобы не вызвать разрушения всего механизма империи. Значительную роль имело традиционное нежелание англичан допускать колониальных представителей к решению каких-либо проблем метрополии. Известно, что согласно основным политическим принципам Англии представительство увязывалось с налогообложением.
Положение Великобритании как центра империи в последние десятилетия XIX в. еще обеспечивалось и материальным богатством, и многочисленным населением. Однако, как отмечал исследователь внутренней политики британских автономий Р. Джебб, в перспективе Англия могла оказаться практически на одном уровне с Новой Зеландией в имперских законодательных органах, избранных пятью нациями на демократической основе[259]. Более того, англичане настаивали на пропорциональном разделении прав и обязанностей, поскольку расходы на оборону всей империи несла исключительно метрополия.
Значительной популяризации новых идей способствовали реальные успехи – проведение в 1886 г. в Лондоне колониальной выставки и конференции сторонников Лиги имперской федерации с весьма представительным составом. Благодаря активной работе исполнительного комитета Лиги стало возможным и проведение первой колониальной конференции в 1887 г. Однако в период подготовки конференции британские официальные лица подчеркивали консультативный характер предстоящего собрания и нежелание правительства метрополии рассматривать в ее ходе любые аспекты имперской федерации. В своей речи на открытии конференции премьер-министр лорд Солсбери попросил делегатов не заниматься обсуждением «амбициозных схем конституционных изменений», объяснив свое решение наличием множества дискуссионных вопросов[260]. Поэтому в центре внимания оказались вопросы имперской обороны, а также почтовых и телеграфных коммуникаций.
Тем не менее первая колониальная конференция сразу начала оцениваться современниками как своеобразное эпохальное событие имперской истории. Авторы специально подготовленного к юбилею издания «Правление королевы Виктории» прогнозировали «близкие изменения в колониальной системе», прелюдией к которым могла стать конференция[261]. На собрании членов Лиги имперской федерации лорд Розбери торжественно заявил о том, что колониальная конференция сама по себе является реализацией имперской федерации. В ноябре 1889 г. были официально внесены изменения в формулировки целей и задач Лиги[262]. В новой программе приоритетным становилось единственное направление – обеспечение регулярного проведения конференций, в ходе которых будут рассматриваться предложения о дальнейшем углублении политических взаимосвязей. Однако, придя к компромиссному решению в вопросе федерации, члены Лиги не смогли придти к общему мнению по проблеме экономического союза, разделившись на сторонников протекционизма и приверженцев фритреда. В 1894 г. Лига была распущена. Вместе с тем, по мнению ее организаторов, она выполнила свою основную задачу по подготовке общественного мнения страны к тому, что колонии будут играть все большую роль в жизни Великобритании и политике империи[263].
Последняя в XIX в. попытка реализации проекта имперской федерации была предпринята министром колоний Дж. Чемберленом, ставшим своего рода харизматичным лидером приверженцев идеи имперской интеграции. Согласно его взглядам, интеграцию «белой империи» должны были в неразрывном единстве обеспечивать политический союз, система имперских преференций и военное сотрудничество. Центральной темой большинства выступлений Чемберлена стала идея единства англо-саксонской расы, этого «гордого, стойкого, самодостаточного и решительного рода», которому «предназначено судьбой стать преобладающей силой будущей истории и мировой цивилизации»[264].
В своей речи на открытии третьей колониальной конференции в 1897 г. Чемберлен прямо предложил ускорить процесс объединения, создав совет представителей колоний, первоначально для обсуждения всех второстепенных общеимперских вопросов[265]. Несмотря на разнообразие собственных идей и проектов, министр колоний подходил к проблеме с практической стороны: расширению прерогатив автономий в управлении империей должно было предшествовать пропорциональное разделение ее тягот. Однако делегаты уклонились от рассмотрения практических предложений и ограничились лишь традиционным выражением лояльности британской короне. Как показывали дебаты, фигура британского монарха имела весьма большое значение для жителей переселенческих колонии. Однако, провозглашая верность королеве, автономии отказывались демонстрировать лояльность имперскому парламенту. Премьер-министр Канады У. Лурье заявлял: «Британская империя сейчас состоит из наций, это союз наций, которые разделяют лояльность одному суверену»[266]. Отчасти нежеланием колонистов менять сложившиеся внутриимперские отношения и объяснялся провал федералистских проектов конца XIX в.
Таким образом, проблема политического устройства стран Британской империи рассматривалась применительно к каждому конкретному типу зависимого владения. Английские политики и государственные деятели были убеждены в том, что они ответственны за распространение передовой политической модели и способны передать свой опыт многочисленным народам Британской империи. Тем не менее существующие реалии не позволяли надеяться на скорое достижение этой цели в особенности в странах «зависимой империи». Поэтому имперская идея второй половины XIX в. скорее обосновывала необходимость применения авторитарных методов правления Британской Индией и коронными колониями. Подавляющее преимущество англо-саксонской расы, «отсталость» народов Азии и Африки, по мнению британцев, обусловили их право на господство и безраздельный контроль над зависимыми территориями. В то же время осознаваемые сложности политического реформирования, с которыми англичане сталкивались в Британской Индии, заставляли постоянно подчеркивать предпочтение, отдававшееся косвенному контролю Великобритании над туземными странами, системе протекторатов.