– Ну зачем ты убежала? Я за тебя свою кровь отдал…
Поворачиваюсь на голос и вижу того красавчика-когала. Он стоит на твердой земле и смотрит, как меня втягивает болотная жижа.
– Пожалуйста, помоги, – умоляюще произношу я.
– А ты будешь моей женой? – спрашивает он.
– Я даже имени твоего не знаю, – протестую я.
– Меня зовут Елисей, – отвечает он.
Закусываю губу, боясь что-либо ещё сказать, и закрываю глаза. И внезапно оказываюсь на той самой насыпи. Рельс и шпал всё также нет, вытащены, вместо них остались только вмятины. Вдруг слышу громкий скрежет, в страхе оглядываюсь – из-за поворота на полной скорости прямо на меня несется тяжелая вагонетка с кем-то внутри. Железные колеса врезаются в колеи, с противным скрипом перемалывая мелкие камешки, которые густым веером взлетают позади вагонетки. Нелюди в надвинутых черных капюшонах смеются, улюлюкают, но лиц не разглядеть, словно их там и нет, пустота. Полы рваных плащей развеваются на ветру. Нелюди сжимают в своих руках в тонких белых пальцах (опять без плоти, только кости) толстые косовища литовок, настолько длинные, что кажется, что они метра три, не меньше. Острые изогнутые лезвия сверкают в ночи, отражая лунный свет.
В ужасе спрыгиваю под откос, кубарем скатываюсь в колючие кусты, раздирая на себе одежду, исцарапывая ветками лицо, разбивая губы в кровь. Мимо меня проскальзывают острые лезвия литовок, словно они хотят зацепить меня, достать, срезать мне голову, как смахивают цветки со стеблей. Но у них ничего не выходит, и они уносятся ни с чем, оставляя меня лежать в пыли дорожной насыпи. Закрываю глаза.
– Утро добре! – слышу громкий звонкий голос.
Испуганно подскакиваю на постели и потираю глаза.
– Подымайся давай, солнышко уж встало давно. Я вам чайку с травами заварила, попьем с баранками, – говорит Серафима Трофимовна ставя на стол большой пузатый красный в белый горошек заварочный чайник.
Сердце ещё учащенно бьется со сна, с перенесенного кошмара, но я выползаю из-под одеяла, натягиваю джинсы. Шторы раздернуты и через окна в комнату проникает тусклый дневной свет. Игорь уже встал и куда-то ушел, стоит в углу собранная раскладушка. Мне становится немного стыдно, что я так разоспалась в гостях, наверное, неудобно от этого хозяйке. Собираю постель в стопочку, сдвигаю в угол к окну.
– А как в туалет сходить? – спрашиваю я немного охрипшим со сна голосом.
– Так в огороде. Как выйдешь, всё по досочкам и ступай, – объясняет она.
– Спасибо. И доброе утро, – спохватываюсь я.
Кутаюсь в худи и иду в коридор, напяливаю кроссовки, в дверях сталкиваюсь с Игорем, он в одной футболке, весь продрог.
– Там холодно, – бросает он и проходит в комнату.
– Угу, – бурчу я.
Выхожу в огород. Пронизывающий ледяной ветер заставляет натянуть капюшон и поглубже закутаться в худи. Темные низкие облака роняют редкие тяжелые капли и кажется, что внутри этих капель заморожены льдинки. Пахнет снегом, словно скоро зима, но ведь ещё середина осени. Везде развешено белье, широкие белые простыни полощутся на ветру.
Ежусь и иду по досочкам, как велено, чтобы не замарать кроссовки во влажной земле. Огород у Серафимы Трофимовны небольшой, ещё угадывается, где были грядки, но в основном всё затянуто высокими стеблями укропа с огромными растопыренными зонтиками крупных продолговатых семян. Посередине высокая раскидистая яблоня, листьев уже нет, но яблок полно, больших красных, манящих.
Делаю свои дела, мою руки в уличном умывальнике, ежусь, вода ледяная, и иду к яблоне, уж очень хочется попробовать яблочек. Подхожу ближе, но тут меня ждет разочарование – все плоды висят очень высоко, не достать. Вздыхаю и возвращаюсь обратно. Когда прохожу между развешенными простынями, то до меня доносится какое-то шлепанье. Замираю на месте, настороженно прислушиваясь.
