— Ой, да хватит вам ссориться, мальчики, — вмешалась Элентари, тщательно осматривавшая себя в зеркальном отражении одной из стен. — И ты не сердись, Ва. Разумеется, Илу ни за что не пошёл бы на нарушение даже самого маленького пункта священной инструкции, если бы не жаждал поскорее увидеть своих эльдар. Сказать откровенно, я тоже в нетерпении увидеть всходы. Ва, я заказываю праздничный завтрак? Как-никак переход завершён…
— Заказывай, Эли, — улыбнулась Варда, — пока эти двое не съели друг друга.
— Завтрак — это другое дело! — сменил тон Майар. — Кстати, Илу, что ты думаешь по поводу пункта инструкции, предписывающего ложиться в гибернатор с пустым кишечником? По-моему, он также сильно устарел.
— Вот тут ты прав, Май. В следующий раз…
— Болтуны! — не выдержав, рассмеялась Варда.
Глава пятая
Буйные всходы
Лучи восходящего солнца брызнули на вершину зиккурата с такой неистовой силой, что Валхал поспешно зажмурился. Вот уже скоро десять тысяч раз встречает он восход светила на самой высокой точке города, и с каждым годом всё труднее даётся подъём на вершину пирамиды, ступенчато громоздящейся над городом…
Верховный жрец поднял руки, и, повинуясь этому сигналу, в толще стен завыли трубы, нагнетаемые мехами. Протяжный утробный рёв поплыл над Гиамурой, напоминая его жителям, что начался новый трудный день.
Валхал открыл глаза, опуская руки. Солнце поднялось чуть выше, и лучи его уже освещали Великий Дом. Крыша дворца сверкала позолотой, и только конёк со стороны фасада темнел провалом — там шли работы. Резиденцию Повелителя окружала могучая стена из обожжённого кирпича, своим густо-красным цветом напоминавшая кровь. За стеной густо зеленели плодовые деревья, над ними лениво шевелили перистыми листьями пальмы, надёжно укрывая от солнца всё, что творилось под их сенью… Жрец усмехнулся. Да, многое из того, что творилось под сенью этих деревьев, солнцу видеть не пристало…
И только два гигантских изогнутых рога, отсвечивая золотом, возвышались над морем садов, как будто там прилёг отдохнуть немыслимых размеров бык. Валхал усмехнулся. Скоро, совсем скоро свершится святотатство, и Пирамида Солнца перестанет быть самым высоким строением в Гиамуре. Ибо рога эти были ни чем иным, как навершием громадной скульптуры, изображающей собой бычью голову. Скоро голова эта украсит конёк Великого Дома, и рога вознесутся над городом выше вершины зиккурата…
Солнце уже жарило вовсю, несмотря на раннее утро. Постояв ещё несколько мгновений, Верховный жрец вздохнул и направил свои стопы к лестнице. Крутые ступеньки вели вниз, где уже поджидал старого Валхала новый день, полный хлопот.
Спускаясь по крутым ступеням, он думал. Думать — это было одно из немногих удовольствий, оставшихся Валхалу в этой жизни. Он с детства любил это занятие, думать, что и привело его в итоге на вершину Пирамиды Солнца.
Пророчества, произнесённые Девой Дождя, обычно достаточно туманны и допускают те или иные толкования. Для того, чтобы привести их в соответствие с примитивным и грубым пониманием простого народа, при Храме даже существуют специальные толкователи, разъясняющие непонятливым, что означает то или иное пророчество… Но только не в этом случае. То самое древнее пророчество никаких двойных толкований не допускало, и видения, посетившие Деву Дождя, просто уточнили уже известное.
«Настанет день, когда Пирамиду Солнца затмит более великое строение, и кончится время города, и отражения его. Гнев богов сокрушит смертельных врагов, и погибнут они вместе, не увидев лица друг друга, не оставив ни потомства, ни праха, ни имени. Только память пройдёт через бездну времён, пугая народы, покуда не рождённые, ужасной судьбою падших…»
Жрец тяжко вздохнул. Спорить с Хамхером сейчас уже бесполезно, более того — смертельно опасно. Уж если прежнюю Деву Дождя он велел отдать для надругательств прокажённым… Нет, Валхал не хочет стать кормом для крокодилов, содержащихся на заднем дворе Великого Дома. Да если бы только эта бычья голова, грозящая вознестись над городом выше вершины Пирамиды… Голова — это только верхушка, венчающая огромное здание Тьмы, составленное из тёмных дел, грязных страстей и кровавых злодеяний.
Старик снова усмехнулся. Верно говорят — желая наказать, боги отнимают у человека разум, всё остальное он сделает сам. Похоже, противиться судьбе и в самом деле невозможно. Скоро, совсем скоро золотые рога украсят Великий Дом, и время великого города Гиамуры кончится. А заодно и проклятой Сидоммы — никак иначе истолковать пророчество невозможно. Вот знать бы ещё, что означают остальные слова…
Внизу Верховного жреца ждал юноша, одетый в короткую белую юбочку, с золотым кольцом в ухе, выдающем послушника, готовящегося вот-вот стать полноправным младшим жрецом.
— Ванна готова, мой господин, — поклонился юноша.
— Приготовь мой наряд для визитов, — Валхал расстегнул пряжку на плече, неспешно стянул с себя утреннее одеяние, бросил его послушнику. — И носилки.
— Да, мой господин!
Проводив глазами юношу-прислужника, жрец снова вздохнул. Визит в Великий Дом — не самое приятное занятие, а в последние годы откровенно опасное, чего греха таить… Однако обойти это дело, послать кого другого невозможно. Великий жрец — Валхал, и никто кроме.
* * *
— …Стой смирно, сучка! Забыла, где находишься? И не смей корчить плаксивые рожи! Ну-ка, улыбайся! Улыбайся, кому говорят!
Девочка лет тринадцати, стоявшая на четвереньках совершенно обнажённой, выдавила из себя вымученную улыбку. На морде пятнистого кобеля, огуливавшего её сзади, напротив, было написано полнейшее удовольствие. Остальные кобели, привязанные за бронзовое кольцо, вделанное в стену, нетерпеливо повизгивали в предвкушении своей очереди. Возле них суетился невысокий, плотный человечек с сизым бритым лицом и черепом, украшенным татуировкой — дворцовый псарь.
Двое мужчин возлежали на помосте, покрытом разноцветной кошмой, лениво потягивая вино из серебряных кубков. Перед ними на золотых и серебряных блюдах высились горки фруктов, куски жареного мяса и лепёшки, посреди этого изобилия высились узкогорлые кувшины.
— Ты не прав, Гевар. Конечно, можно садить чистопородных кобелей и на беспородных сук, однако течная сука встречается не каждый день. — Дородный мужчина, заросший до глаз курчавой чёрной бородой, отрезал кинжалом ломоть жареной оленины. — То ли дело садка на «собачьих наложниц». Во-первых, не беременеют, во-вторых, готовы в любое время… И потом, для чего ещё годятся эти ублюдки! — Бородатый захохотал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});