– И все?
– А ты чего тут ожидал увидеть, капитан? Бомбу атомную?
– И все-таки как же оно летало? – продолжил разговор Акимов.
– А откуда я знаю? – в тон ему высказался Бадякин. – Я, хоть и с образованием, тоже в жизни ничего подобного не видел. Давайте-ка лучше поможем Зое Андреевне труп убрать.
Зоя освободила покойника от привязных ремней, и Акимов со Стручковым, кряхтя, потащили тело наружу. Зоечка расстегнула ворот меховой летной куртки и, передвинув пистолетную кобуру набок, села прямо на пол. Кинёв, поставив свой ППС к стене, с интересом взобрался в пилотское кресло, ловя при этом укоризненные взгляды Бадякина.
– Капитан, может, хоть ты, как бывалый летчик, объяснишь мне, как оно, едрит его мать, летало? – спросил он Кинёва. В его голосе сквозила какая-то безнадежность.
– Ну, кресло похоже, к примеру, на Як-17УТИ. А вот как летало…
И Кинёв вместо ответа обвел помещение рукой. Сейчас уже было видно, что пилотское кресло, ручку и педали управления и приборную доску сюда поставили практически кустарным способом взамен чего-то другого, что было здесь раньше. Причем это «ранешнее», похоже, имело куда большие размеры. И было четко видно, что вокруг пилотского кресла, на правой стенке кабины, полу и потолке буквально рассыпаны замысловатого вида «наросты», украшенные непонятными символами. От некоторых символов к органам управления и приборной доске тянулись вполне человеческого вида провода, на некоторых наростах были установлены опять-таки вполне привычного вида тумблеры, рычажки и кнопки. Некоторые «наросты» проводка связывала между собой.
– По-моему, какая-то выставка юных техников, – сказал Кинёв и добавил: – Кустарщина. И что характерно, я здесь не вижу абсолютно ничего, даже отдаленно похожего на какие-нибудь органы для запуска и управления двигателем. Кстати, меня больше другое занимает – как он летал и управлял этой штукой? Ведь здесь же вообще никаких иллюминаторов нету?!
Бадякин кивнул ему на лежащий под приборной доской шлем. Кинёв поднял его. Три толстых провода тянулись от затылка шлема к нескольким «наростам» на потолке кабины. Шлем был вполне привычного вида, вроде бы металлический, но очень легкий. Кинёв видел такие на фото в свежих западных авиационных журналах, которые иногда поступали в закрытые библиотеки «для лиц, имеющих допуск», на тамошних летчиках-реактивщиках. В шлеме смущало только массивное, закрывающее весь обзор чуть ли не до подбородка забрало, отлитое словно из мутного стекла или, скорее, хрусталя. При этом «хрустальная» деталь заходила и под металлическую оболочку шлема, чуть ли не закрывая затылок.
– Понял? – спросил Бадякин.
– Выходит, что-то типа перископа или кинокамеры, а изображение демонстрируется прямо в шлем?
– Вроде того, у нас с чем-то подобным балуются давно, но пока как-то без толку А здесь оно, похоже, работало.
– Это чья же технология? Что-то я ни у немцев, ни у англичан с американцами такого не припомню.
– А черт его знает. Зоя Андреевна, вот вы образованная девушка, вам эти знаки на потолке ничего не напоминают?
– Абсолютно ничего, – пожала плечами Зоечка, с интересом разглядывая «наросты» на потолке. – Я, правда, в этом не специалист, хорошего лингвиста бы сюда…
– Лингвиста! А может, еще и проктолога?! Блин, ну кто же знал!!
– Чего орете? – поинтересовался Стручков, снова влезая в пилотскую кабину. Вид у него был мрачнее некуда.
– Чего случилось, майор? – спросил Кинёв.
– Жопа случилась, капитан. Связь с вторым самолетом пропала. А минут десять назад передали, что над основным лагерем экспедиции пролетела «суперкрепость».
– Чья?
– Ты дурня-то из себя не корчи. Ясное дело, что американская. Наши «четверки» сейчас по плану летать вообще не должны. В общем, я приказал им поднимать истребители. По-моему, начинается что-то нехорошее.
И точно. Похоже, каша заварилась даже раньше, чем он предполагал. От самолета бежал боец в белом маскхалате.
– Ну, что там опять?
– Радио, трищ майор! Второй самолет подбили! Они плюхнулись на лед километрах в сорока от основного лагеря на вынужденную.
– Потери есть?
– Нет, им только оба мотора выбило.
– Кто атаковал?
– Сообщили, что «Твин Мустанги», F-82 ВВС США.
– Блин. Но раз они стреляли первыми, значит, и мы уже можем бить в ответ. Это, я бы сказал, единственный положительный момент. Все остальные – отрицательные. Давайте-ка все на свежий воздух.
