— А не испужаются? — осведомился парнишка.
— Вишь, ружье у них. И охотник, видать, завзятый, хоть не наших кровей.
— Я могу, — согласился Панкратий. — Только лодку пригоню, чтобы на тот берег сигануть.
Пока мальчик бегал за лодкой, Сафронов сказал Чингизу:
— Не исключено, что то медведь. Жакан у тебя найдется? Да и не только на медведя, — многозначительно закончил он.
Танела слышала это напутствие. Киргиз-охотник ответил:
— Зачем жакан? Сетка есть. Барса брал.
Танела все же на всякий случай подменила сумку охотника с патронами на свою, с виду почти такую же.
На другом берегу мальчишка выскочил первым, прошлепал босыми ногами по воде и стал по-пластунски подкрадываться к ближним зарослям.
Он скрылся в них. Все, затаив дыхание, продолжали сидеть в лодке.
Через некоторое время парнишка появился и пополз к берегу. Он выразительно приложил палец к губам, потом ладонь к щеке, наклонив голову, молча показывая, что нашел своего Афоню и тот спит.
— Спячка пошел, — заметил Чингиз, выбираясь на берег и вытаскивая свою сеть.
Танела выскочила за ним следом, а он протянул ей что-то.
— Патроны не все взяла, — сказал он. — У меня остался. — И он протянул ей два патрона.
Правда, в одном из них она узнала собственную губную помаду, которая была в ее походной сумке, подмененной на охотничью Чингиза.
Танела покраснела. Переглянулась с улыбающимся киргизом, обняла и поцеловала его.
Сафронов деятельно распоряжался охотой. За сетку взялись вчетвером: Сафронов с Болотовым и охотник с пограничником. Казалось, повторяется их «памирский эпизод». Билл снимал видеокамерой из лодки. Том запечатлевал происходящее, вынув блокнот. Все это будет рассказано в самой многотиражной газете, чуждой политики.
Болотов шепнул идущей рядом Танеле:
— Тогда мы его только мельком видели, издали. Но друг мой, художник, Вин Виныч, портрет примата написал. Для музея, заставив меня позировать. Или в самом деле похож? Вам-то как никому другому виднее. Но сутулиться я перестал.
— Нет, не похож, — мотнула головой Танела. Болотов был явно доволен ее словами.
— То за примата, то за попа принимают, — пожаловался он. — А я слово дал, что бороду не сбрею, пока «его» не отловим.
И отлов примата начался.
«Памирцы» использовали свой опыт. Решили сетку не забрасывать вслепую, как в прошлый раз, а накрыть ею «зверя», когда обнаружат его.
Билл задержался в лодке, перезаряжая видеокамеру новой кассетой. Отстав от углубившихся в чащу «охотников», он побежал за ними. И снова, как в Калифорнийском лесу, споткнулся и упал, но если тогда мужественно продолжал съемку, то теперь, к несчастью, он ничего не успел запечатлеть на ленту. И только по рассказу Тома, все наблюдавшего, узнал, что «охотники» зашли за группу низкорослой растительности и там в яме, «берлоге», как они это назвали, сидело уснувшее мохнатое существо.
Когда Танела увидела его, она ахнула. Он был совершенно такой, как в их палатке на Кавказе, сидел в той же позе, уткнув лохматую голову в высоко поднятые колени. Неужели это опять «он», за тысячи километров?!
Но когда «он» поднялся, она поняла, что это другое существо, натянувшее сетку головой, ставшей вровень с кроной соседнего дерева. А лохматая шерсть вверху была с белой отметиной. «Меченый», — как потом скажет Чингиз.
И еще она отлично помнила, что у того «похитителя» уши были человеческие, разве что побольше, а у этого они были заостренными кверху, напоминая ей Бемса, но у того они были подрезаны еще в щенячьем возрасте. А вот у волков…
Сеткой прижимали лесное чудовище четверо дюжих мужчин.
И тут произошло нечто необъяснимое.
Собственно. Танела однажды уже видела это, только ей никто не поверил. А теперь видели все, кроме Билла, так и не сумевшего снять это «необыкновенное явление».
Охотники тупо смотрели на накрытую сеткой яму, где только что находилось, казалось, уже пойманное чудовище.
— Сквозь земля ушел, — сказал Чингиз.
— Это невероятно! — воскликнул Том. — Я этого не видел.
— А куда ж ему еще уйти? — спросил Алеша. — Ясно, сквозь землю. Вроде бы провалился.
— Провал! Провал экспедиции! — воскликнул в отчаянии Сафронов. — Что-то мы сделали не так. Я же говорил…
А что он говорил, он и сам бы не вспомнил. Танела была в восторге.
Стоящий рядом с нею, чтобы оберегать ее, Сеня-очкарик сказал:
— Я могу внести ясность.
— Ясность? Во что? — поинтересовался Болотов.
— Во все то, что мы ищем и что вы в Памире искали, а мы на Кавказе.
— Что тут можно придумать? Что?! — с горечью воскликнул Сафронов.
— Я предлагаю привлечь вековые народные наблюдения. И позволю себе процитировать запомнившиеся мне места из книги Сергея Максимова, изучавшего русский народный эпос.
— У Сени компьютерная память, — сказала Танела Тому.
Подошел, хромая, обескураженный толстый Билл, пока ничего не понимавший в том, что произошло.
Сеня цитировал наизусть, а Том переводил Биллу. Все мрачно слушали.
— «Нечистая, неведомая и крестная сила», то есть от которой только крестным знамением можно избавиться. А дальше еще интереснее: «Идет лесом и ростом равняется с самыми высокими деревьями». У страха-то глаза велики! И еще: «Носится с необычайной быстротой». Ну, кое-кто из нас видел это своими глазами. «Востроголовый, как все черти» — это соответствует нашим наблюдениям, в особенности Танелиным. «У него все навыворот и наизнанку». Здесь, очевидно, имеется в виду далеко выступающая пяточная кость на следе, создающая впечатление, что «он» идет задом наперед. И, наконец, самое главное для нас сейчас: «…указано лешим пропадать или замирать… проваливаться сквозь землю, чтобы появиться на ней вновь…»
— Как вы изволили процитировать? Кому указано проваливаться сквозь землю? — сердито спросил Сафронов.
— Лешим, лешим. Именно к этому выводу я и пришел.
— Мы не за призраками гонялись! Призраки следов не оставляют! — протестовал Сафронов. — Как и любая другая чертовщина!
— А какие есть основания утверждать, что леший призрак? Вовсе нет! Прочитайте Даля. Он говорит о нем, как о вполне реальном существе. Очевидно, оно лишь появляется, но отнюдь не обитает, в самых разных местах: и на Гималаях, и на Кавказе, даже в Ленинградской области… И мы зовем его то снежным человеком, то «человеком пещерным», йетти или приматом, гоминоидом…
— Откуда же «он» появился, нигде не обитая, по вашим словам? — продолжал спорить Сафронов.
— То, что «он» лишь появляется, а не обитает, ясно из того, что «он» еще никогда не умирал в нашем мире.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});