Читать интересную книгу Спросите полисмена - Коллектив авторов

Сэр Джон встал.

– «Не восхвалять я Цезаря пришел, Но лишь ему последний долг отдать»[11]. – Он направился к двери.

– Уходишь? – спросил Литлтон.

Сэр Джон кивнул.

– Сорок восемь часов. Двадцать из них миновали, – сказал он и сыграл идеальный выход со сцены.

III

Желанье славы – славу и получит

Та, что покорным мужа быть приучит[12].

Преувеличением было бы сказать, что каноник Притчард уговорил супругу назначить ежегодный садовый праздник на день, в который, как он прекрасно знал, сам он будет участвовать в заседании синода. Установленный ангелом-хранителем летописцев факт в том, что уже после назначения дня для ежегодного садового праздника Притчард выяснил, что он совпадает с заседанием синода, и открытие это держал при себе, пока не стало поздно что-либо менять.

Он не жалел, что остался в стороне от общего веселья. Присутствие на садовых праздниках не числилось среди его представлений о приятном времяпрепровождении, и даже если числилось бы, его можно простить за мысль, что садовый праздник, устроенный не ради гостей, а ради церковного фонда, едва ли подпадает под категорию развлечений. Садовый праздник при доме пастора, какой устраивали в июне, напоминал церковный базар, устраиваемый в ноябре, а его raison d’etre[13] было, коротко говоря, стрясти с наиболее богатых и щедрых прихожан как можно больше денег за как можно более короткий срок.

Согласно миссис Притчард, прихожанам посчастливилось, что их пригласили повеселиться в столь очаровательном месте, как сад, прилагающийся к резиденции пастора. Сад состоял из лужайки, нескольких зарослей кустов, выгона и небольшого фруктового сада, поскольку сам пасторский дом располагался почти на окраине старого сонного городка. Позади фруктового сада текла речка, а за ней тянулись заливные луга, перемежаемые купами ив и уходящие к железной дороге, чья зеленая насыпь замыкала вид с юга. Если удавалось согнать достаточно желающих поставить палатки и любителей аттракционов, в обыкновении миссис Притчард было позволять своему садовому празднику выплеснуться на луга (приятно сухие в середине лета) через небольшой дощатый мостик. В описываемый день (хотя разницы ни для кого, кроме сэра Джона Сомареса, это не составило) она устроила так, чтобы на лугу разбили большой чайный шатер и поставили палатки гадалок. Гадалок всегда было две. Одна читала по руке, другая – по картам. Была еще миссис Бэнд, помогавшая в чайном шатре и гадавшая на чаинках, но ей не позволялось брать более двух пенсов – по той причине, что чай всегда заваривали в баке, поэтому чаинок практически не бывало. Жена пастора любила, чтобы люди что-то получали за свои деньги. Обычно это бывало невозможно, но совесть у нее была совершенно чиста.

Печаль, какую могло бы породить отсутствие пастора в любой другой год, в данном случае померкла, поскольку обещали приехать знаменитый актер-антрепренер сэр Джон Сомарес и известная лондонская актриса, его жена. Они даже сами попросили о приглашении и действительно явились в третьем часу. Казалось, слава пасторского ежегодного садового праздника (входные билеты: один шиллинг шесть пенсов при покупке заранее, два шиллинга – при покупке в день праздника, вход строго по билетам) разнеслась до самых дальних уголков земли. Все, кто что-нибудь да значил в Уинборо (а общество в Уинборо до сих пор сохраняло большинство очаровательных черт Крэнфорда), провели утро за обсуждением, что надеть, и полуденные часы за одеванием. Ни у кого не возникло и тени сомнений, желательно ли познакомиться с актером-антрепренером и его супругой. К счастью, досадный вопрос светской значимости театральных знаменитостей был разрешен раз и навсегда, во всяком случае для нынешнего поколения. Познакомиться с сэром Джоном сделалось целью жизни всех прихожанок каноника Притчарда, большинство из которых ценное время употребили на придумывание подходящих фраз, какими будут описывать поразительное событие тем из своих знакомых, кто не встречал сэра Джона, кто скорее всего никогда не встретит сэра Джона и остаток жизни проведет в сожалениях о том факте, что не он удостоился привилегии познакомиться с сэром Джоном и, следовательно, должен держаться тише воды ниже травы на светских мероприятиях на годы вперед.

