Вскоре над нашими боевыми порядками появился самолет-разведчик. Снижаясь
до верхушек деревьев и снова взмывая, «костыль» выискивал расположение наших
батарей. Но тщетно — они надежно укрылись в лесной чащобе.
Под вечер наше охранение задержало группу незнакомых бойцов во главе с
лейтенантом. Усталые донельзя, они еле держались на ногах. На каждом — повязки,
грязные, заношенные, в пятнах засохшей крови. Командир взвода Козлихин бросился к
ним:
— Откуда вы такие?
— Оттуда, где ты не был, — сострил один из них, поправляя бинт на шее.
— Извините, товарищи раненые. Но если всерьез. Спрашиваю по долгу службы.
— Ну, коль ты такой серьезный, то мы из 21-й армии. Из-под самого Гомеля
третьи сутки топаем. Там такое пекло! Нас германец чуть на тот свет долечиваться не
отправил. Госпиталь начисто расформировал!
— Помолчи, Семченко! — оборвал разговорчивого бойца лейтенант. Он
перебинтовывал ногу, обутую в... лапоть. — Где мы, старший сержант? Далеко ли до
ближайшего госпиталя?
Услыхав объяснение Козлихина, боец с бинтом на шее удивленно присвистнул:
— От так пример! Идем в тыл, а, выходит, на другой фронт попали!
Лейтенант коротко рассказал, как к госпиталю, где [98] они находились,
неожиданно прорвались фашистские танки. Было, конечно, не до эвакуации. Кто мог,
пошел на восток, но там натолкнулись на вражескую мотопехоту. Повернули сюда, на
юг. Фашисты преследуют по пятам.
— А у вас тут даже надежных заслонов не встретили, — с горькой усмешкой
заметил он.
Было над чем задуматься, но когда я доложил об этом разговоре командиру
дивизиона Бабенко, тот, к моему удивлению, ответил:
— Не паникуй, комбат. Начальству видней, шо робыть!
Ночью тревога не улеглась. За Днепром, в Лоеве, непрестанно взлетали ракеты,
часто постреливали. А слева полыхали далекие зарницы, слышалось отдаленное
расстоянием тяжелое громыхание. Значит, думалось, живет наш Киев, нерушимо стоит
и борется!
Утром старший на батарее Нетреба по телефону сообщил, что одному из
тракторов срочно требуется ремонт. Я распорядился, чтобы старший сержант
Дегтяренко немедленно отправлялся в Репки — местечко, где расположились
корпусные тылы. Это километрах в двадцати.
Противник вроде не проявлял активности. Лишь надоедливый «костыль» кружил
над лесом. Но в полдень ошарашило нас неожиданной новостью. Возвратился
командир взвода Дегтяренко. Взбудораженный и растерянный, он поспешил доложить:
в Репках — немцы, на танкетках и мотоциклах!
Позвонил в дивизион, и Бабенко подтвердил:
— Это точно. Он не врет с перепуга. Еще не такое узнаешь!
К ночи снялись со своих позиций и отправились по дорогам, которыми шли сюда
два дня назад. Рядом плескались днепровские волны. Было прохладно. Истек август, и
осень заявляла о своем приходе.
На рассвете прибыли в Любечь — районный городок, чистенький и уютный. Он
сразу ожил. Любопытные жители собирались у палисадов и охотно завязывали
разговоры с нами.
Миловидная молодая женщина завела речь на певучем украинском:
— Хлопцы, ридненьки, що це таке? Чи то вы наступаете, чи отступаете? Хиба так
войне треба? А, мабуть, [99] нимцам нас оставляете? Так прямо скажить! А мы-то на
берегу так старались! С окопами тими! Бачьте, мозоли яки!
Старик, высунувшись в окошко, закричал:
— Не срамись, Марино! Што ты товарищам кажешь? Они в подчинении и
войсковую службу несут. Нимцев злякалась! Чорта лысого они в Любечи встретят. Иль
забыла, чортова баба?
— Вот тебе, молодуха, и вся инструкция! — поддакнул деду наш политрук.
С политруком мы пошли к околице, где размещался командный пункт полка.
