17 марта 1910 г. “Палладу” ввели в Константиновский док, где в продолжение двух месяцев (вместо планировавшегося одного) занимались установкой руля. Металлический завод пытался устранить массовые недоделки в станках 6-дм орудий, которые при испытании на корабле при крене более 2° вместо общепринятых 5 фунтов требовали на рукоятках чуть ли не трехпудовое усилие. Тогда же, в марте, заменили четыре кингстона, необходимые для безопасного продувания котлов, “протаской мин”, проверили правильность и готовность к действию подводных минных аппаратов.
Во всем повторилось на “Палладе”, как и на всех кораблях флота, другое последствие Цусимы — крайний некомплект машинной команды, грозивший выходом из строя дорогостоящих механизмов. Еще осенью 1909 г., готовясь к заводским испытаниям, корабль должен был дать обществу франко-русских заводов комплект кочегаров для предварительного освоения котлов Бельвиля, но только сейчас из машинной школы поступило 50 наспех подготовленных и без всякой практики “малоопытных учеников”. В наличии к 1 апрелю 1910 г. в экипаже состояло всего 218 человек. Из предусмотренных табелью комплектации 545 нижних чинов имелось только 194 от штатной численности и 218 человек машинной команды (не хватало 144 человек).
С подводными аппаратами, несмотря на очевидную тактическую непригодность торпед (калибром 45 см) па не отличавшихся скоростью крейсерах, расстаться все еще не спешили. И не они ли помогли состоявшейся (как и на “Петропавловске” 31 марта 1904 г.) катастрофе “Паллады”. На крейсерах аппараты благополучно просуществовали в продолжение всего срока службы. Сняли их (в 1916 г.) только с “России”, “Дианы” и “Авроры”.
На наших крейсерах к 1 апрелю 1914 г. не хватало 4 унтер-офицеров и 42 матросов на “Макарове”, 1 унтер-офицера и 32 матроса на “Палладе” и 2 боцманмата, два унтер-офицера и 37 матросов на “Баяне”.
Обширными 1 апреля 1910 г. был и перечень недоделок на “Палладе”. К ним относились броневые двери переборок, где на них еще не было креплений по- походному, настилка линолеума в жилых помещениях, мебель и оборудование. Мало было сделано по установке и оборудованию камбузов и мостиков, в пушечных портах не были прорезаны иллюминаторы, в боевой рубке не окончено внутреннее оборудование, отсутствовали вьюшки для тросов, ростры, не были закреплены стеньги на мачтах.
Серьезен был перечень недоделок по артиллерии, где оставались не испытанными башни 8-дм орудий и даже не готовы их мамеринцы. Не были оборудованы дальномерные посты, не готова проводка и оборудование ПУАО в боевой рубке и башнях, а прицелы к орудиям Обуховский завод обещал доставить только к 25 мая. Никак не удалось справиться со станками 6-дм орудий, которые при крепах до 2° поворачивались “с большим трудом”, а при крене в 8° их приводы вовсе не поддавались никаким усилиям.
По минной части в числе 12 пунктов недоделок значились недопоставленная “радиостанция” (этот термин уже входил в употребление), не установленные распределители носовой динамо-машины, отсутствующие телефоны, рулевые указатели, электрические турбины (водоотливные насосы). По штурманской части указывалось на отсутствие рулевых указателей и румпельталей для управления рулем. Не окончено оставалось и устройство для разобщения головы руля в случае заклинивания. По механизмам насчитывалось и вовсе 32 пункта недоделок.
Тем не менее по выходе из дока 27 мая корабль начал подготовку к официальным ходовым испытаниям. Они состоялись 1 июня 1910 г., когда корабль при осадке на ровный киль 21 фут и 125 об/мин. главных машин в продолжение 8 ч пробега достиг скорости чуть более 21 уз. (“с небольшой дробью”, — уточнял председатель комиссии капитан 1 ранга С.Ф. Васильковский). Наибольшая скорость при попутном ветре и течении составила 22,34 узла. Этот случайный результат командиры почему-то любили вписывать в свои строевые рапорты вместо более объективной спецификациониой скорости.
Вернувшись с испытаний, продолжили устранять недоделки. 1 июня все еще не было получено обещанных к 25 мая прицелов 6-дм и 75-мм-Орудий. 6–8 октября на рейде Биорке, имея экипаж из 399 человек, провели испытания стрельбой из минных аппаратов. В течение года к 12 офицерам, имевшимся 1 марта 1910 г., добавились еще 10, по экипаж почти не увеличивался и составлял те же 399 человек.
