— До безобразия крепкие — с гордостью ответил он.
Она кивнула и двинулась в атаку. Сначала медленно, потом резко ускорилась и ворвалась в ряды чуть отдохнувших противников. Такого боя кузнец никогда не видел:
Влетев в толпу нападавших, Сольвейг свернулась, поджала ноги словно прыгая через костер, и обернулась крыльями. В следующую секунду вращаясь и рыча она развернула их с такой силой что воинов раскидало в стороны. Лезвие ее меча замелькало подобно вспышкам молнии. Она искусно атаковала и тут же закрывалась от контратаки, светящимися неярким синеватым светом, крыльями.
Однако, было заметно в какие моменты она сдерживается. Ее тактика предполагала разящие смертельные удары, после которых больше не встают. Но клинок наносил лишь поверхностные, не глубокие, или множественные раны. Конечно, они были болезненны, кровоточили, но не лишали жизни.
Ее сородичи бились с честью и отвагой, присущей далеко не всем. Уже примерно через пол часа все было кончено. На ногах осталась стоять лишь Уна. Раны ее кровоточили, причиняя сильную боль, доспехи пришли в негодность, шлем давно слетел. Но она крепко сжимала в руках меч, и в глазах не читалось сомнений.
Сольвейг сложила крылья у себя за спиной. Критично осмотрела свою старую надежную подругу и подкинув свой меч перехватила его за острие. Резким ударом чудовищной силы она выбила меч из рук подруги, сломав его пополам у самой рукояти. Осколки лезвия со звоном разлетелись по округе.
Хаук, понимая, что остался один невредим решил что-то сделать. Он ринулся было вперед, но Арон рукоятью топора подцепил его за сапог и опрокинул — только пятки сверкнули. Затем, кузнец помог старику сесть, и когда тот отдышался, вернул его меч в ножны. Силы были не равны. Хаук мог только вскинуть бессильно руки.
— Так будет правильно — Арон мягко похлопал ему по плечу — Честь — умереть за своего короля. Но не сегодня.
— Я слишком стар… — посетовал он еле слышно. Слезы обиды заблестели в глазах когда-то великого Хаука. Он поник головой и влезать в бой больше не пытался.
Воцарилась звенящая в ушах тишина. Арон слышал только свое дыхание в шлеме и потрескивание бревен в пламени догоравшего дома. Продолжая держать меч за лезвие, валькирия открыла шлем. Арон не видел ее лица и что оно выражает. Протянув руку, она осторожно, если не сказать с нежностью положила ладонь на плечо израненной подруги. Подарив губам Уны скромный поцелуй, она привычным движением зачехлила меч, и отыскав в полутьме фигуру кузнеца, побрела в его сторону. В глазах Сольвейг блестели слезы.
Потерявшая всякую возможность воевать, ошарашенная и сбитая с толку Уна безвольно опустилась на колени. Вскоре, тишину начали нарушать стоны тех, кто приходил в сознание. Хаук, поняв, что время пришло, бросился помогать раненым. Шарахнувшись от Сольвейг, как от огня, он на ходу расстегивая сумку, принялся бинтовать и обрабатывать наиболее опасные раны.
— Этого мне не простят уже никогда — всхлипнула Сольвейг, падая перед Ароном на колени.
— Поживем — увидим. Ночь еще не кончилась.
Король появился внезапно. Он шел быстрым шагом, а следом на, приличном удалении, спотыкаясь в потемках, семенила королева.
Состояние Сольвейг удручало…. Она утратила боевой дух и не могла унять слезы. Подпустив короля поближе. Арон встал, заслонив деву своим телом.
— Бейся со мной — рявкнул король, обнажая широкое лезвие солидного по размерам клинка.
Реакция рыжей бестии была неожиданной и внесла смуту в происходящее:
Вынув меч из ножен, она, не глядя, швырнула его отцу под ноги.
— Что еще за бабские выпады, разве так я тебя учил! Ну-ка встань и сражайся с равным по силе! Имей смелость ответить!
— Вам этого мало? — спокойно осведомился кузнец, кивнув на пару десятков тяжело раненых верноподданных.
— Что!? — ощерился тот внезапно. — ты понимаешь с кем говоришь, смертный? В сторону!
— Не в этой жизни — ответил кузнец добродушно.
— А другой у тебя не будет!