Проходит немного времени и вдруг деревянный крюк ложится на простыню прямо напротив меня, бельевая веревка оттягивается к земле, и сверху показывается длинный крючковатый нос, а уж за ним появляются подслеповато сощуренные глаза. Взгляд фокусируется, обладатель сего видит меня и крюк тут же соскальзывает с простыни, и веревка отпрыгивает обратно. Я отдергиваю простыню и вижу, как по огороду мчится старушка, совсем не по-старушечьи задирая длинные худые ноги в резиновых сапогах и размахивая клюкой. Добегает до изгороди и протискивается в щель между досками. Кажется, что эта та же самая, которую мы встретили ночью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Возвращаюсь в дом. Игорь и Серафима Трофимовна уже пьют чай из больших красных в белый горошек кружек, видимо из того же сервиза, что и чайник.
– Садись к нам, – приглашает Серафима Трофимовна, наливая и мне чай.
Принимаю приглашение, падаю на твердый стул, накрытый круглым вязанным половичком и беру чашку. Чай горячий, ароматный, вкусно пахнет душистыми травами. Чем-то даже похож на когальский чай.
– Там какая-то бабушка с длинным носом по вашему огороду бегает, – сообщаю я Серафиме Трофимовне. – Меня увидала и чесать через дырку в заборе.
– Ох, – вздыхает Серафима Трофимовна, – эта Варвара. До чего же любопытная баба. Как бы беды не вышло.
И в этот момент раздается громкий стук в дверь, заставив нас всех троих подпрыгнуть от неожиданности.
Глава 10. В гостях у Русланы
– Ну, как накаркала, – вздыхает Серафима Трофимовна.
Поднимается с места и шаркает в коридор открывать дверь.
– Кто тама? – произносит она нарочно слабым голосом.
– Бабка Ягодина жива ли ты там? – доносится зычный голос.
– Жива-жива, что мне сделается? – отзывается Серафима Трофимовна и слышно, как лязгает засов. Я, возвращаясь, закрыла только на один.
– То хорошо, – отвечает всё тот же голос.
– Корней Иваныч, что это вы спозаранку и по гостям? – спрашивает Серафима Трофимовна, – ну проходите, я как раз чайку заварила. Попьем с медом, с вареньицем и с баранками.
– То можно.
Слышатся тяжелые шаги и в проеме появляется рослый мужчина в летах. Очень высокий и очень худой, но голос громовой, ему бы в опере петь. Из-за его плеча кто-то выглядывает, виден лишь длинный нос. Уже догадываюсь, кто это мог быть.
– У тебя гости? – притворно удивляется он, – кто такие?
– Студенты. Ночью в лесу заблудили и на мою избушку набрели, вы садитесь, – отзывается из кухоньки Серафима Трофимовна.
– Здравствуйте, – в один голос с Игорем здороваюсь с местными.
Они лишь молча кивают, опускаясь на стулья.
– Вот мы как раз чайку и сели пить, – в дверях появляется Серафима Трофимовна.
В руках у неё поднос, на нем ещё две кружки из того же сервиза и вазочки с вареньем и медом. Серафима Трофимовна составляет всё это на стол.
– Вот мед липовый, а вот гречишный. Вот вареньице брусничное, ежевичное и ваше любимое, Корней Иваныч, черничное, – улыбается она. – И ваше, Варвара Ивановна, крыжевичное.
– Добре, угодила, – хвалит её старик.
Наблюдаю за гостями, они не пьют из чашек, наливают в блюдце и оттуда потягивают. И сахар не кладут в чай, а сразу кубик в рот и гоняют от щеки к щеке. Оба высокие и длинноносые. Варвара Ивановна подслеповата щурится, заглядывая в вазочки. Такое ощущение, будто она носом смотрит, так как глаза настолько прищурены, что создается впечатление, что и вовсе закрыты.
– Мы тут хотели узнать, как выйти к мосту, – говорит Игорь.
– К какому мосту? – уточняет Корней Иваныч.
– Через реку Иречь, – отвечает Игорь, – хотим вернуться обратно в Неклюдовское.
– До реки Иречь добрых километров сорок, да и то близко к реке не подойти, там всё топь да болото, гиблое место. А моста-то там никакого нет, – говорит Корней Иваныч.
– Как нет? – восклицает Игорь и удивленно смотрит на меня. Мол, напутала ты всё, накрутила-намутила, теперь и не выбраться.
– Да был когда-то, простой, деревянный, так его ещё позапрошлой весной паводком унесло, одни столбы-гнилушки и торчат, – добавляет Корней Иваныч. – Да и не нужен он никому, дорогу всё равно развезло, всё сплошняком болотом затянуло.