— Прежде всего, мистер Мангуза, хотелось бы, чтобы вы знали, насколько высоко я и мои партнеры ценим концессию Чивеве. — Шон намеренно употребил слова «высоко ценим». — Сегодня утром я говорил с ними по телефону, рассказал про несчастный случай, и они поручили мне уладить дело любой ценой. — Он снова употребил слово «цена» и многозначительно замолчал.
В подобного рода переговорах следовало придерживаться определенного этикета. На взгляд жителя Западного полушария все это было обычной взяткой, но здесь в Африке это называлось «системой подарков» — общепринятым и вполне приемлемым средством решения проблем. Пускай правительство развешивает во всех общественных зданиях плакаты, на которых нога в армейском ботинке раздавливает голову ядовитой гадине, а над всем этим красуется надпись «Искореним коррупцию», все равно всерьез никто этого не воспринимал. Даже более того — каким-то странным образом сами эти плакаты в какой-то мере подтверждали, что правительство признает данную практику.
На данной стадии Джеффри Мангуза должен был согласиться, что убытки следует компенсировать, или каким-нибудь иным образом дать понять, что готов слушать и далее. Но он продолжал молчать и разглядывать Шона сквозь стекла своих блестящих очков. Через несколько мгновений Шон вынужден был заговорить снова.
— Если вы допили, то может нам лучше немного пройтись? — Терраса клуба была заполнена посетителями, и вокруг было слишком много нежелательных слушателей. Мангуза допил свой джин-тоник и, не говоря ни слова, отправился следом за Шоном на лужайку.
На поле как раз подходила к концу очередная игра. Шон неторопливо шагал вперед вдоль кромки поля и, когда игроки и их помощники остались далеко позади, негромко начал:
— Я сообщил своим партнерам, что вы — самый влиятельный человек в департаменте и что белый директор лишь скрепляет своей подписью принятые вами решения. Я сказал им, что вы вполне в состоянии спустить на тормозах любое расследование и снять с нас любые обвинения, которые могут возникнуть в связи с этим несчастным случаем. Я был так уверен, что даже поспорил с ними на десять тысяч американских долларов. Если я выиграю спор, то с радостью передам свой выигрыш вам, мистер Мангуза, переведя его на любой указанный вами счет в любой стране мира.
Мангуза остановился и повернулся к нему лицом. Увидев выражение его лица, Шон едва не отшатнулся. Мангуза заговорил, и голос его дрожал от ярости:
— Даже сама ваша мысль о том, что я готов принять взятку, оскорбительна для меня лично. Это я еще мог бы пережить, но кроме всего прочего это еще оскорбляет нашу революцию и ее героев, которые сложили головы в борьбе за освобождение своей родины от империалистического и колониального ига, это оскорбление нашей партии и ее вождей, самого духа марксизма и, наконец, всех африканцев в целом.
— Видит Аллах, я всего-то и предложил какие-то паршивые десять тонн, а вовсе не реставрацию монархии.
— Вы, конечно, можете и дальше улыбаться своей высокомерной белой улыбкой, полковник Кортни, но мы знаем вас как облупленного. Нам известно о ваших связях с южноафриканскими властями и о той шайке хулиганов-матабелов, которую вы собрали. Нам известно, что все они воевали бок о бок с вами против сил революционной демократии. Они все контрреволюционеры, низкопоклонники капитализма, а вы — их предводитель.
— Я просто по ошибке застрелил львицу, а один из моих низкопоклонников искалечен, вот и вся моя контрреволюционная деятельность.
— Мы не спускаем с вас глаз, полковник, — зловеще сообщил Мангуза. — Можете быть уверены, что в вашем случае я дам совершенно правильное заключение и что оскорбление в мой адрес и в адрес моего народа вам припомнится.
Мангуза развернулся и большими шагами двинулся обратно к зданию клуба, а Шону оставалось лишь растерянно покачать головой.
— Итак, остается лишь попрощаться с прекрасной концессией Чивеве, — пробормотал он. — Ну и дурак же я! — Несмотря на присущее ему легкомыслие, он вдруг ощутил, как у него засосало под ложечкой в предчувствии неминуемого несчастья.
* * *
Контора компании «Сафари Кортни» располагалась в центре столицы между Домом Правительства и гольф-клубом. Рима уже ждала его в приемной, стены которой были увешаны цветными плакатами с изображениями диких животных и фотоснимками, на которых довольные клиенты демонстрировали свои охотничьи трофеи. Едва Шон вошел, как она вскочила из-за стола.
— Шон, примерно час назад звонили из больницы. Шадраху ампутировали ногу.
На несколько мгновений Шон буквально лишился дара речи, потом медленно подошел к шкафчику, достал из верхнего ящика стакан и полупустую бутылку дорогого виски. Потом он плюхнулся на диван и налил себе на три пальца.
— Достойное завершение отличного дня, — наконец сказал он и залпом осушил стакан.
Рима ушла, оставив его сидящим на диване. Виски оставалось всего на две порции, и когда бутылка опустела, Шон отправился в отель «Мономатапа». Отель был битком набит туристами, и среди них оказалась белокурая тевтонская валькирия, облаченная в полный костюм, который бы вполне подошел героине фильма «Из Африки». Стоило Шону войти в бар, как они встретились взглядами, и она улыбнулась.
— Какого черта! — сказал себе Шон. — Это куда дешевле виски, а наутро никакого похмелья.
Немецкая фройляйн хохотала, слушая жалкий немецкий Шона, и довольно скоро выяснилось, что она в одиночку занимает президентские апартаменты на четырнадцатом этаже. Она заказала в номер бутылку «мумма», и они выпили ее в постели.
* * *
Утром, пока Рима составляла для него полетное задание, а потом, взяв сумку вяленого мяса, ездила к диспетчерам, Шон поехал в больницу.
Ногу Шадраху ампутировали на несколько дюймов ниже бедра. Восточногерманский доктор показал Шону рентгеновские снимки.
— Безнадежно. — Врач указал на осколки костей. — Как конфетти!
В хирургическом отделении присесть было некуда, поэтому Шон некоторое время постоял возле постели Шадраха, вспоминая вместе с ним сражения и охоты, в которых они принимали участие. О ноге они не говорили, а когда воспоминания иссякли, Шон дал медсестре сто долларов, чтобы она как следует ухаживала за ним, и отправился в аэропорт.
Рима уже договорилась насчет полетного задания, а «бичкрафт» был заправлен и под завязку нагружен всякой всячиной от свежих фруктов и овощей до туалетной бумаги для лагеря.
— Ты просто героиня, Рима, — сказал он, а потом, стоя у трапа самолета, вкратце поведал ей о своей встрече с Джеффри Мангузой.
— Короче, все это неутешительно, — закончил он. — Думаю, тебе стоит начать подыскивать себе другую работу.