не планирую.
Тоска полная. Типичный занудный разговор, когда заранее знаешь, что скажет собеседник, а потом и ты сам. Я могла предугадать каждую реплику, от первой до последней, и я с вожделением взглянула на выставленные в баре бутылки. Я не собиралась пить, нет, не сейчас, но, чтобы не напиться, мне нужно было заставить Бьёрна говорить больше о себе, Линде и их жизни во Фредрикстаде.
– А вы? Кто у вас выполняет работу по дому? Такое ощущение, что всегда кто-то один делает большую часть, а второй лишь помогает. Но, может, это и не так плохо, ведь у главного есть полная картина, – сказала я. Я не хотела жаловаться, что мне надоело быть капельмейстером, шеф-поваром, кастеляншей и тамадой в нашей с Акселем жизни, что надоело быть чертовым локомотивом, везущим полусонного пассажира в последнем вагоне. Что бы случилось, прекрати я стирать одежду, постельное белье и полотенца, делать уборку, если бы я перестала покупать и готовить еду, замораживать остатки ужина, а потом снова их разогревать. Всякий раз, когда Аксель видел меня за работой на кухне, он приговаривал: «Вот ты даешь, бегаешь как заводная!»
Конечно, я могла бы плюнуть на все, но мне было тошно спать в грязной постели, покрытой пятнами спермы трехнедельной давности, тошно вставать с утра и не обнаруживать чистых трусов, тошно ходить по усыпанному крошками кухонному полу, тошно приходить с работы домой и ощущать вонь от затхлого мусорного ведра и забытой в стиральной машине одежды. Я не могла терпеть всего этого с самого детства.
Если я начинала жаловаться, Аксель говорил, что я не даю ему ничего делать. Но каждый раз, когда я разрешала ему упаковать чемоданы дочерей, он забывал положить совершенно необходимые вещи, такие как купальник, полотенце, трусики, теплый свитер. Если мы ехали туда, где есть магазины, все не так страшно – хуже, если мы оказывались без нужных вещей на хуторе, и мало-помалу я прекратила эти эксперименты и стала сама собирать детские вещи. Так же получилось и со всем остальным.
Как и многие другие, я сдалась. Почти все домашние покупки я делала сама и лишь изредка вежливо просила Акселя купить хлеб, яйца или туалетную бумагу. Я отправляла ему сообщение: Ты не мог бы купить хлеб, яйца и туалетную бумагу? Спасибо. Целую. Он отвечал: ОК. На что я отвечала: Спасибо тебе.
Аксель уходил с лыжами, а затем возвращался весь потный, сдирал с себя мокрую одежду, кидал ее в корзину для грязного белья и шел в душ. Я шла вслед за ним и запускала стирку. Мне ведь все равно нужно постирать цветное белье, оправдывала я себя. После того как Аксель выходил из душа, я сметала за ним остатки воды в сток, вытирала насухо мраморную плитку на стене, чтобы на ней не оставалось пятен. Сколько бы раз я ни просила его вытирать после себя душ, он никогда этого не делал. Ты победил, Аксель, думала я, оттирая плитку, ведь я сама настояла на мраморе, хотя могла выбрать любую другую плитку. Так что сама виновата.
Мне встречались исследования, в которых утверждается, что сегодня мужчины выполняют столько же работы по дому, сколько и женщины, но поскольку эти выводы основаны на сведениях, самостоятельно предоставленных респондентами, я не очень-то им верю. В те редкие разы, когда Аксель покупал продукты по собственной инициативе, это событие приобретало для него такое колоссальное значение, что у него создавалась иллюзия, будто он – один из тех, кто постоянно покупает еду в дом по собственному желанию, и, отвечая на вопрос: «Как часто вы совершаете покупки для домашнего хозяйства?» – он наверняка бы поставил крестик напротив ответа: «Не менее одного раза в неделю», хотя в лучшем случае он делал это раз в две недели. Если бы мне пришлось ответить на этот же вопрос, я бы ответила так же – не менее одного раза в неделю, хотя фактически я, не задумываясь, ходила в магазин три-четыре раза в неделю, поскольку покупка еды была столь неотъемлемой частью моей жизни, что я могла делать это даже во сне. Иногда я приходила на кухню, обнаруживала на столешнице пакеты с продуктами и не могла вспомнить, когда я все это купила.
Если же дело касалось лыж, Аксель проявлял себя с совершенно новой стороны. Когда какой-нибудь лыжный магазин устраивал распродажу, Аксель мчался туда сразу после работы и торчал там часами, несмотря на то что терпеть не мог магазины и покупал одежду буквально из-под палки, конечно, если речь не шла о спортивной экипировке. Он заботился о своих лыжах и станке для их подготовки, словно мать о своем недоношенном младенце.
Иными словами, Аксель обладал способностью заботиться, ухаживать, держать важные вещи в памяти и выполнять необходимые действия, но лишь при одном условии – что это было ему интересно. Способность имелась – отсутствовала воля. В итоге Аксель занимался тем, что его интересовало, я же делала все остальное. Меня не особо интересовали туалетная бумага, чистые окна, горячий ужин, чистый пол и так далее, но я хотела избежать противоположного – грязи, пустого холодильника, перегоревших лампочек и вонючего мусорника, и именно поэтому я с самого начала взвалила на себя эту работу, и вскоре у нас укоренился тот же порядок, что и в свое время дома у нас с матерью.
Когда я подросла, я взяла на себя ответственность за наше с матерью хозяйство, а когда мы с Акселем съехались, мне лишь оставалось продолжать в том же духе. Так было проще: все лежало на своих местах. Поэтому на заре наших отношений мы с Акселем договорились, что стирка одежды, уборка дома, покупка продуктов и все домашние дела, не касающиеся автомобиля, крыши и нечастой стрижки газона, были чем-то исключительно интересным для меня, моими увлечениями, тогда как Аксель увлекался лыжами.
Ничего из этого я не поведала Бьёрну в тот вечер. Мне хватало собственных размышлений по этому поводу, от которых накатывало уныние, к тому же при каждой мысли об этом меня одолевало желание выпить, но нет, сегодня я не напьюсь, твердо решила я.
– Рассказывать о нас особо нечего. Как я говорила, мы почти не ссоримся, живем каждый своей жизнью. Он торчит в своей мастерской в подвале, а я… я смотрю телесериалы. – Я хихикнула с извиняющимся видом. – Расскажи лучше о вас с Линдой.
– Неужели тебе не надоело это слушать?
– Вовсе нет.
– Но что ты хочешь знать?
– Расскажи о вашей последней ссоре.
– Ладно.