Сам сэр Джон до совершенства овладел учтивостью королевских особ, а именно, будучи раздражен или скучая, внешне оставаться любезным или, более всего желая поскорее сбежать от осаждающего роя тех, кто только и чаял по возвращении домой хвастать всем и каждому, что взаправду разговаривал с сэром Джоном, всякий раз находил подходящую остроту, идеальный ответ и безошибочную ремарку для каждой особы. Однако с улыбкой в глазах и гарденией в петлице, показывая себя с лучшей стороны, он высматривал и ждал одну, в чьем появлении был уверен. Рассеяв толпу юных и старых дев, хозяйка праздника отвела его в сторону и просила продавать автографы. Навязала ему перьевую ручку и блокнот лавандовой бумаги, усадила на садовый стул, подтащила к нему плетеный столик и бросила одного, как Матфея на сборе податей, со строгим наказом собрать, сколько сумеет, но ни в коем случае не брать меньше шиллинга за автограф. Сэр Джон пробормотал, что сдается на милость победителя. Улыбку Мартеллы, когда миссис Притчард уводила ее продавать бутоньерки прихожанам-мужчинам, он проигнорировал. Надеялся лишь, что в подходящий момент жена сумеет предъявить обещанную кухарку, и та расскажет по секрету что-нибудь полезное.

Когда хозяйка праздника и его жена скрылись из виду, он встал и с помощью маленькой девочки, которая как будто намеревалась провести весь праздник, опираясь на его плечо и тяжело дыша ему в правое ухо, передвинул стул и столик поближе к воротам. К счастью, ворота на участок при доме каноника были только одни, и сэр Джон, торговец автографами минимум по шиллингу, уже не являлся столь желанной добычей, как сэр Джон, светский лев, который, несомненно, будет мило порыкивать, но никогда не укусит. Когда толпа понемногу рассеялась, он смог одним глазом приглядывать за охотниками за автографами, а другим – за воротами. Отработал десяток автографов, и маленькая девочка, очевидно придя к выводу, что представление, хотя и интересное, скорее всего не изменится, отошла подальше. Так же поступали и те, кто не хотел или не мог позволить себе уплатить шиллинг, и сэр Джон, лаская ухо шелковым платком, начал понимать, что супруга каноника невольно оказала ему услугу.

Июньский день выдался теплым. За стулом сэра Джона высилось дерево, молодое, но в полном одеянии темно-зеленой листвы. Сэр Джон снял шляпу и, предварительно осмотрев поверхность, положил ее на столик, потом заметил в отдалении шезлонг – манящий и незанятый. Затравленно оглянувшись, чтобы удостовериться, что его уклонение от исполнения долга прошло незамеченным, он затянул шезлонг под дерево и уже через три минуты вытянулся в нем, закрыв глаза. Неожиданно тут, у шезлонга, объявилась его неизменная компаньонка.

– Миссис Притчард сказала, что я должна заставлять людей подходить к вам и покупать автографы. Но, по-моему, больше никто не хочет покупать. Можно мне пойти поиграть?

– Конечно, – шепнул сэр Джон. – Хочешь мороженого? Лимонаду?

С готовностью приняв полкроны, она шмыгнула прочь, но через несколько минут вернулась.

– Спасибо. Вот сдача. Мороженое – четыре пенса. Это был брикет. Лимонад – три пенса. Я купила домашний. Я бы предпочла с пузырьками, но он стоил пять.

И она высыпала горсть медных монеток в неохотно подставленную руку мастера сцены.

– И та хорошенькая – она ведь ваша жена? – спрашивала, куда девать кухарку, потому что она нашла ее.

Сэр Джон стряхнул дрему и – так уж получилось – медные монетки в траву. Оба бросились за ними.

– Кто первым найдет, то его! – воскликнул сэр Джон. Перегнувшись через подлокотник шезлонга, он умудрился найти на два шиллинга монетками по полпенни. – Мне пора, – произнес он наконец, собираясь восстать из недр шезлонга.

– Нет. Она сказала, не надо. Вам тут безопаснее.

Оценив краткое предостережение Мартеллы, сэр Джон снова расслабился.

– Я приведу кухарку. Она толстая. Ей понадобится стул. Ваша жена сказала, она даст вам четверть часа. И я думаю, это все.

– Наверное.

Сэр Джон посмотрел на часы: без двадцати пяти четыре. Опыт подсказывал, что палатка с прохладительными напитками будет сравнительно пуста еще по меньшей мере четверть часа. Появилась кухарка, эдакая женщина-дирижабль, запыхавшаяся, потная и явно потрясенная шедевром портного сэра Джона.

Отменную чашку чаю? Ничего не может быть лучше, и спасибочки вам, сэр. Она всегда говорит, что чай утоляет жажду получше всякого там прохладительного. Во внушительном шатре, вверенном одной из девиц Притчард, было сумрачно и прохладно. Сэр Джон выбрал столик, направил к нему свою спутницу, заказал чаю, фруктовый салат и сливки, хлеб, масло и кексы, нанес некоторый вред своему пищеварению ради entente cordiale[14] и выслушал рассказ.