Он стал много говорить, в ход пошли оскорбления, а это верный признак что противник не уверен в своих силах. Однако, меч короля мелькнул с потрясающей скоростью… Если бы не мышечная автоматика, кузнец наверняка потерял бы руку. Но удар был сдержан.
— Что!? — король взревел от ярости.
Следуя единственному желанию отрезать короля от его дочери, Арон сжал руку в кулак, и что есть мочи, вложился в силу удара. Толчок пришелся в защищенный латами живот короля. И сила была такова что его согнуло пополам и отбросило строну на несколько метров. Впрочем, король быстро погасил скорость крыльями и распрямился.
Арон встал. Врос стеной между своей возлюбленной и ее разъяренным отцом. Но тот не опешил. Молодой кузнец был для него лишь преградой. Цель атаки за его спиной, рыдала на коленях.
Следующий выпад Арон сдержал уже сам. Элемент внезапности был утерян. Кое кто из крылатых бойцов уже смог встать на ноги. И, даже подобрал оружие. Но вмешиваться они не рисковали. Безмолвно созерцали, морщась от полученных ран.
Выпады крылатого короля становились все сильнее и резче. Но вскоре и он достиг своего предела. Уклоняясь и контратакуя, кузнец, конечно, чувствовал усталость. Но привычка к длительной и изнурительной работе, как в кузнице, так и в поле, в купе с энергосистемой брони, давали ему ощутимое преимущество. Рубище привлекшее множество уже совсем не прятавшихся селян, становилось похоже на избиение. Король с остервенением колотил кузнеца, отступал на несколько мгновений, чтобы отдышаться и обрушивал меч снова.
Доспех кузнеца с честью выдерживал натиск, но от боли не избавлял в полной мере. Он же, памятуя о данном обещании, наносил удары плоскостью топора, либо по хорошо защищенным элементам позолоченного королевского доспеха. Правда элементов этих становилось с каждым ударом меньше. Пока не осталось ничего кроме плетенной из гибких стальных лент кирасы.
Хотя король и не получал ущерба, удары черного топора были ощутимы и чертовски болезненны. Особенно попадая по одним и тем же местам повторно. Когда спесь короля сменилась накатывающей усталостью в ногах, а потом и во всем теле, он наконец догадался: с ним играют, причем, не честно!
— И что дальше — прошипел он, смахивая пот со лба израненной ладонью — Так и продолжишь меня шлепать?
Кузнец отступил. Его топор глухо уткнулся в утоптанную в пылу сражения землю.
— Поставим вопрос иначе: Какой части тела вас лишить чтобы Сольвейг обрела покой и надежду на будущее?
— А ты вымотал меня! Щенок! — король выругался, не стесняясь в выражениях. Он, опираясь на меч, приклонил колено.
Арон пользовался моментом. Отдых тоже был ему нужен.
— Часть тела, говоришь?! Сейчас посмотрим!
— Опасность! — зазвенел голос в голове кузнеца, и он рефлекторно отскочил в сторону.
Белая молния просвистела в полуметре от него, и взвилась змеей в небо. Вороненый топор кузнеца дымился остывающим срезом, разделившим его пополам. Оружие стало бесполезно. Кнут, что до этого висел на поясе короля светился и мерцал, переливаясь снопами белых искр.
— Уклоняйся — скомандовал голос в голове, и Арон повиновался. Король злорадствовал, почувствовав вновь свое превосходство. О более или менее честной битве можно было забыть.
— Часть тела, говоришь! — не унимался король, — Сейчас посмотрим!
Арон прыгал и уклонялся, чувствуя себя блохой на лысой голове, которую вот-вот прижмут ногтем, и она брызнет по все стороны своим содержимым. Сложность заключалась еще и в том, чтобы находиться все время на одной линии между Сольвейг и королем Ангусом. Все что происходило вокруг слилось в одно аляпистое изображение, вращающееся по кругу то в одну, то в другую сторону.
Вскоре, кнут короля рассек шлем. Ведь нельзя бегать вечно. Изображение тут же пропало и пришлось от него избавиться. Следом появились глубокие ожоги на грудной пластине, ногах и спине. Ткань, покрывавшая доспех, теперь висела лохмотьями. Индикаторы на внутренней стороне ворота сошли с ум, а мерцая багрово красными огоньками.