— Они очень отличаются от всех нас, — сказала Доркас. — Да, да, мистер Коллум вернется сюда. Говорят, сэр Ральф связан с их египетскими делами. Я слышала, что он помогает финансировать эту экспедицию, потому что его дочь собирается выйти за Тибальта Трэверса.
— От кого вы это услышали? — спросила я.
— От Эмили.
— Ой, все это сплетни прислуги.
— Дорогая Джудит, а кто знает о делах семьи больше, чем прислуга?
Они были правы, конечно. Слуги слышат обрывки разговоров. Я представила, как Джейн приникает ухом к замочной скважине. Некоторые слуги складывают разорванные на клочки письма, выброшенные в мусорную корзину. Они держат уши и глаза нараспашку, чтобы не пропустить скандал в благородном семействе.
Нет сомнений, все хотят увидеть, как Тибальт будет подарен Теодосии.
Я возвращалась в Кеверол-Корт, погрузившись в свои невеселые раздумья.
Тибальт не любит Теодосию, говорила я себе. Я бы знала, если бы это было иначе. На балу ему больше нравилось танцевать со мной, а не с ней. Как может такой человек, как Тибальт, полюбить Теодосию? Но Теодосия богата — она наследница огромного состояния. Имея на руках такие деньги, как у Теодосии, Тибальт сможет финансировать собственные экспедиции.
Сэр Эдвард думает только о своей работе, и Тибальт во всем следует по его стопам.
Поэтому их считают ненормальными.
В тот день, когда Тибальт женится на Теодосии, я уеду — найду место, расположенное как можно дальше от Сент-Эрно, и попытаюсь начать строить свою новую жизнь на осколках старой. Тибальт, может быть, полностью одержим своей работой, а я — одержима им. И мне было доподлинно известно, что если я потеряю его, моя жизнь утратит всякий смысл.
Доркас как-то сказала: «Когда Джудит увлечена чем-то, она отдает своему увлечению всю душу. Она не умеет ничего делать вполсилы».
Доркас права. И теперь я была увлечена, как никогда прежде, одним единственным мужчиной и единственно возможным образом жизни.
* * *
Теодосия, словно пытаясь наверстать время, когда она избегала меня, теперь часто искала встреч. Ей нравилось говорить со мной о прочитанных книгах. Я видела, что она старается хоть как-то углубить свои познания в археологии.
Она приглашала меня в свою комнату, и мне казалось, что еще чуть-чуть — и она признается мне в чем-то сокровенном. Она бывала немного рассеянной, иногда казалась счастливой, иногда — озабоченной. Однажды, когда я находилась в ее комнате, она выдвинула ящик, и я увидела пачку писем, перевязанную голубой лентой. Как это похоже на Теодосию — перевязывать любовные послания голубой ленточкой! Мне было любопытно, что в них могло быть написано. Я как-то не могла представить, чтобы Тибальт писал любовные письма — к тому же Теодосии!
Я представляю себе…
Дорогая Теодосия,
Я с нетерпением жду дня, когда мы поженимся. Я планирую несколько экспедиций, а для этого требуется финансовая поддержка. Твое приданое будет очень кстати…
Да, именно так!
Я засмеялась про себя. Мне так хотелось убедить себя, что единственное, что ему может понадобиться от Теодосии, это ее приданое. Но даже если это так, он никогда не станет писать подобных писем!
— Как себя ведет мама? — лениво спросила она меня, когда мы оказались наедине в ее комнате.
— Как обычно.
— Я предполагала, что после бала станет еще хуже.
— Что ж, ты правильно предполагала.
— Бедная Джудит!
— Ой, да у нас у всех есть проблемы!
— Да, — вздохнула она.
— Но только не у тебя, Теодосия.
Она заколебалась. Потом спросила:
— Джудит, ты когда-нибудь влюблялась?
Я почувствовала, как внезапно зарделась, но, к счастью, на самом деле это был не вопрос, а лишь пролог к ее признанию.
— Это так чудесно, — произнесла она, — и все же… мне немного страшно.
— А почему тебе страшно?
— Ну ты же знаешь, я не очень умна.
— Но если он тебя любит…
— Если! Конечно, любит. Он говорит мне об этом при каждой встрече… в каждом письме…
Мне уже хотелось придумать какую-нибудь причину, чтобы убежать из ее комнаты — и в то же время хотелось остаться и продолжить эту пытку.
— Джудит, на самом деле я нахожу археологию ужасно скучной. Это правда. Но археология — это его жизнь. Я пыталась. Читала книги. Мне нравится, когда находят что-нибудь прекрасное, но описания инструментов для раскопок, видов почв и так далее… И все эти скучные горшки и черепки…
— Ну, если тебе это не интересно, может быть, не стоит и притворяться?
— Я не думаю, что он ждет от меня этого интереса, нет… Я просто буду заботиться о нем. Это — все, что ему нужно. Ой, это будет замечательно, Джудит! Но я беспокоюсь об отце.
— Но почему?
— Ему это не понравится.
— Не понравится?! Но мне казалось, что он очень хочет, чтобы ты вышла за Тибальта.
— Тибальт! Я говорю не о Тибальте.
В душе моей заиграла музыка. Какой-то ангельский хор.
— Что?! — воскликнула я. — Не Тибальт?! Ты шутишь!
— Тибальт! — Она с содроганием произнесла это имя. — Тибальт! Да я его до смерти боюсь! Я знаю, он считает меня круглой дурой.
— Конечно, он серьезный, но ведь это гораздо интереснее, чем глупая легкомысленность.
— Эван не легкомысленный.
— Эван! Значит, это — Эван!
— Конечно, он. А кто же еще?
Я рассмеялась.
— Значит, все эти письма, перевязанные голубой ленточкой… все эти вздохи, и этот румянец на щеках — это Эван! — я обняла ее. — О, Теодосия, я так рада… — у меня хватило ума добавить, — за тебя!
— Что на тебя нашло, Джудит?
— Я никак не предполагала, что это — Эван.
— Ты думала, это — Тибальт? Все так думают, потому что этого хочет отец. Хочет породниться с их семьей. Он всегда был большим поклонником сэра Эдварда и интересовался всем, что тот делает. И ему хотелось бы, чтобы я была похожа на тебя и увлекалась всеми этими премудростями. Но я не такая. И как можно желать Тибальта, если есть Эван?!
— Ну, некоторые могут, — спокойно произнесла я.
— Они, наверное, безумные!
— Настолько безумные, что могут решить, что это ты — сумасшедшая, если предпочла Эвана.
— Как легко общаться с тобой, Джудит! Мы просто не хотим говорить папе, понимаешь? Ты же знаешь, семьи бывают разные. Родители Эвана были очень бедны, и он сам пробивал себе дорогу. У него был какой-то родственник, который помог ему, и Эван хочет вернуть ему все, что тот потратил на него, до последнего пенни. Мы собираемся это сделать. Я думаю, то, чего Эван уже смог добиться, делает ему честь. И тут нечего стыдиться. Тибальт попросту унаследует все блага, а Эвану приходится трудиться, чтобы добиться всего самому!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});