— Так, ничего. Болтовня тонконогих.
Снова воцарилось тревожное молчание. Третий священник принялся размышлять о Революционной эпохе, стараясь восстановить ее связь с текущими событиями.
Со смертью Гризизза и возвращением Манны Варуна волнения только усилились. Как раз тогда все «плохое» цвело пышным цветом. Еще несколько утодов были не по доброй воле препровождены на следующую стадию цикла. Вернувшийся Манна, конечно, был раздосадован расколом в лагере его сторонников и начал «закручивать гайки». Теперь всем в обязательном порядке предписывалось забыть о грязевых ваннах, вместо этого в каждое жилье подавалась вода. Производство кожных масел было запрещено — и так далее, и так далее.
Но Гризизз и его последователи все-таки успели посеять семена раздора и недовольства, которые давали хорошие всходы. Многие потянулись обратно к грязевым ваннам своих предков, покидая города и пустоши. А города постепенно пустели и превращались в руины — оставшиеся жители не переставая воевали друг с другом. И все сожалели об этом, потому что любовь и доверие к Манне Варуну оставались неизменными.
В частности, его путешествие к звездам долго и широко обсуждалось и снискало всеобщие похвалы.
Он сообщил много нового о соседних небесных телах, которые все вместе получили название Хоум Кластер, а в особенности о трех солнцах — Уэлком Уайте, Сафрон Смайлере и Йеллоу Скоупере, — вокруг которых Дапдроф вращается по очереди. Эти солнца, как и другие близлежащие планеты и светила, были так же знакомы (в то же время загадочны) для утодов, как и Циркумполярные горы в северной части Шункшуккуна на Дапдрофе.
Так что все несчастья и печали Революционной эпохи меркли перед предложенной ею возможностью посетить и исследовать соседние миры. И утоды решили, что как раз этого им и недоставало всю предыдущую жизнь.
Ревнители гигиены тут же прибрали к рукам новые открытия. Всем вновь прибывающим в города предлагалось поучаствовать в межпланетных полетах при двух условиях: либо они полностью подчинялись жесткой защите и дисциплине Манны Варуна, либо отправлялись в шахты — добывать топливо и материалы для космических ковчегов. И большинство выбирало второе.
Работать в шахте было сравнительно легко для утода. Все охотно взялись за добычу руды, и скоро сам процесс создания космического ковчега стал своеобразным жанром народного творчества. А межзвездные путешествия превратились в нечто само собой разумеющееся — в особенности тогда, когда обнаружилось, что в семи вновь открытых мирах можно обосноваться так же уютно, как и на Дапдрофе.
Вскоре утоды мирно и счастливо зажили в новых мирах — на Баскей, Клабшабе и других, где быстро наладили систему утодампа. А тем временем клан ревнителей гигиены раскололся на враждующие секторы — на тех, кто призывал вытягивать все конечности, и тех, кто считал это неприличным. Дело кончилось тремя атомными войнами хороших манер, и родная планета утодов подверглась самой что ни на есть негигиеничной бомбардировке, благодаря которой с лица Дапдрофа полностью исчезли леса и болота, с такой любовью выращенные и обустроенные. И климат тоже резко изменился. Несколько суровых зим, последовавших за этим, быстро довершили дело, ввергнув в стадию разложения почти всех уцелевших утодов — ревнителей гигиены обеих партий. А Манна исчез, и о его судьбе до сих пор не могут сказать ничего наверняка. Но легенда гласит, что прекрасное амповое дерево, выросшее на руинах крупнейшего из городов на пустошах, есть следующая стадия его существования.
И мало-помалу на Дапдрофе установились прежние порядки. Многие утоды вернулись с соседних планет, и Дапдроф снова был заселен. Все трудились без устали, возвращая планете ее прежний облик. Были заново созданы болотца и грязевые ванны, посажены амповые деревья. Громадные города были предоставлены самим себе и разрушительной силе времени. Все старательно забыли об этикете и чистоте; в общем, воцарились мир и грязепорядок.
Но, как бы то ни было, промышленная революция принесла свои плоды, и не все из них можно и нужно было искоренить. Межпланетные путешествия были теперь в ведении духовенства, потому что это был лучший способ обратить их на службу народу. Священники упростили весь процесс до ритуала и следили за тем, чтобы технические навыки и знания о путешествиях переходили от матери к сыну наряду с историей, законом и хорошими манерами.
Теперь все это осталось далеко позади, но тем не менее хранилось в памяти каждого утода. Блу Лугугу преподали в свое время учение Манны и прочих Ревнителей Гигиены, и теперь он по праву гордился собой — ведь он был наигрязнейшим и наиздоровейшим среди священников своего поколения. Он догадался, что слова первосвященника, скажем так, совсем не приличествующие духовному лицу, были вызваны попытками тонконогих осквернить его тело этой самой чистотой; чистота пагубно влияла на его мыслительные способности. Определенно пора было что-то предпринять.
Глава 9
Еще в XIX веке один американский мудрец выдвинул лозунг, столь успешно украшавший в дальнейшем обертки всех сильнодействующих снотворных таблеток: «Людские массы проживают жизнь, полную тихого отчаяния».
Зоро, безусловно, попал в точку, отметив, что беспокойство и даже страдание развиваются в душе тех, кто больше всех озабочен демонстрацией собственного счастья; и все же такова человеческая натура, что противоположность правде является правдой в не меньшей степени, и атмосфера, обычно вызывающая страдание, может стать залогом вполне счастливой жизни.
Ворота тюрьмы Сент-Албан распахнулись и выпустили тюремный автобус. Выехав из-под алюминиевой вывески «Понять — значит простить», он направился в сторону Гетто Голубых.
Это было одно из наиболее распространенных названий одного из районов большого города. Аборигены называли его Живодерней, Юбургом, Страной Чудес, Городом Сосунков или какими-либо еще менее привлекательными словами, приходившими им в голову. Зона эта была основана отцами города, просвещенными в достаточной мере, чтобы понять тот факт, что некоторые люди, далекие в своих помыслах от совершения преступлений, оказываются неспособными существовать в рамках цивилизации; и это означает, что они не разделяют стремлений и чаяний большинства своих собратьев. Они не видят смысла в ежедневной работе с десяти до четырех ради привилегии содержать в брачных узах женщину и энное количество детей. Этой компании мужчин, состоявшей в одинаковом соотношении из гениев и неврастеников (зачастую под одной и той же анатомической оболочкой), было позволено обосноваться в Голубом Гетто, которое из-за отсутствия какого бы то ни было надзора со стороны закона вскоре превратилось в родной дом отступников. В пределах этого дикого человеческого заповедника площадью с квадратную милю сформировалось уникальное общество. Оно смотрело на чудовищную машину цивилизации по другую сторону своих стен с такой же смесью ужаса и морального осуждения, с какой эта машина взирала на своих отщепенцев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});