Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расплескалась синева, расплескалась,
По тельняшкам разлилась, по беретам,
Даже в сердце синева затерялась,
Разлилась своим заманчивым цветом.
Сначала гимн пели несколько бойцов, затем к ним присоединились все бойцы разведывательной роты.
Песня набирала силу:
За дюралевым бортом шум моторов,
Синева лежит на крыльях, как краска.
Ты не бойся синевы, не утонешь,
Это сказочная быль, но не сказка.
Песню подхватили десантники 9-й роты, за ними – 7-й:
Помнишь, в детстве на коврах-самолетах
Неизвестные открыли маршруты,
А теперь нашлась нам в небе работа —
Синевою наполнять парашюты.
И загремела в унисон торжественно-угрожающе песня, волнами перекатываясь от позиции к позиции, символом стойкости и непобедимости российских десантников:
Расплескалась синева, расплескалась,
По петлицам разлилась, по погонам.
Я хочу, чтоб наша жизнь продолжалась,
По суровым, по десантным законам.
И громче повторение:
Я хочу, чтоб наша жизнь продолжалась,
По суровым, по десантным законам.
Последние слова гимна утонули в автоматных очередях разъяренных боевиков – они прекратили боевой хоровод и открыли огонь по позициям батальона. Но песня, допетая до конца, все плыла над привокзальной площадью…
Опережая события, отмечу, что позже, где-то в феврале месяце, Голубятников узнал, что 4 января один из ведущих российских телеканалов передал в эфир интервью с полевым командиром, одним из ближайших сподвижников Дудаева. Полевой командир сказал – и это показывали на всю страну в новостях, – что с русскими войсками покончено. Грозный контролируется армией Ичкерии, только в районе железнодорожного вокзала пока еще обороняется кучка десантников, и их судьба будет решена в ближайшие часы. В следующем выпуске новостей телеведущий сообщил, что российские войска оставили Грозный. Подобная дезинформация вызвала понятную панику среди семей офицеров и прапорщиков в Рязани. Было неясно, что с батальоном, ведь это его личный состав оборонял привокзальную площадь. Женщины пришли в полк, требовали от командира разъяснения обстановки. Серебрянникову пришлось связываться и с Москвой, и с Тулой, и с Грозным. Наконец он успокоил женщин, сообщив, что информация, переданная по телевидению, не соответствует действительности, батальон продолжает удерживать занимаемые позиции и закрепился на плацдарме крепко, получая всю необходимую поддержку от вышестоящего командования российских войск, которые не только не оставили Грозный, но, напротив, с каждым часом укрепляют свои позиции. И не русские, а боевики несут большие потери. Командир полка успокоил женщин, а вот телеканал не удосужился дать опровержение переданной дезинформации.
А позже, когда батальон, выполнив поставленные задачи в Чечне весной 1995 года, в мае вернулся в Рязань, Голубятникова в парке боевых машин нашел посыльный по штабу. Передал, что дежурный по полку просит командира батальона срочно явиться в штаб. Голубятников спросил – зачем? Командир полка вызывает? Посыльный ответил: нет, вам будут звонить из Парижа. Святослав крайне удивился: что это, неудачная шутка? Но прошел в дежурку. И действительно, вскоре раздался звонок. Дежурный передал трубку Голубятникову, и комбат услышал голос своего товарища еще по Суворовскому училищу, Анатолия Собина:
– Слава, ты?
– Толик? Откуда?
– Привет, дружище!
– Привет, откуда звонишь? Связь прекрасная.
– А тебе не говорили? Из Парижа.
В свое время, окончив Суворовское училище, друзья поступили в разные училища. Позже Святослав узнал, что Анатолий уволился из Вооруженных сил, уехал в Питер, окончил там юридический факультет и после окончания работал во французской крупной компании юристом.
Собин продолжил:
– Смотрел телевизор здесь, в Париже. Показывали интервью с Ковалевым. Тот о войне в Чечне рассказывал, как у нас все плохо, армия разбита… О том, как однажды он ходил на переговоры в район вокзала, там держал оборону батальон рязанских десантников. И как отвратительно его приняли. Даже комбат не соизволил встретиться, а замполит батальона вообще нахамил. Бойцы были агрессивно настроены. Несмотря на все убеждения, Голубятников будто через замполита сказал, что батальон не только не уйдет с вокзала, но и всю Ичкерию возьмет. Честно говоря, интервью вызвало смех. Лихо ты отшил парламентеров!
– Да, было дело, я сейчас подробности и не помню, – ответил Голубятников.
– Тебе Героя дали?
– Присвоили. Но это не важно. Как ты-то на меня вышел? Прямо в полк.
