Читать интересную книгу Колчаковщина - Павел Дорохов

Куда теперь? К кому-либо из товарищей — безумие. Очевидно, у всех обыски.

Пойти к Наташе. Возможно, что и у нее обыск. Раз удалось уйти, в другой можно и не суметь. Нет, ни к кому из них нельзя…

Быстро шел по тихим, морозным улицам, крутились обрывки мыслей в разгоряченном мозгу. Неужели провал? Значит, начинать все снова. Но все это потом, потом. Теперь куда? Вспомнил про одного из земских служащих, который считался сочувствующим.

«Вот куда, к Николаю Ивановичу!»

Быстро направился к его квартире. В окнах было темно, значит, все спокойно. Мурыгин сильно нажал пуговку электрического звонка. Через одну-две минуты, которые показались Мурыгину за целый час, в квартире вспыхнула лампочка, хлопнула дверь и сверху лестницы послышался сердитый голос Николая Ивановича.

— Кой там черт?

— Николай Иванович, это я, Мурыгин. Откройте скорей.

Николай Иванович спустился с лестницы, открыл двери и молча пропустил Мурыгина вперед. Поднялись в квартиру.

— Ну что, большевик, попался? — шепотом спросил Николай Иванович.

Мурыгин устало опустился на диван.

— Провал, Николай Иванович. У Ломова обыск. Меня не было дома. Сейчас подошел к квартире, услыхал голоса, бросился бежать. По дороге какого-то офицера револьвером по башке стукнул.

— Поделом, — угрюмо сказал Николай Иванович, — не становись на дороге. Ну ладно, ложитесь тут на диване, утром поговорим.

Утром условились, что Мурыгин останется у Николая Ивановича, а тот попробует выяснить, что произошло за ночь. Вернулся Николай Иванович только к вечеру хмурый, расстроенный.

— Полный провал, товарищ Мурыгин. Из наших земцев арестованы Зотов и еще три наборщика, из кооператоров — Ломов, Хлебников и Расхожев. Были аресты на станции. Ивана Александровича жаль, нервный человек, пропадет в контрразведке.

— Не знаете, на заводе, кроме Хлебникова, никто не арестован?

— Не слыхал. Говорили только про Хлебникова.

— Надо узнать, не арестован ли на заводе кто из рабочих.

Мурыгину так хотелось узнать, на свободе ли Семен. Тогда цела и Наташа.

— Это мы все узнаем, — озабоченно наморщил лоб Николай Иванович, — это все пустяки, главное — вам надо уезжать, товарищ Мурыгин.

— А здесь все бросить? Столько потрачено сил, налажены связи, начата работа. И все даром? Нет, это невозможно.

— Я не говорю, что уехать совсем, — на время выехать, ну, на месяц, на два.

— Легко сказать — на месяц, на два. Нет, это немыслимо!

— Чудак человек, ну ступайте прямо в контрразведку, только вас там не хватает!

Николай Иванович начинал сердиться.

— Поймите, товарищ Мурыгин, что раз вы будете целы, не все еще пропало.

Мурыгин решительно покачал головой.

— Нет, нельзя. Надо, по крайней мере, окончательно выяснить положение, передать кому-нибудь связи. Потом можно на недельку-другую выехать.

Николай Иванович пожал плечами.

— Как хотите. Во всяком случае, если вы не будете шляться по городу, можете оставаться у меня. Пока что у меня, думаю, безопасно.

6

Через три дня после провала Николай Иванович пришел со службы радостно улыбающийся.

— Ну, большевик, у меня для вас хорошие известия есть.

Мурыгин так и кинулся к Николаю Ивановичу. Тот протянул маленький клочок бумажки. Димитрий сразу понял мелкий почерк жены. В записке было несколько слов:

«Все хорошо. Семен здоров, от Алексея известия».

Усталое лицо Мурыгина вспыхнуло в радостном волнении. Так бы и запрыгал на одной ноге, как Мишка, если бы не чувствовал себя таким большим.

— Что, большевик, обрадовался?

— О, еще бы!

Мурыгин схватил руку Николая Ивановича, стиснул ее.

— Кто принес записку?

— Жена Расхожева.

— Ничего о товарищах не слыхать?

— Ничего, словно сквозь землю провалились. Наш председатель объехал всех, кого можно, никто ничего не знает. Даже не удалось добиться — кто арестовал. Из союза кооперативов тоже ездили всюду и тоже без толку. Черт знает, что творится, словно в бессудной земле живем!

— Вы теперь только убедились в этом? — уколол Мурыгин Николая Ивановича, еще совсем недавно порвавшего со своей эсеровской партией.

Николай Иванович сконфуженно махнул рукой.