Встретились со своими товарищами-командирами. Лица у них пепельно-серые, взгляды
взволнованные. И командир полка выглядел утомленным, чрезмерно сосредоточенным.
Посмотрел на собравшихся, заговорил:
— Даже судя по отрывочным данным, за последние дни обстановка резко
осложнилась. Дивизионы, в частности второй и третий, действуют, по существу,
самостоятельно. Но боевые порядки стрелковых дивизий не всегда выдерживают свою
устойчивость. Нарушается связь, затрудняется снабжение. Полковник Кушнир, видимо,
подробно ознакомит с нынешней обстановкой. Главное сейчас — повышать
организованность, действовать осмотрительно, особенно, если придется действовать в
подвижной обороне. В непосредственном соприкосновении с противником важно
сберечь материальную часть. Вообще готовить самих себя и личный состав к любым,
самым серьезным неожиданностям.
Что-то, чувствовалось, наш командир недоговаривал. Или, может, только
казалось? Тем временем распахнулась дверь и вошел начальник артиллерии полковник
Кушнир. Он, молодцевато расправив грудь, подошел к столу, поздоровался, сказал
задорно:
— Садитесь, друзья боевые! Запоздал, как видите. Пришлось через реку Остер
перебираться вброд. Сожгли мост подлецы-диверсанты. И исходит отсюда вся ситуация,
которая невыгодно складывается перед нашим корпусом, на правом фланге 5-й армии и,
следовательно, Юго-Западного фронта вообще.
Легким движением Кушнир сбросил с плеч шинель и предстал перед нами в
новенькой гимнастерке с орденом Красного Знамени на широкой груди.
— Какая сложилась, боевые друзья, обстановка? [100]
Враг обрушился с северной стороны на Чернигов, который стойко удерживается
15-м корпусом. Естественно, фашисты нащупывают слабые места и проникают через
боевые порядки наших дивизий. Задача у всех одна — стоять насмерть перед
противником! Он сюда пожаловал, сняв из-под Смоленска свои части и ослабив
наступление на Москву. Эти вражеские силы надо перемолоть и, таким образом, не
допустить их прорыва, сдержать нажим фашистов на главном направлении — к столице
нашего государства!
Полковник Кушнир, заметно волнуясь, вытер лицо платком.
— Секрета, думаю, не составляет и такая дополнительная сложность. Сильный
враг появился не только на севере. Во время отхода за Днепр фашисты танковым
ударом пробили брешь в нашей обороне южнее, у села Окуниново, и теперь
распространяются по левобережью, угрожая левому флангу армии. Эту опасность надо
понять со всей серьезностью как нам, командирам, так и каждому бойцу!
Теперь перейдем к конкретным делам. Как в полку с боеприпасами, горючим?
Сейчас всюду с ними неважно. Значит, надо их изыскивать на месте. Обследовать
склады, базы, железнодорожные станции и речные пристани. Вон в 368-м артполку как
развернулся капитан Цындрин! Словом, первое: искать и накапливать боезапас. Он
очень понадобится, если фашисты полезут на нас, как шакалы. Второе: улучшить
управление своими огневыми подразделениями, маневрировать батареями так, чтобы
не они оказывались под ударами противника, а наоборот.
Обстановка, прямо скажу, из трудных. Но надо сплотить в единое ядро
коммунистов и комсомольцев, чтобы выше держался боевой дух у всех бойцов и
командиров. Время дорого, и вас не задерживаю дольше. По местам!
Недавнее, довлеющее и гнетущее развеялось. И все-таки оставалось что-то
недопонятое и смутное. За Днепром держались и нередко навязывали свою волю врагу,
а когда отошли за такую мощную водную преграду, и на первых порах вроде бы удачно
сложилось у нас с обороной, — вдруг обстановка осложнилась. Что же произошло?
Немало минет времени, пока это все прояснится... [101]
2
5-я армия, возрожденная и умножившая славные традиции своей
предшественницы, доблестно сражалась, громя фашистские полчища под Москвой и на
Смоленщине, освобождая Белоруссию и Литву, высоко пронесла свои боевые знамена
по Восточной Пруссии и по Маньчжурии.