– Пришлось все связи подключить. Через Министерство обороны узнал, что ты в Рязани, а из Москвы меня связали прямо с дежурным. Хорошо, ты оказался на месте. Нам бы встретиться, Славик. Сколько не виделись…
Святослав улыбнулся:
– Извини, Толя, но в Париж у меня командировки не предвидится. Ни одному, ни с батальоном.
– Шутку оценил. Узнаю кадета Голубятникова. Я скоро в Питер приеду. Может, туда выберешься?
– Как приедешь, позвони, возможно, и выберусь.
В Санкт-Петербурге друзья позже встретились. Вспоминали кадетскую юность и о злополучном интервью господина Ковалева не забыли. Смеялись. Тогда происходившее в начале января выглядело совершенно по-иному…Находившиеся на КНП батальона старшие офицеры улыбались, настроение поднялось. Юрченков показал большой палец правой руки:
– Во, мужики! Пусть знают, суки бородатые, что десантников им никогда не победить.
Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. И тут же командир разведывательной роты капитан Телинский доложил:
– Аркан! Я – Вьюга! И что за день сегодня? К нам опять гости.
– Та же делегация? – удивился Голубятников.
– Нет, я неверно выразился. К нам гость. Очередной парламентер, по виду солдат из тех, что в плену у духов. Пропустить?
– Да, по той же схеме.
Плененного солдата-парламентера приняли, как и остальных, накормили, напоили. После чего Голубятников присел напротив солдата:
– Ну, что на этот раз хотят душки?
– Их полевой командир велел передать, что желает лично встретиться с вами, товарищ подполковник, – ответил боец.
– Вот как? Где и когда полевой командир желает встретиться со мной?
– У них, во дворе соседнего квартала.
– Где духи кружили свой танец?
– Так точно! А время он не называл. Сказал, пусть его вы определите. Но чем быстрее, тем лучше.
– Понятно.
– Мне идти надо, товарищ подполковник! Что передать чеченцам?
– Передай, через полчаса в центре привокзальной площади. Один на один.
– Вряд ли главарь пойдет на площадь, – сказал Кувшинин.
– Тогда так: мое предложение передай, а чтобы не гонять парламентеров без толку, уточняя мелкие вопросы, записывай частоту, по которой полевой командир может выйти на меня, используя радиостанцию.
Майор Кувшинин сам записал частоту, передал листок бумаги солдату.
– Отдашь листок с частотой главному духу, – сказал Голубятников. – Если он не захочет прийти на площадь, пусть настраивает станцию и выходит на меня по связи. Мой позывной Скала. Его пусть будет… Танцор, слишком уж фанатично водят хоровод его подчиненные. Впрочем, может называть себя как пожелает. Ты все понял?
– Понял, товарищ подполковник!
– Ну, тогда ступай с богом! Тебя проводят. И передай сослуживцам: пусть держатся, мы рядом.
– Спасибо, передам.
Вручив солдату пачку сигарет, Голубятников отпустил парламентера. Того провели в расположение 9-й роты, далее в здание дислокации разведчиков, а оттуда он прошел в соседний квартал пятиэтажных домов. Стрельба снайперов возобновилась. Десантники не отвечали. Исполняя приказ, экономили патроны, да и целей для ответного огня не наблюдали.
Через 15 минут сигналом вызова сработала радиостанция КНП. Сержант Выдрин обратился к Голубятникову:
– Товарищ подполковник, Скалу вызывает Грозный.
– Грозный? Не понравился полевому командиру позывной Танцор… Что ж, давай гарнитуру… Скала на связи!
– Это командир группировки, противостоящей вам, бывший офицер Советской армии.
– Я понял.
Полевой командир говорил на русском языке почти без акцента:
– Давай, комбат, встретимся, поговорим, зачем понапрасну людей губить?
– Давай! Я же передал через парламентера, что согласен на встречу. Осталось 15 минут, выходи на площадь, поговорим. Выходи один, без охраны, можешь с оружием, можешь без. Я тоже буду один. Безопасность со стороны своих подчиненных гарантирую.
– Э-э, подполковник, зачем на площадь? Это рискованно при любых, даже обоюдных гарантиях. Приходи к нам. И только к нам!
– За свою жизнь боишься?
– Больно у тебя солдаты злые.
– У тебя не добрее!
– Нет! Мои стрелять не будут, твои будут!
– Я же дал тебе гарантии безопасности. И потом, во время переговоров с делегацией твой снайпер убил моего солдата.
– Это не мой снайпер стрелял. Сейчас его ищут, чтобы наказать. Вокруг вокзала бродит много людей, которые мне не подчинены. Поэтому и говорю, что на площади встречаться опасно. Выстрелит какой-нибудь чужак-одиночка, и нас обоих убьют.