— Не теперь убедился, но не в этом дело. Дойти до такой наглости, брать людей без всякого распоряжения какой бы ни было власти. Ведь этак любая кучка негодяев может и арестовать, и убить, и никто не будет знать, как, что и почему. Черт знает, что такое!

Мурыгин еще раз перечитал записку. Значит, Семен на свободе. Только не ясно, успел скрыться или не был совсем арестован. Ну, да это пока неважно, главное — на свободе. И известия от Алексея. Конечно, Наташа говорит о Петрухине. Неужели сам Алексей явился? Ну, это тоже, в конце концов, неважно, сам явился или прислал кого. Важно, что, значит, Алексей жив. Дело обстоит не так уж плохо, как казалось вначале. Не все еще пропало.

Мурыгин даже улыбнулся.

— Да, хорошо; и Семен на свободе и от Алексея известия.

На другой день Николай Иванович вернулся домой сильно расстроенный.

— Ну, товарищ Мурыгин, опять новости, да такие, что передавать не хочется.

Мурыгин встрепенулся.

— Ну, ну?

— За городом в лесу нашли Зотова и трех других наборщиков. Голые, изуродованные, в снегу. Под сараем в союзе лежат. Ездил смотреть, — жутко.

Мурыгин побледнел, схватился за голову.

— Проклятые!

Заметался по комнате, как узник по тесной камере.

— А вы говорите — ехать! Работать, работать! День и ночь бить по одному месту. Пусть нас погибнут еще десятки, сотни, но надо расшатать, разбить вдребезги этот колчаковский трон.

Несколько успокоившись, спросил:

— Ну, а другие товарищи как: Ломов, Расхожев, Хлебников?

— О них ничего не слыхать, как в воду канули. Должно быть, замучили и бросили в воду, чтобы скрыть следы.

Как живые встали перед Мурыгиным товарищи: Иван Александрович, с его высоким лбом, застенчивой улыбкой, тихим задушевным голосом; такой щуплый на вид, но твердый духом Расхожев с черными, пронизывающими насквозь глазами; добряк Хлебников.

Мурыгин глубоко вздохнул.

— Все, все припомним!

Взволнованно остановился перед Николаем Ивановичем.

— Что же теперь будете делать вы, земцы и кооператоры? Протест напишете, в совет министров пошлете? На шакалов волкам будете жаловаться, что овец таскают. Эх вы!

В гневе опять заметался по комнате.

Николай Иванович опустил голову.

— Что еще слыхать? — после некоторого молчания спросил Мурыгин.

— Да, я вам забыл сказать одну новость. В соборе сегодня по царю панихиду служить будут.

— Неужели?

— Да. Рассылают пригласительные билеты особо известным лицам. Служба при закрытых дверях.

— Здорово. Значит, уж до царя докатились?

— Не знаю, докатились ли, но катятся быстро.

— Ну, а ваши эсеры приглашения на панихиду не получили? — засмеялся Мурыгин.

— Ладно смеяться, — отшутился Николай Иванович, — просмеетесь.

— Какой тут смех! Ведь вашими руками дорога расчищена!

Николай Иванович вздыхает.

— Да, ошибку дали. Дернула нас нелегкая связаться с этой атаманщиной. Ну ладно, уезжать вам, товарищ Мурыгин, все-таки надо.

— Это почему?

— Здорово контрразведчики работают. Сейчас среди военных аресты идут. По заводам аресты. Около земской управы подозрительные люди похаживают. Рано или поздно — вам не отвертеться!

— Выехать, конечно, надо, — после некоторого раздумья сказал Мурыгин, — но вот повидаться бы с тем товарищем, о котором пишет жена.

— Ну что ж, пишите записку, через жену Расхожева передам.

7

Ночью в квартиру Николая Ивановича пришел Семен и молотобоец Иван Кузнецов, приехавший с известиями от Алексея Петрухина. Кузнецов рассказал о работе в своем городе, о неудачном выступлении. Подробно рассказал об Алексеевой работе. У него теперь несколько партизанских отрядов, отряды непрерывно пополняются крестьянами. Пока что мешают снега, люди сидят по своим деревням и дожидаются весны. С весны Алексей намеревается начать серьезные выступления.

Мурыгин с радостным волнением выслушал Кузнецова.

— Да, да, вот туда, к Петрухину. Связаться с ним, потом опять в город, работа на всех фронтах. Ах, даже дух захватывает!

Проговорили всю ночь. Договорились о работе, о связях, которые должен был восстанавливать Семен.

— Только, товарищ Семен, еще денька три подожди, понюхай, чем пахнет, тогда потихоньку начинай.

Семен молча кивнул. На рассвете товарищи ушли…

В этот же день Николай Иванович вернулся со службы с сообщением, которое в корне изменило первоначальное намерение Мурыгина ехать к Петрухину.

— Ну, товарищ Мурыгин, придется вам торопиться с отъездом.