тому же та быстро взяла себя в руки.
— Дайте-ка рассмотреть вас! Ей-богу, мечтаю с вами познакомиться, — продолжала громко говорить Ольга.
Катарина всегда удивлялась (и, бывало, завидовала) непосредственности некоторых людей, их улыбчивому умению легко и непринужденно начинать общение с кем бы то ни было. Возможно, для этого нужно быть чуть менее погруженной в себя и чуть более открытой? Катарина не страдала от излишней застенчивости, но была довольно сдержанной.
— Правда? Мечтали?
— Так, во-первых, давай на ты?
— Согласна! — Катарина чувствовала, что проникается симпатией к Ольге, очаровываясь ею. — А во-вторых?
— А во-вторых, уверена, что ты — нечто особенное, по-другому и быть не может. — Ольга весело посмотрела на Богдана. — Он во мне сейчас взглядом дыру просверлит, но я все равно скажу! Богдан еще ни разу не приглашал ни одну девушку на семейный обед. Это что-нибудь да значит!
— Ничего себе, — сказала Катарина, — теперь мне страшно всех разочаровать.
Она была немного смущена, но больше — польщена. Они с Богданом улыбнулись друг другу, он словно говорил: «Вот такая болтушка наша Ольга!»
Хозяйка поспешила на кухню со словами, что ей нужно кое-что сделать. Катарина предложила помощь, но Ольга замахала руками: ни за что!
— Выпьешь чего-нибудь? Вино, домашний лимонад, кофе?
— Если можно, лимонад.
Богдан занялся напитками, а Катарина рассматривала дом, который оказался внутри столь же хорош, как и снаружи: ничего пафосного, кричащего, никакой бьющей в глаза роскоши и перегруженности мебелью или элементами декора.
Практичная простота и функциональность, однако понятно, что один лишь журнальный столик стоит дороже, чем все содержимое съемной квартиры Катарины.
Они вошли в просторное помещение, объединяющее гостиную и столовую. Все здесь — от плитки на полу и штор до обивки кресел — было оформлено в морских тонах: синих, белых, голубых, призванных визуально создавать прохладу, смягчать жаркие солнечные лучи.
— Великолепный дом, — проговорила Катарина, чуть не ляпнув, что хотела бы жить в таком, но вовремя прикусив язык.
Стол был сервирован к обеду — льняные салфетки, серебро, хрусталь, свечи в изысканных подсвечниках. Катарина почувствовала себя замарашкой на приеме в королевском дворце и немедленно разозлилась: откуда это чувство собственной неполноценности?
Она увидела полотна на стенах и сразу поняла, что они принадлежат кисти Богдана. Приблизилась к каждой картине, внимательно разглядывая их, и пришла к тому же выводу, что и ранее, увидев художника за работой.
— Ты невероятный мастер, — тихо сказала Катарина. — На твои произведения хочется смотреть бесконечно. Когда вижу картины, которые кажутся мне подлинно талантливыми, слышу гениальные стихи или музыку, у меня внутри все сжимается, появляется что-то вроде покалывания, накатывает, сложно объяснить… — Она обернулась к Богдану. — Вот как сейчас.
В глазах его Катарина прочла радость и облегчение. Неужели сомневается в силе своего дара? Впрочем, многие одаренные люди таковы.
— Я рад, что они тебе нравятся.
— «Нравятся» — слабое слово.
Обоих переполняли эмоции, хотелось сказать слишком многое, но ни у Катарины, ни у Богдана не находилось слов. К счастью, в этот момент входная дверь открылась и закрылась со звонким щелчком.
— Простите, немного опоздал! — произнес мужской голос.
— Нет тебе прощения, — отозвалась из глубины дома Ольга.
Спустя мгновение в комнате появился последний участник семейного обеда — Филип.
