она им принадлежит или это дикарь. Конечно, обращение требует определенных навыков, но тоже не сказать чтобы запредельно сложно.
Данияр позволил заплести себе косы.
И поднялся.
Вздохнул. Взглянул на своих женщин, которые молчали, делая вид, что совершенно точно не имеют отношения к нынешнему разговору. И лишь Эрра проворчала:
– Не шлялся бы ты по кораблю в одиночестве…
Кивком подтвердила согласие с ней Заххара, а Некко заметила:
– Если нравится кто, лучше сюда приводи…
Все трое кивнули.
И вот что с ними делать?
Данияр поднялся и, обозрев гарем, сказал:
– Прятаться я не собираюсь.
По глазам было видно, что решение это восторга не вызывает.
– Завтракать пора, – первой поднялась Эрра мягким текучим движением. Так двигается медная гадюка, хозяйка Дальних песков. – Как понимаю, мы идем?
На тонком запястье зазвенели браслеты, аккурат что чешуя гадючья.
Глава 13
Труди говорила.
Много.
Кахраю казалось, что толстая эта женщина в принципе не способна молчать, что молчание каким-то образом разрывает ее изнутри, вынуждая распахивать накрашенный алой помадой рот. Она извергала слова, взмахивала руками, распространяя вонь духов и тела.
– И я вас спрашиваю, кто кладет сырой кирранский орех в мясную начинку?! – возмущение ее было столь искренним и ярким, что Кахрай от души посочувствовал человеку, совершившему – кто бы мог подумать? – столь непростительную ошибку. – А вот это?
Она ткнула вилкой в нечто небольшое, округлое и осклизлое, к чему Кахрай по доброй воле не притронулся бы.
– Разве это похоже на диержские арборини?
– Не знаю, – вынужден был признаться Кахрай, который понятия не имел, как именно должны выглядеть упомянутые арборини.
– Я вам скажу! Они думают, что смогут обмануть нас! – Труди ткнула вилкой в шарик, но тот крутанулся, брызнув желтоватым соусом, более похожим на слизь куманского осьминога. – Это мировой заговор производителей полуфабрикатов!
– Ужас какой, – сказала Шарлотта, наматывая на вилку что-то длинное и напоминающее волосы.
– Именно. Вот вы когда-нибудь задумывались над тем, что едите? Насколько современная еда далека от исторических традиций?
Тойтек прикрыл глаза.
Он, медленно поглощавший белково-минеральный коктейль, был избавлен от необходимости поддерживать застольную беседу. И Кахрай от души ему завидовал.
– Не представляю.
– Вот! И никто не представляет! – Труди все-таки загнала комок теста в угол и с немалым наслаждением проткнула вилкой. Слегка встряхнула. Уставилась так, будто ожидала от несчастного арборини подвоха, но отправила-таки в рот. Алые губы раскрылись. И сомкнулись. Вытянулись. Дернулась щека. Глаза закатились. И Кахрай подумал, что, может, несчастная таки рухнет в обморок.
Не повезло.
– Ужасно, – произнесла Труди с чувством огромного внутреннего удовлетворения. – Они использовали мьельский шпинат вместо массажского и сливки растительные. А еще…
Лотта беззвучно вздохнула.
И отложила вилку.
– Спасибо, – сказала она, поднимаясь. – Кажется, я уже сыта…
– Напрасно, – Труди с необычайным вдохновением пережевывала оставшийся комок. – Ты ж десерт не пробовала.
– Обойдусь.
– И зря. Женщина должна есть. Когда женщина ест, она счастлива. А счастливая женщина радует окружающих!
Судя по собственным объемам, Труди окружающих очень радовала.
Кахрай тоже поднялся.
– Мы вас проводим.
– Спасибо, но…
– Милочка, – Труди подвинула к себе следующую тарелку, – не отказывайтесь. Мужчины – существа пугливые, один раз откажете, в другой не рискнут предложить. А этот вроде ничего, крупный и ест много.