Все покинули диковинный аппарат, и, похоже, очень вовремя. Потому что с тороса тут же соскочил и побежал к Стручкову явно встревоженный боец с биноклем.
– Тревога, трищ майор!
– Чего там еще у тебя?
– На льду какое-то движение! Километрах в пяти-шести! С северо-запада! Что-то движется в нашу сторону!
– Всем залечь! – гаркнул Стручков и добавил: – А ты, капитан, и ты, Бухвостов, со мной!
Отобрав у бойца бинокль, они влезли на торос.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – сказал майор раздраженно. – Какие-то фиговины на гусеницах. Вроде три штуки. И в них куча народу в белом. Поздравляю…
– Танки, что ли? – спросил Бухвостов донельзя деловым тоном, так, словно за его спиной стоял по крайней мере истребительно-противотанковый дивизион.
– А хрен его знает, – пожал плечами майор, передавая бинокль ему.
– Нет, это не танки, – констатировал старлей. – Гусеницы широкие, а верх открытый. Больше похоже на бронетранспортеры типа английского «универсала».
– Хрен редьки не слаще, – вздохнул Стручков. – А у меня восемь бойцов и три инженерных кадра, не считая меня, тебя, старлей, и троих из экипажа самолета. Два ДПМа и автоматы при минимуме гранат. Это против бронетранспортеров-то…
– Это не бронетранспортеры, – констатировал Кинёв, которому передал бинокль Бухвостов. – Это, трищ майор, американские гусеничные снегоходы. Спецтехника для Арктики. Нам таких в конце войны несколько штук по ленд-лизу завезли, но нам они тогда не пригодились. Они вообще-то не бронированные. Вот только на одном ясно видно крупнокалиберный пулемет, да и народу там больше тридцати человек..
– Спасибо, обнадежил!
В этот момент шум моторов заставил всех поднять головы. Низко над льдами прошла пара чем-то похожих на летающие оконные рамы «Твин Мустангов» с сине-белыми звездами на крыльях. Сделав круг над стоянкой Ли-2 и неизвестным аппаратом, самолеты со снижением ушли в сторону приближающихся снегоходов.
– Твою мать! – только и сказал Стручков. – И чего теперь делать-то?
– А какие были инструкции?
– На такой случай – абсолютно никаких. Прямая связь с Москвой строго по часам, да и то неустойчивая и из базового лагеря…
– Тогда, может быть, понажимаем все подряд кнопки наугад? – подал идею Кинёв. – Вдруг да эта хреновина заведется и взлетит?
– Я те понажимаю, специалист хренов! Раз такие пироги – действуем по обстановке. Быстро сюда фотографа. По возможности все заснять, взять образцы материалов и оторвать то, что можно увезти с собой. И давай, Бухвостов, быстро минируй фиговину.
– Ну, я как знал, что взрывчатка пригодится! – и старлей побежал выполнять приказание. За ним уже бежал боец с кинокамерой в руках и парой фотоаппаратов на шее. Оператор и оба инженера полезли в люк.
– Остальным занять оборону! – скомандовал Стручков и добавил, обращаясь к Кинёву: – А ты, капитан, заводи моторы и ставь самолет так, чтобы между тобой и вражеской техникой оказалась эта чертова фиговина. Сдается мне, они тоже сюда за ней приперлись, так что стрелять, видимо, будут очень аккуратно.
Кинёв со всех ног бросился исполнять приказание. Ли-2 с работающими на холостых оборотах двигателями встал хвостом к неизвестному аппарату в момент, когда в небе вновь возник басовитый звук авиационных моторов. Со стороны базового лагеря на небольшой высоте появилась четверка тупоносых Ла-11. Два ярко-красных и два стандартных – светло-серых, с красными звездами.
– Наконец-то явились, соколы, – сказал Стручков и, подойдя к Ли-2 вплотную, заорал, обращаясь к форточке пилотской кабины: – Эй, радист!
– Чего? – встрепенулся на своем месте Серега Котенков, военный и полярный радист с большим стажем.
– Передай ведущему четверки мой приказ – атаковать группу на снегоходах. Только сначала один холостой заход, а уже потом, если вдруг они начнут стрелять по ним или по нам, – огонь на поражение, но особо не усердствовать, раз у нас жертв пока не было. И никакой самодеятельности, нам надо, чтобы они просто остановились!
«Лавочкины», сделав круг, пошли в первую, холостую атаку. Все три снегохода резко встали, из них сыпанули горохом маленькие фигурки в белом. И сквозь рев моторов до ушей тех, кто залег позади неизвестной фиговины, долетел множественный звук выстрелов, а через секунду пальбу стрелкового оружия разом перекрыл мощный звук крупнокалиберного «браунинга». А еще через несколько секунд крайний слева в четверке, красный, Ла-11 беззвучно взорвался и, не прекращая снижения, вмазался в лед примерно в полутора километрах позади американских машин. К бледному северному небу поднялся столб бензинового дыма.