Константина подмывало признаться, что прыщ
Нуркин — вовсе не бухгалтер и даже не совсем прыщ, а премьер правительства, фактически — хозяин России, что суетность его происходит от переполнения планами, как рассорить всех и вся и на кровавой волне добраться до власти. На самом деле это уже свершилось, только Костя не понимал, почему здесь этого нет. Что такое «на самом деле» и «здесь» и чем они отличаются, он не понимал тоже, но на всякий случай помалкивал.
На лестнице что-то глухо звякнуло, и замочная скважина приняла в себя ключ.
— Не дышать! — тихо приказал Костя. Ступая как можно ближе к стене, чтоб не скрипели половицы, он прокрался в коридор и встал у двери. Ключ повернули, и в открывшемся проеме появилось худощавое лицо в тонких очечках.
— Добрый вечер, — сказал мужчина, опасно разворачиваясь на девяносто градусов. — Ленок, проходи.
Ленок, хрупкая женщина лет тридцати пяти, так же невозмутимо поздоровалась и, отерев подошвы о сырую тряпку, вошла внутрь. Константин посторонился, пропуская обоих, проследил, хорошо ли захлопнулась дверь, и врезал мужчине по затылку.
— Соседи! — позвал он. — Отбой. По каютам. Соседи двумя тяжелыми мухами вылетели из кухни и устремились к своим комнатам.
— Ой, какой кошмар! — теребя кофту, прошептала Елизавета и, сочувственно глянув на Петухову, прибавила скорости.
Толик на мгновение остановился, но Константин покачал у него перед мордой ножом, и бывший дизелист-тихоокеанец благоразумно последовал за Елизаветой.
— Помогите!! — закричала Петухова, пробиваясь к двери.
Она отчаянно напрыгнула на Костю и вцепилась ему в волосы. Когда стало по-настоящему больно, он оторвал ее, как когтистую кошку, и, подержав на расстоянии, припечатал в лоб. Женщина пролетела метра два и, упав на окаменевший от времени линолеум, проехала почти до конца коридора. По дороге она вляпалась в щи и стала похожа на щетку от пылесоса.
Петухов понемногу очухался и начал неуверенно, цепляясь за стены, подниматься. Костя хватил его рукояткой по макушке — не очень сильно, так, чтоб обезопасить себя еще минуты на три, и пошел за его супругой. Ленок, весьма живучая дамочка, уже подползала к старорежимному висячему телефону из черного эбонита. Скинув на пол трубку и подув в нее три или четыре раза, она с ужасом обнаружила, что провод перерезан.
— Мы бедные, — призналась Петухова. — Откуда у нас деньги? Муж в газете работает. В муниципальной. Я учительница.
— И я учитель, — сказал Константин, склоняясь над женщиной. — География. А вы?
— Русский, литература.
— О-о! Полная загруженность.
— Все равно копейки.
— Я не об этом, — отмахнулся он. — Литература... литература — для меня загадка. Недавно встречался с одним автором. Вы знаете, не то. Ремесленник.
— Кто-то из новых? — увлеченно спросила Петухова, украдкой поглядывая на мужа. — Криминалка? Лавстори? Фэнтези?
Костя спиной почувствовал, что Петухов снова зашевелился, и Ленок, забегав глазами, продолжила:
— Золотой телец, что же вы хотите. Понимаете, в нынешних условиях...
Петухова затараторила про душу и тело, про девятнадцатый век и про что-то там еще. Костя внимал вполуха, стягивая тонкие ручки ремнем и удивляясь ее наивности, — наверно, начиталась популярных изданий по психологии, вот и пытается мозги запудрить.
— На ваших уроках должно быть интересно, — проговорил он, подергав узел. — Умеете увлечь. Только я ведь не маньяк, Лена. И тем более не террорист. Лежите смирно. Телефон, как вы убедились, неисправен, а Елизавета с Анатолием в наших делах не участвуют.
— На по-ома-ащь! — завизжала Петухова.
— Вас не услышат, — грустно произнес Константин. — Стены добротные, в два кирпича. Петр рассказывал, как в детстве ногу сломал, так вериге ли, орал до самого вечера, и ни одна собака...
— Какой еще Петр?
— Вот и я о том же. Вы здесь давно?
— Пятый год.
Сзади соскочил с гвоздя и затрещал спицами велосипед — это Петухов собирался с силами для ответного удара. Костя остановил вращающееся колесо и выволок из-под него мужчину. Где-то внизу хрустнули очки. Петухов выпрямился и, расставив ноги, по-боксерски завертел детскими кулачками.
— Не позорься, не надо. Давай-ка лучше о друзьях твоих покалякаем, о Владиславе Борисовиче, например.
— Влад? — удивился Петухов. — А зачем он тебе понадобился?
— Это уж моя забота.
— Он не друг, он мой брат, — сказала Ленок. — Двоюродный. У него что, неприятности какие-то?
— Садитесь вместе, а то мне вертеться надоело. — Константин взял Петухова за шкирку и швырнул к жене. — Где Нуркин? Где он живет?
— По знакомым. Влад от жены ушел, все ей оставил. Он благородный. Мы его надолго принять не могли, у нас у самих одна комната.
— Почему его нет в справочной?
— В какой справочной?
— Хорош дурака валять! — Костя рубанул Петухова по плечу, и тот с воем опустился на пол. — Справочная — это где справки дают, ясно?
— Он не в Москве прописан. В Обнинске.
— Где он сейчас?
— А ты сам-то кто? — резко спросил Петухов. Чем больше Костя его пинал, тем он становился смелее.
— Мне нужен Нуркин. Адрес, быстро!
— Пошел ты...
— Сейчас пытать начну, — сурово произнес Константин. — Не тебя, ботаник долбаный, жену твою.
— Ты не посмеешь, — с необоснованной интеллигентской уверенностью возразил тот.
Вместо ответа Константин спокойно взялся за ворот Лениной блузки и разодрал ее до пупка. Над впалым животом заметались тощие острые груди. Ленок ойкнула и панически задвигала плечами, но ремень держал руки крепко.
— Подонок! — геройски объявил Петухов, намереваясь жестоко отомстить, и Косте пришлось ударить его под колено.
— Веди себя прилично. Я хочу знать, где скрывается Нуркин. Это все.
— Лю-уди! Лю-уди! Убива-ают!! — донеслось вдруг из-за боковой двери.
Константин ворвался в комнату — Елизавета открыла окно и, забравшись на широкий подоконник, размахивала руками.
— Что же ты, стерва старая? Я с тобой по-хорошему...
Он обернулся на шорох и бросил вперед подвернувшийся стул. Толик с разбега наступил на ножку, споткнулся и влетел головой в полный хрусталя сервант.
— Ну, гады! Жалел вас...
Костя выскочил в коридор, но там уже никого не было. На полу остался лишь лоскут с пуговицами, напоминающий манишку. Крайняя дверь хлопнула, и из комнаты Петра показался прихрамывающий Петухов. В обеих руках он держал по ножу: в правой — длинный, ребристый, для резки хлеба, в левой — унизительно маленький, видимо для чистки картошки.
— Ты не мужик, ты карикатура, — сказал Константин. — Чего третий не прихватил? Мог бы в жопу себе вставить. Тебе пойдет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});