Читать интересную книгу Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленные тайны - Василий Песков

Город в огне. (Горшками с горючей смесью из катапульт и стрелами с огненной паклей поджечь деревянную крепость было нетрудно.)

Со стены летят еще бревна, льется смола, кипяток, еще слышен набат, но в проломы над валом уже устремились разъяренные люди с кривыми мечами. Это пятый день штурма.

В этот день Рязань перестала существовать. Мужчины-защитники все полегли. Детей, стариков, женщин косоглазые воины рассекали мечами, в иных, как в мишень, забавляясь, пускали стрелы. «А храмы божия разориша, и во святых олтарех много крови пролияше. И не оста во граде ни един живых: вси равно умроша и едину чашу смерту пиша…»

У врагов, доселе неведомых, город пощады не попросил. Защищался до последней минуты и рухнул героем. Город остался лежать в головешках и пепле. Все, чем он был богат, столетия спустя стало «культурным слоем» для археологов, полигоном для изучения жизни, от которой нас отделяет семь с половиной веков.

Рязань была первой жертвой на пути полчищ Батыя, первой страницей в многолетней драме Руси. С рязанского пепелища Батый пошел на Коломну, Москву, на Суздаль, Владимир…

Всюду был один ультиматум: покориться и отдавать десятину во всем: «в людях, и в князях, и в конях, во всем — десятая». И поскольку ни один русский город ультиматум не принял и ни один город на милость победителя не сдался, вслед за Рязанью головешки и пепел остались от всех городов.

Смерч нашествия, как стрела на излете, иссяк у границ Западной Европы. Просторы русской земли и ожесточенное сопротивление (по несчастью, разрозненное!) истощило силу Орды, и к «Последнему морю» она не дошла.

Однако дыханием ее на Европу все же повеяло. «Это было событие, искры которого разлетались и зло которого простерлось на весь мир», — писал в XIII веке арабский историк Ибн-ар-Асир. Для русской земли, однако, это был сам пожар, разрушительный, беспощадный, с последствиями долгими и тяжелыми.

Рязань первой испила эту чашу несчастья.

Было это очень давно. Еще не была открыта Америка (и даже Колумб в не страдавшей от ига Европе еще не родился!), люди не знали еще, что Земля — это шар (Магеллан еще не родился!), и не знали, что этот шар вертится вокруг солнца, — еще не родился Коперник. Но это было, в сущности, все же не очень давно: каждый дождик вымывает на месте Старой Рязани следы ее жизни. И тетя Шура (Александра Яковлевна Курганова) каждую весну и каждую осень находит на своем огороде кресты и бусы далеких сородичей. «Если их потереть о тряпицу — блестят, как новые…»

Историки полагают, что Рязань пыталась подняться на ноги, но не смогла. Немудрено.

На этот крайний город Руси приходился с юго-востока удар за ударом. Столицей Рязанского княжества сделался городок Переяславль (перенявший имя Рязани), городок, более защищенный лесами от набегов кочевников.

А от Старой Рязани остались только валы с полынью и драгоценный для историков «культурный слой» почвы, отмеченный первым годом и первым шагом нашествия.

С той драматической зимней недели до Куликовской битвы было сто сорок три лета.

Фото В. Пескова и из архива автора.

 5 сентября 1980 г.

Поле за Доном

(Проселки)

В прошлом году туристы, ночевавшие где-то в устье Лопасни, у межи капустного поля нашли наконечник копья. Поиграв находкой возле костра, ребята передали ее в заповедник, расположенный по соседству. Хранитель музея на заповедной усадьбе — мой давний друг Сергей Кулинин позвонил, заметно взволнованный: «Приезжай поглядеть. Чует сердце, находка ценнейшая».

Вещи — свидетели давних событий необычайно волнуют. Изъеденный ржавчиной наконечник копья был еще крепок. Надев на древко, им и сегодня еще можно оборониться. Устье Лопасни… В устье Лопасни 26 августа 1380 года через Оку на встречу с Мамаем переправилось войско московского князя Дмитрия. Сто пятьдесят тысяч воинов-конные, пешие, с подводами, груженными оружием, провиантом и саперными средствами, переправились бродами и на лодках.

В сумятице переправы копье, наверно, и потерялось. И пролежало в земле 600 лет! Напильником Сергей Дмитриевич чуть коснулся копья, и под ржавчиной синевою блеснула здоровая сталь, откованная и наточенная для поля брани, для Куликова поля.

