ненадежным, эклектичным, склонным к ошибкам и непониманию, оторванным от своего первоначального контекста. Например, самым ранним буддийским текстом, переведенным на китайский язык, был тот, который вообще не существовал в Индии, а представлял собой антологию "best-of", сборник известных отрывков из всего буддийского канона, называемого Махаяна, или "Великий путь". Как и в случае с Римом, где Ливий Андроник перевел Гомера на латынь, с этим оригинальным переводом текстов был связан известный переводчик: Кумараджива. Сам Кумараджива вырос в Куче, в бассейне Тарима (через который прошел Сюаньцзан), но был схвачен, заключен в тюрьму и, наконец, перевезен в столицу Китая, где император оказал ему честь за перевод буддийских текстов на китайский язык (которые он выучил в тюрьме).
Со времен Кумарадживы культурный обмен между Китаем и Индией активизировался. За несколько сотен лет до Сюаньцзана путешественник по имени Факсиан отправился в путь с той же целью: найти священные буддийские тексты. Ко времени Сюаньцзана Китай мог похвастаться традицией перевода буддийских текстов, насчитывающей сотни лет. Не только китайских буддистов привлекало сердце Будды. Сюаньцзан узнал, что паломники приходили с Цейлона на юге, и поскольку эти паломники сталкивались с враждебностью, их царь построил для них жилье.
Собственное знакомство Сюаньцзана с буддизмом происходило в основном через тот же канон текстов Махаяны, и именно через призму этих отрывков он теперь наблюдал за буддийскими практиками, с которыми столкнулся в Индии. Будучи в целом любопытным ко всем формам и проявлениям буддизма, он был удивлен количеством различных школ, каждая из которых имела свой собственный набор священных писаний. Отдавая предпочтение Махаяне, он с пренебрежением относился к другим школам, включая так называемый "Малый путь", или Хинаяну. Еще более пренебрежительно он относился к другим религиозным практикам, с которыми сталкивался, прежде всего к индуистским браминам, которых он считал врагами буддизма. Несмотря на все это, Сюаньцзана доброжелательно принимали везде, куда бы он ни отправился. Путешественник из Китая в поисках буддийских рукописей был необычен, и, соответственно, к нему относились в основном с уважением.
После того как Сюаньцзан посетил большинство мест, связанных с буддизмом, учился у известных буддийских ученых, собирал драгоценные рукописи, статуи и другие товары, такие как семена, он начал думать, что ему делать. Остаться ли ему в Индии или вернуться домой? Его индийские хозяева не могли понять, почему он хочет вернуться в Китай. Разве Сюаньцзан не проделал весь этот путь, чтобы жить в самом сердце буддизма? Что его ждало в Китае, так далеко от священного ландшафта, которым он дорожил?
Ответ Сюаньцзана на эти благонамеренные уговоры - один из самых драматичных моментов в его путевом дневнике, потому что он показывает, что он все еще конфуцианец. Китай, объяснял он своим озадаченным хозяевам, был чрезвычайно упорядоченной страной, которой правили добродетельные императоры, а дети почитали своих родителей. Китайские астрономы разработали сложный календарь, музыканты играют изысканную музыку, и повсюду люди пытаются уравновесить инь и ян. Его индийские хозяева, должно быть, с трудом поняли эту речь, основанную на чуждых им ценностях и терминах, хотя они могли подумать, что у них тоже есть нежная музыка и послушные дети.
Как культурный посредник, Сюаньцзан не мог просто восхвалять иностранную культуру; он также должен был восхвалять культуру своей целевой аудитории в Китае. Но за этим поворотом стояло и нечто другое: впитав как можно больше чужой культуры, он теперь обращался внутрь себя, размышляя о своем опыте и понимая, что при всей его преданности индийскому буддизму, его собственное становление фундаментально определило его опыт путешествия и отчет, который он даст после возвращения домой. Когда в своих путевых записях он объясняет свое желание предложить более точные версии буддийских писаний, он цитирует Конфуция о важности правильного понимания имен. Поиск лучших, более аутентичных версий основополагающих текстов и более точных переводов этих текстов с тех пор остается центральной проблемой гуманитарных наук, что делает Сюаньцзана центральной фигурой в формировании китайской традиции гуманитарного знания.
Размышления Сюаньцзана о собственном конфуцианском образовании также заставили его по-новому взглянуть на свои путешествия. Он согласился со своими хозяевами, что Индия благословенна тем, что является местом рождения Будды. В конце концов, именно поэтому он приложил столько усилий, чтобы отправиться туда. Но это не означало, что буддизм должен быть навсегда привязан к Индии. Хотя Сюаньцзан посвятил большую часть своей жизни поискам истоков, он пришел к убеждению, что истоки в виде буддийских текстов и маленьких переносных статуй можно пересадить.
Так Сюаньцзан отправился в путь домой, пересекая реку Инд верхом на слоне, наблюдая, как его драгоценный груз, плод шестнадцатилетнего путешествия, падает за борт. Поскольку его новое понимание буддизма было основано на его способности привезти рукописи и предметы культа, потеря груза была вдвойне болезненной. Его груз был важен для того, чтобы задобрить императора, а также для того, чтобы обосновать свое новое понимание буддизма, заменив поклонение священным местам поклонением переносным предметам и переводимым текстам, и, в конечном счете, своим собственным путевым дневником.
Поскольку часть груза уже невозможно было вернуть, Сюаньцзан прекратил свое путешествие и отправил гонцов в некоторые монастыри, которые ранее снабжали его рукописями, умоляя их прислать новые. За несколько месяцев ему удалось собрать значительную коллекцию свитков и небольших статуэток. И хотя он не смог заменить все, что потерял, этого было достаточно.
С новой, более компактной коллекцией текстов и статуй Сюаньцзан мог, наконец, отправиться в переход через Гиндукуш. Готовясь к этому путешествию, он обратился за помощью и получил лошадей и верблюдов для перевозки оставшегося имущества. На дальней стороне Хайберского перевала он отклонился от своего прежнего пути и обогнул пустыню Такламакан по южному маршруту, который привел его в Хотан, в основном буддийское царство, построенное вокруг оазиса с тутовыми рощами, центр производства шелка (удобно расположенный на Шелковом пути) и пещеры Дуньхуана, важнейшее место для буддизма, отмеченное внушительной ступой. Дуньхуан также находился недалеко от Великой стены и Нефритовых ворот, через которые Сюаньцзан прошел шестнадцать лет назад. Проскользнув через эти пограничные ворота, он снова оказался в Китае.
Ему еще предстояло добраться до столицы и предстать перед императором. К счастью, во время отсутствия Сюаньцзана на трон взошел новый император, который был готов не только простить нарушение Сюаньцзаном ограничений на поездки шестнадцать лет назад, но и назначить Сюаньцзана на государственную должность. Раннее конфуцианское образование Сюаньцзана подготовило его к этой работе, но погружение в буддизм и годы жизни в Индии дали ему более сильное чувство миссии. Он отказался от назначения и вместо этого попросил разрешения вступить в буддийский