С тех пор Тарика словно подменили. Он и жил, и не жил: совершал намаз, ходил на службу, ел и пил, встречался с друзьями, учил сыновей, спал с женой, — но при этом одна половина его души присутствовала в реальности, а другая будто унеслась в иной мир.
Уарда чувствовала, что Тарик отдалился от нее, хотя бы потому, что не хотел говорить с ней об Эсме. Когда женщина принялась рассуждать о том, как и почему девушка осмелилась изменить своему высокопоставленному мужу, Тарик резко произнес:
— Моя дочь не могла этого сделать!
Уарда опешила.
— Но как же… обвинения? Ведь Рахман ар-Раби — верховный кади Багдада!
— Да. Однако истинно только слово Аллаха, он один не способен солгать.
— Ты думаешь, Эсму оговорили?
— Возможно, Рахман решил от нее избавиться, потому что она не сумела родить ему наследника. Я слышал, он уже взял в дом новую девушку, — сказал Тарик и в отчаянии добавил: — Зачем я уговаривал Эсму выйти за этого человека! Почему позволил ему опорочить мою дочь!
От Уарды не укрылось, что муж говорит так, будто Эсма была его единственной дочерью и не имела к Уарде никакого отношения. Это глубоко задело женщину. Уарда вспомнила двух крошек, копошившихся у нее на груди, и на глаза навернулись слезы. Не она ли вскормила Эсму своим молоком, не ее ли девушка всю жизнь называла мамой?
Казнь не состоялась, и Тарик так и не смог выяснить, что стало с девушкой. Эсма исчезла, будто канула в воду.
Уарда подозревала, что приговоренную могли умертвить тайно, вдали от людских глаз. Но она не осмелилась сказать об этом мужу.
По субботам женщина обычно навещала дочь и внуков. Брак Гайды оказался на редкость счастливым, как и брак самой Уарды. Теперь, думая об этом, женщина невольно чувствовала неловкость, будто была виновата в том, что родной дочери повезло больше, чем падчерице.
Уарда шла по узким, крутым, как горные тропинки, улочкам, мимо искусно окованных железом ворот, массивных стен домов, похожих на крепко запертые сундуки с потайным замком, и размышляла.
Если бы несчастье случилось не с Эсмой, а с Гайдой, тосковала ли бы она больше, чем тоскует сейчас, смогла бы утешиться повседневными делами, найти радость в других детях и внуках?
Придя к Гайде, Уарда обняла и расцеловала дочь, приласкала троих ее детей и раздала им подарки.
Потом женщины уселись на диван и принялись разговаривать. Уарда исподволь разглядывала Гайду: как она улыбается, смотрит, разливает шербет. У дочери было такое же прекрасное, пышное тело, как у нее самой, изящные руки, созданные для того, чтобы перебирать драгоценности и ласкать мужчину, вкрадчивый и вместе с тем обжигающий взор. Неудивительно, что Хатем выбрал Гайду, а не Эсму.
Когда-то Уарда была рада этому, но сейчас ей стало стыдно. Разумеется, Эсма мечтала выйти замуж по любви. Ей не нравился ни Рахман, ни его первая жена, и когда в ее душе появились какие-то чувства, она бросилась в них, как в пропасть, не думая ни о наказании, ни о погибели.
Уарда чувствовала свою вину. Это она не объяснила Эсме, в чем разница между мечтой и реальностью, между слепым желанием и суровым долгом.
— Мама, я должна кое в чем признаться, — прошептала Гайда, опустив ресницы. — Я не могу молчать, потому что это жжет мне душу!
— Что случилось?
— Ко мне приходила Эсма.
Уарде показалось, что она ослышалась.
— Эсма?!
— Да, Эсма, моя… сестра.
Женщина попыталась взять себя в руки.
— Когда?
— Несколько дней назад. После несостоявшейся казни. Она была жива и здорова, только сильно измучена, с остриженными волосами, в грязной одежде. Она просила приютить ее.
С лица Уарды не исчезало выражение величайшего напряжения.
— И… что случилось дальше? Где она сейчас?!
Гайда тяжело вздохнула. Она по-прежнему не поднимала глаз.
— Не знаю. Разумеется, я сказала, что она может остаться, что я ей помогу, но затем пришел Хатем и заявил, что Эсма должна уйти. Он считает, что ее пребывание в нашем доме может грозить большими неприятностями. Эсма ушла. Я хотела дать ей денег, но она отказалась.
Уарда схватилась за грудь.
— Почему она не пошла к нам?!
— Эсма думала, что там ее могут найти. А Хатем сказал, что она не должна портить жизнь отцу и братьям.
— Она умоляла вас о снисхождении?
— Нет. Она не была похожа на себя. Суровая, словно окаменевшая, и вместе с тем полная решимости.
Уарда сокрушенно покачала головой.
— Кто ее спас?
— Какой-то человек. Эсма сказала, что он не нашего круга. Я не догадалась спросить, кто это был.
— Возможно, она ушла с ним?
— Не знаю.
— А что насчет обвинений? — спросила Уарда. — Она говорила об этом?
— Эсма призналась в том, что встречалась с племянником Айши. Однако мне показалось, что она не считает себя виноватой. Она сказала, что и Рахман, и Айша плохо обращались с ней.
— Странно, она была замужем больше года, а мы ничего об этом не знали.
Уарда задумалась. О грязном пятне на чистейшей репутации семьи, о черной тени, заслонившей свет счастья, а главное — о том, что сказать Тарику. Наверное, он станет искать Эсму, наверное, возненавидит Гайду и испортит отношения с зятем. Быть может, бросится к Рахману ар-Раби, дабы навсегда погубить свое будущее и будущее сыновей.
Прошлое Эсмы отделено от ее настоящего плотным занавесом. И такая же преграда стоит на дороге в будущее. Никакое сочувствие, сопереживание, никакие слезы не способны разрушить эту стену. Если речь идет о приличиях, законе или вере, Аллах выбирает лишь черную и белую краски и не допускает полутонов.
Подумав так, Уарда сурово и твердо произнесла, глядя в несчастное лицо дочери:
— Что сделано, то сделано. Прошлого не вернуть. Ты правильно поступила, что рассказала мне правду. Теперь мы будем хранить эту тайну вместе.
Мариам давно привыкла к унижениям и страданиям, а потому не могла представить, что когда-нибудь чаша может переполниться, как была не в силах предугадать, что роковой удар нанесет человек, к которому она искренне привязалась, которого сумела полюбить. Человек, ради которого она была готова стать бескорыстной и стойкой, верной и нежной.
Из всех мук, которые ей довелось перенести, эта была самой страшной.
Несчастную девушку глубоко задел выбор Таира: и она, и он принадлежали к одной среде, были похожи, как семена одного и того же дерева, и вместе с тем он предпочел ей женщину из другого мира, возвышенного, светлого, прекрасного мира, к которому ему никогда не принадлежать. Минувшей ночью она проследила за юношей. Таир пошел к Эсме сразу после того, как выпустил из объятий ее, Мариам!