– А это важно? – оживилась Шарлотта.
– Конечно, – Труди смотрела с тем чувством собственного превосходства, которое со временем появляется у женщин опытных, не единожды столкнувшихся с несправедливостью мира и всецело познавших его сложность и глубину. – Это ж еще наши предки знали. Кто ест, тот и работает, так они говорили. Меня еще бабушка моя учила. Так и говорила: Труди, коль мужик в тарелке еле-еле ковыряется, то и в койке ковыряться станет, а уж чего там он наковыряет, то одним богам известно… А этот вроде ничего. Крупненький.
Кахрай ощутил, что краснеет.
Совершенно бестолково и, главное, бессмысленно.
– Ишь, и стесняется, – почти умилилась Труди. – Идите уже, а я на кухню загляну… побеседую, чтоб обед нормальный подали…
– Вы к себе? – поинтересовался Кахрай.
А Шарлотта пожала плечами. Она совершенно не представляла, что делать дальше.
То есть цель у нее имелась.
Но вот только цель и… и наверное, стоит прогуляться, присмотреться, познакомиться с иными кандидатами, список которых Лотта составила, но теперь испытывала некоторые сомнения в возможности его реализации. Лайнер оказался слишком большим, чтобы надеяться на случайную встречу.
– Я, пожалуй, в оранжерею, – решилась Лотта. – Пишут, что здесь отличная оранжерея…
Поддержание которой обходилось в весьма круглую сумму, что было вовсе не понятно, ибо на оранжерею в поместье, занимавшую втрое большую площадь, уходили куда меньшие деньги.
– Вы не будете возражать, если мы составим вам компанию? – поинтересовался Кахрай.
И улыбку изобразил.
Как-то у него… не очень получилось. А с другой стороны, помнится, в «Печальном воителе» герой тоже был суровым воином, весьма далеким от понимания того, как следует правильно ухаживать за девушкой. Он мучился, не находя слов, чтобы рассказать о своих чувствах к прекрасной Мередит, и лишь случай помог ему открыться. Лотта искоса посмотрела на человека, пытаясь понять, мучается он влюбленностью или пока не осознает ее? Или ему просто-напросто скучно? Но так ничего и не решила. А потому пожала плечами и сказала:
– Буду рада. Я еще не очень хорошо ориентируюсь здесь.
Ответом стал весьма сдержанный кивок.
А оранжерея и вправду впечатляла.
Лотту окутал горячий влажный воздух, моментально пропитавший легкую ткань ее блузки. И эта блузка разом прилипла к телу. По спине потекла струйка пота, и стало как-то неловко. Впрочем, неловкость эта длилась недолго.
Где-то вверху зашипели скрытые в зарослях распылители, выпуская струи влажного тумана, что оседал на зеленых листьях россыпями мелких капель. Они собирались в капли крупные, а те сливались в водяные нити, которые уже тянулись вниз. И листья вздрагивали, приходили в движение, что отдавая эту украденную влагу, что принимая ее. Тут же тихо зашипели воздушные пушки, рождая теплый ветер, который сорвал горсть ярко-красных лепестков, закружил и осыпал Шарлотту с ног до головы.
Лепестки пахли мятой.
Лотта сняла один.
– Ильванский колокольчик, – заметил Кахрай, указывая куда-то в хитросплетение лиан, что поднимались по стене, укрывая ее плотным ковром. Влажные стебли их походили на змей, и чешуя мелкой коры лишь усугубляла сходство. – Крайне капризное создание. И цветет редко. Нам повезло.
Запах изменился. К мятным ноткам добавился едва ощутимый аромат ванили.
– Смотрите, вон там…
Они стояли на узком мостике, что протянулся над зеленой живой бездной. Где-то внизу покачивались огромные листья, напомнившие Шарлотте уши огромного слона. Сквозь дыры в них торчали хрупкие хлысты, покрытые рыжим пухом,