– дело добровольное». – И жена вздохнула, складывая газету: – Всеми силами из людей бездельников делают. Бездельников и нищих.
– Н-да-а… – Может, под настроение, но Юрий Андреевич не разделил негодования жены, не испытал сочувствия к оставшимся без воды владельцам дач и огородов. Сам он вот когда-то взял и забил на своем участке колодец – полтора месяца, по сантиметру, кувалдой вгонял трубу в глубь земли – и теперь у них на даче насос. Закачал воду, включил мотор «Каму» и поливай… Точнее, «Камы» сейчас нет, сгорела вместе с домиком. Впрочем, можно купить новую, а вода, она никуда не денется…
Вообще, он сделал за свою жизнь несколько больших дел, которыми не явно, но твердо гордился. Между ними, как сейчас казалось, лежала какая-то бесцветная пустота, дела же до сих пор светились яркими пятнами, вспоминать о них было приятно. И даже мысль такая появлялась: «Не совсем зря жил».
Как без проблем и осложнений защитил диссертацию и из недавнего аспиранта превратился в кандидата наук; как купил вот эту громадную стенку в зал (сервант, маленький и убогий, стоит теперь в комнате дочери), тогда дефицитнейшую и дорогую вещь. Еще через несколько лет из откладываемых с получек десяток и четвертных, подрабатывая репетиторством, корректорством в областном издательстве, скопил на подержанный «Москвич-412», который верой и правдой служил семье полтора десятилетия и только в прошлом году серьезно сломался – заклинило у него мотор… Для машины понадобился гараж, и Юрий Андреевич в одиночку стал строить капитальный, заливной, с подвалом; по мешку покупал цемент, по доске поднимал вверх опалубку… И с особенной гордостью, а теперь, после пожара, с горечью вспоминается эпопея с дачей. Как клочок бесплодной степи его в основном усилиями превратился в благодатное место с деревцами, с тепличкой, пусть неказистой, но почти тургеневской беседкой. И конечно, вспоминаются домик, который он строил четыре года, печка, которую трижды перекладывал, чтоб не дымила и давала тепло.
Может, для кого-то все это и покажется ерундой, мелочью просто, но Юрий Андреевич гордился. Он никогда не питал интереса к технике и вначале даже педаль сцепления не мог у «москвича» отпускать как следует, терял присутствие духа, если машина начинала барахлить, и с дрожью открывал капот… Он впервые взял в руки лопату (если не считать стройотрядовского опыта) в тридцать шесть, когда на дачу привезли самосвал купленного чернозема; дом строил один, без всякого умения и навыков, и построил, лишь в крайних ситуациях приглашая на помощь соседей; печку вот клал, как говорится, методом проб и ошибок…
Жена еще покрутила газету, нашла что-то – лицо стало насмешливо-возмущенным.
– А вот вообще, Юр, нонсенс самый настоящий! Послушай-ка. – Взглянула на него, убедилась, что слушает. – «Повысить безопасность жилья за счет демонтажа старых газовых колонок и замены газовых плит на электрические намерены в текущем году городские власти. Как сообщили нам в администрации…» Так, так… Вот! «Наряду с колонками во многих домах демонтажу подвергнутся и газовые плиты. Но главным условием для этого будет наличие… – Дальнейшее она, выделяя, прочитала почти по складам: – Свободной электрической мощности для установки электрических плит». У, Юр, каково?! Целыми днями без света сидим, так еще у кого газ – тоже страдать должны…
Как всегда в таких случаях, Юрий Андреевич почувствовал потребность сказать что-нибудь, что-нибудь едкое про Чубайса, про разруху, вообще про нынешнюю жизнь. Но слов подходящих на ум не пришло, и он отмолчался.
– Ой, извини! – вдруг спохватилась жена. – Занимайся… Телевизор выключить, может?
– Нет, ничего, не надо. – Губин отвернулся, недовольно уставился в книгу.
Читать не получалось. Рассуждения дьякона Федора о познании антихристовой прелести не достигали сознания; читалось теперь хоть и легко, без пробуксовок, зато слова были лишь мелодичным журчанием ручейка. Мелодичным и бессмысленным.
«Так можно таращиться до бесконечности, – в конце концов отвалился на спинку стула Юрий Андреевич. – Лекция через неделю. Успею еще подготовить. Или на будущий год».
* * *
Ирина открыла дверь, скинула туфли, начала стягивать плащ. Давнее, детское ощущение стыда кололо ее всю дорогу от кинотеатра до дома. Будто отпросилась погулять на два часа, а вернулась через четыре…
– Что так долго? – появилась из комнаты мать. – Ты же стирать собиралась.
– Сейчас буду стирать. – Стыд мгновенно сменился на раздражение.
– Ты тоже, что ли?..
– Что – тоже?
– Тоже выпила?
Ирина дернула плечами.
– С чего ты взяла?
– Да глаза какие-то странные.
– Устала, дел много было.
Татьяна Сергеевна, не поверив, поджала губы, скрылась на кухне. Вместо нее в прихожую вбежал Павлик.
– Пивет, мам! – Обнял ее ноги. – Ты школянку купила?
– Нет, любимый, забыла про шоколадку. Зато яблочек тебе принесла, груши сладкие…
– Не хочу-у! – И расстроенный сын умчался обратно; дверь их комнаты с силой ударилась о косяк.
Татьяна Сергеевна молча накрывала на стол. Ирина, переложив фрукты из пакета в холодильник, прошла в зал, оттуда, бросив папе «привет» и получив взамен то же самое, – в комнату.
Павлик строил из кубиков гараж для самосвала.
– Сынок, выйди, я переоденусь.
Тот сделал вид, что не слышит, стал примерять самосвал к воротам. Малы. Разрушил их, принялся складывать кубики по новой.
– Выйди быстро, сейчас же! – затрясло Ирину. – Дай переодеться!
– Не хочу.
Спорить не было ни сил, ни желания. И главное, она почувствовала, что запросто – только перестань сдерживаться – может схватить сына, вышвырнуть за дверь… Взяла халат, направилась в ванную. Переоделась, вернулась, развесила юбку, кофту, сунула в шифоньер колготки. Снова вышла в зал.
Папа на диване. Внимательно смотрит телевизор. Ирина присела рядом. Тоже уставилась в экран.
Бар, десяток мужчин. Галдят, звякают кружками… Вдруг замолкли и разом обернулись на вошедшего. Он явно не в себе, поступь его тяжела, дыхание надсадное; посетители опасливо расступаются… Мужчина подходит к стойке, бармен незамедлительно подает ему бокал с янтарного цвета жидкостью. На стенке бокала надпись – «Золотая бочка». Мужчина жадно пьет, слышны размашистые глотки. И закадровый голос объясняет: «Бывают моменты, когда понимаешь, ради чего стоит жить».
Ирина перевела взгляд на папу. Он глядит в экран все так же внимательно, будто наблюдает за чем-то очень важным и сложным. А там новый рекламный ролик.
Двое парней в футболках стоят перед писсуарами. Один смотрит вниз, другой – на кафельную стену. Пуская струйку, первый облегченно выдыхает: «Хорошо-о!» Второй соглашается: «Да, хорошо приклеена». На беззвучное изумление первого добавляет: «Плитка». И закадровый голос ставит все на свои места: «Плитка “Юнис” – надежная смесь цены и качества».
– Ирина, ужин на столе! – зовет мать из кухни.
По напряженному виду, по резким, быстрым движениям Ирина догадалась, что мать готовится к разговору… Да,