Слияние Дона с Непрядвой. Тут было историческое сражение — Куликовская битва.

Поле… В нынешнем языке это сельскохозяйственные угодья, место, где что-то посеяно и посажено. В широком смысле поле — это равнина без леса. Не так уж давно равнины европейской части нашей страны распаханы не были. Это была целина, дикая степь, Дикое поле. Было время, Поле начиналось ниже Киева по Днепру, за Тулой, шло от Окского правого берега к Дону и дальше за Дон. Вспомним буровато-желтый пейзаж полотна Васнецова «Богатыри». Это Дикое поле.

В лесном крае земля небогатая. Степь же веками копила тлен травы и животных, превращая их в чернозем. Отчего же русские хлебопашцы не селились на черноземе, а корчевали и выжигали леса, обретая небольшие куртинки под пашню? Неужто не понимали преимущества чернозема? Вполне понимали и пахали землю на границе леса и поля. Но жизнь на этой границе была несносно тяжелой — кочевые народы постоянно грабили поселенца, постоянно держали его в напряжении, заставляя «одной рукой держаться за соху, другою — за меч».

На княжеском съезде в 1103 году Владимир Мономах жаловался великому князю Святополку Изяславичу: «Весною выйдет смерд в поле пахать на лошади и приедет половчин, ударит смерда стрелою и возьмет его лошадь, потом приедет в село, заберет его жену, детей и все имущество, да и гумно его зажжет».

Так было веками. Оседлого хлебопашца беспокойный и хищный сосед разорял, истощал, заставлял искать в конце концов место для жизни в лесах.

Вот почему тощий суглинок был предпочтен чернозему. Вплоть до «времен Очакова и покорения Крыма» Русь вела с Полем постоянные истощавшие ее войны. Уже хорошо укрепившись, имея авторитет сильного государства на Западе, Москва платила стыдную дань крымскому хану — «абы поганые не тревожили». А тревожили «поганые» непрерывно.

Нужна была постоянная служба защиты на огромных пространствах. В лесах за Тулой делались засеки, на открытых местах возводились валы с частоколом, строились городки-крепости, конным дозорам, выдвинутым за эту черту, наказывалось: «Глядеть в оба. Два раза кашу на одном месте не варить. Там, где обедал — не ужинать, где ужинал — не ночевать!» ряжалось встречное войско. Но грабитель, поживившись, уже исчезал…

Кто же тревожил Русь с юга и юго-востока?

Поначалу это были хазары, народ, по дошедшим свидетельствам, не свирепый и, в общем, терпимый. Русь наказывала хазар за набеги. Но, предпочитая жить в мире, соглашалась платить не тяжкую дань — «по белице с дыму».

Печенеги, пришедшие из глубин Поля, были непримиримей и беспокойней хазар, «белицей с дыму» мир покупать было уже невозможно.

Земля нуждалась в защите.

Пятисотлетие Куликовской битвы отмечалось в 1880 году.

В открытых больших столкновениях кочевые разбойники терпели от русских дружин пораженья. Князь Ярослав Мудрый победой 1036 года, казалось, положил конец нашествиям печенегов. Они исчезли. Но из марева степных далей вскоре появилась напасть еще более неотступная. Половцы! Дошедшие к нам сказания и былины тех давних времен полны ярких красок непрестанной борьбы с половцами. (Это было кочевое племя куманов. Половцами, как можно предположить, их называли по местам обитания — полю.) Половцы постоянно тревожили Русь — «умели подкрадываться к самому Киеву».

Именно половцы заставили русского пахаря пятиться в лес — «нивы забрасывались, зарастали травою и мелколесьем; где имелись стада, там водворялись звери».

Но Дикое поле готовило для Руси и более страшное испытание. Разбоем промышлявшие половцы не покушались и не могли покуситься на самостоятельность русской земли. Новая сила, пришедшая из глубин степи, на два столетия поставила Русь в унизительную и разорительную зависимость.

Храмы помнят подвиг воинов.

* * *

На землю Восточной Европы эта сила обрушилась подобно неведомым марсианам в человеческом облике — «народ неведомый», «наказание божье». Между тем в этой военной орде все было вполне земное. «Саранчой», берущей все лишь числом и жестокостью, она показалась только вначале. Скоро в кочевниках разглядели высокую степень воинской выучки, дисциплину, организованность. Наполеон, изучавший их опыт, вынес такое суждение: «Это было глубоко продуманное наступление армии, в которой военная организация была значительно выше, чем в войсках ее противников».