Из-за оставшегося множества недоделок осенний поход корабля был отменен, и командир Бутаков ходатайствовал перед МГШ о разрешении кораблю зимовать вне Кронштадта. Базирование на Либаву (порт “Императора Александра III”) Ревель и Гельсингфорс позволял для практики выходить в море. Перед окончанием навигации командир рассчитывал принять в Кронштадте необходимые материалы и оборудование, чтобы затем, перейдя в Ревель или Либаву, имея на борту сборную артель во главе со строителем, дать возможность Адмиралтейскому заводу завершить все еще остававшиеся неоконченными работы. 11 октября зимовка была разрешена. 19 октября “Палладу” временно причислили в распоряжение начальника Действующего флота Балтийского моря вице-адмирала Н.О. Эссена, который уже долго добивался ввода корабля в строй.
В первом выходе в пробное плавание из Кронштадта 23 октября машинной команде пришлось стоять вахты в две смены (некомплект остался не устраненным). Проверялась и готовность всех остальных служб. После похода в Ревель и Гельсингфорс по телеграфному требованию Н.О. Эссена вернулись в Ревель (вместо плавания в Либаву), доведя скорость до 14 уз. (75 об/ мин.). В Кронштадт вернулись в ночь на 30 ноября. Особой непогоды в пути не испытали, но все же, как докладывал командир, убедились в том, что “качества крейсера хороши, и он в значительной степени готов”.
24 октября радиостанция “Паллады” подтвердила свою 100-мильную паспортную дальность. Корабль, находясь в Кронштадте, принимал “радиограммы” (этот термин применил командир в своей телеграмме) Ревельской береговой станции и переговоры с находившимся в Поркалло-Удде учебным кораблем “Африка” и радиограмму с эсминца “Пограничник”.
За зимнюю 2–3 месячную стоянку в Ревеле или Либаве командир рассчитывал справиться с оставшимися недоделками. Зимовать было бы лучше в Ревеле, где Адмиралтейский завод имел хорошие связи с местными предприятиями. Поэтому по примеру “Адмирала Макарова” прошлой зимой командир просил разрешения в декабре стать на зимовку в Ревеле. Отсюда он 1 февраля рассчитывал перейти в Либаву, где встать в док, чтобы, как на этом настаивал Н.О. Эссен, быть полностью готовым присоединиться к флоту.
8 ноября вернулись после выхода в море с Н.О. Эссеном. 15 ноября на крейсере, стоявшем в Ревеле, получили телефонограмму от начальника ГМШ вице- адмирала Н.М. Яковлева (1856-?), передававшего предписание министра: зимовать в Либаве, “где закончить все работы и определить там данные для тактического формуляра”. Ходатайство Н.О. Эссена, напоминавшего о неудобствах для Адмиралтейского завода перенесения работ в Либаву, действия не возымело. 19 ноября ему на “Рюрике” в Кронштадте доложили новую телефонограмму адмирала Н.М. Яковлева: “министр остался при своем прежнем решении”. Зимовка “Паллады” в Либаве была решена бесповоротно.
По совпадению с ожидаемыми переменами или по личной инициативе Н.О. Эссена переход в Новый год “Паллады” ознаменовался усиленной практикой, которой он подверг корабль в канун 1911 г. В довершение этих всесторонних испытаний крейсера в Финском заливе адмирал 4 декабря 1910 г. вышел на нем в крейсерство вокруг о. Борнхольм. В полдень 5 декабря крейсер был в померанских водах Германии — в самом ее балтийском логове — на полпути к острову Рюген (в треугольнике маяков Аркона-Рона-Истад в долготе 13°56’).
Совершив еще одно практическое плавание, “Паллада” 9 декабря вернулась в Либаву и по приказанию Н.О. Эссена 12 декабря вступила в вооруженный резерв. Адмиралтейский завод прислал к этому времени своих рабочих, и подготовив материалы, приступил к работам. К ним прибавилось еще оборудование (по просьбе командира) помещений для восьми гардемарин. Вопрос же о включении корабля в гардемаринский отряд оставался нерешенным.
Строительное невезение и бюрократические увертки казенного судостроения почему-то особенно упорно продолжали преследовать “Палладу”. В течение всего 1911 г., вместе с начавшейся в этом году строевой службой, не прекращались, в частности, заботы о выборе типа настилок палуб и формы походной рубки для “Паллады”. Этой проблеме в ГУК (ф. 401, оп. 2, д. 6605, лл. 2-26) посвятил целое дело.
Крейсер “Паллада" во время смотра. 1912-1914-е гг.
К октябрю 1911 г. в итоге долгих настояний командира Адмиралтейский завод начал устанавливать верхнюю походную рубку. Как 27 октября 1911 г. докладывал в ГУК командир, рубка эта получалась очень тесной и неудобной, а по габаритам уступала даже крыше боевой рубки, на которой устанавливалась. Потрясенный таким пониманием со стороны судостроения, не нашедшего нужным согласовать с командиром чертежи рубки, А.Г. Бутаков просил переделать рубку по его личным указаниям. Но начальник Адмиралтейского завода все претензии командира счел необоснованными, а переделки признал возможными лишь после ассигнований дополнительных средств.