У Катарины создалось впечатление, что этот человек, едва появившись, привел все пространство в движение, подчинив себе каждый сантиметр. Кажется, даже воздух начал бурлить и кипеть. Филип с напором говорил, размашисто двигался, широко улыбался, и в сочетании с мужской статью и выразительной внешностью это производило сильное впечатление.
Она видела Филипа на фотографиях, но снимки не могли передать его огня, харизмы, взрывной энергии. Богдан был другой, более утонченный, хрупкий, аристократичный. В нем чувствовалась ранимость, незащищенность и наряду с этим — внутренняя сила, которая не била в глаза, но была глубока.
Катарине подумалось, Богдана можно сравнить с соловьем, способным выдать чарующую трель, а Филип был мощной хищной птицей — соколом, ястребом.
— Вот и она! — возвестил Филип. — Вы не представляете, как я рад познакомиться с девушкой, которая сумела обворожить моего братца-дикаря.
Богдан скривился.
— Хватит вам! Дождетесь, Катарина сбежит. Я не говорил ей, что это смотрины. Она пришла всего лишь на обед.
В комнату вошла Ольга, неся на вытянутых руках блюдо, которое с трудом пристроила на уставленный посудой стол.
— Все готово, садитесь, пожалуйста.
Поначалу Катарина немного тушевалась, как это всегда бывало с нею в компании незнакомых людей. Но уже через несколько минут неловкое чувство рассеялось, она почувствовала себя свободно. Еда была вкусной, Ольга готовила изумительно, вино — прекрасным, но главное — собравшиеся за столом люди старались расположить Катарину, раскрепостить, вовлечь в разговоры, помочь почувствовать себя как дома — и делали это ненавязчиво, мило, с юмором.
Чувствовалось, что эти трое по-настоящему любят друг друга: они тепло улыбались, подначки были дружескими, без язвительности, а шутки — добрыми. Было заметно, что Филип, Ольга и Богдан счастливы, не зажаты в тисках темных чувств и обстоятельств: обид, разочарований, невыполненных обязательств, бедности, жизненных тягот.
Катарина вспомнила собственные непростые отношения с матерью, их вечные недомолвки и перепалки; отчужденность отца, замешанную на его чувстве вины; вспомнила свою растоптанную любовь и разбитые надежды на семейное счастье; профессиональные неудачи, вечную гонку за заработками, и ей так захотелось стать частью дружной, любящей, не знающей проблем и сложностей семьи!
«Эта семья знала горе и трудности, — напомнила себе Катарина. — Трагическая гибель родителей, болезнь Богдана. Но некоторые люди умеют бороться и преодолевать трудности, а некоторые вскидывают лапки кверху, предпочитая жалеть себя и думать, что все кругом им должны».
— Ты притихла, — сказал Богдан. — Мы тебя утомили?
— Всегда предупреждаю Филипа, чтобы разговаривал тише, — вставила Ольга. — От его начальственного голоса в ушах звенит.
Филип легонько щелкнул жену по носу.
— Нет, что ты! Мне у вас очень хорошо. И здесь, и в отеле.
— Ты ведь у нас впервые? — спросил Филип.
«Я приехала узнать о смерти сестры, пробралась в отель, как шпион, явилась сюда, чтобы выведать информацию».
— Да, но теперь буду останавливаться только в «Бриллиантовом береге». Он вне конкуренции.
— Надеюсь, что так, — сказал Филип. — Мы гордимся тем, что…
— «Вы приезжаете как гости, а уедете нашими добрыми друзьями! Мы обещаем: вам захочется вернуться!» — процитировала буклет Ольга. — Это я придумала!
Они заговорили об отеле, а Катарина думала, знают ли Филип и другие, что там творится? По логике — должны. На ум пришел испуганный, мучимый непонятно кем и чем Давид, а вслед за ним — погибшие Милан и Сара.
«Пришла задавать вопросы — действуй! Хватит пить, есть и радоваться жизни!»
— Я оказалась беспокойным гостем, — дождавшись удобного момента, проговорила Катарина. — Думала, меня выселят.