– Что я сделал не так?
– Ты ничего не делал, – сказала Лилли, сжалившись, – просто я тебя больше не люблю. Наши отношения пришли к естественной развязке, и я всегда буду ценить воспоминания о времени, которое мы провели с тобой вместе, но все изменилось. Я помогла тебе достичь самоактуализации, Борис. Я больше тебе не нужна. Теперь я должна помочь другой страдающей душе.
Я не знаю, что имела в виду Лилли, говоря, что Борис достиг самоактуализации. Ничего он не достиг. И до сих пор носит зубные скобки и продолжает запихивать свитер в штаны, и вынимает, только когда я напоминаю ему. Он наименее самоактуализированная личность из всех, кого я знаю… За исключением меня, разумеется.
Борис сам на себя не похож. Разрывы всегда даются тяжело. Но Борис должен знать лучше, чем кто бы то ни был, что если Лилли решила что-то, то все. И вот она сидит передо мной, трудится над речью, которую произнесет Джангбу на пресс-конференции, назначенной ею на сегодняшний вечер в Чайна-Таун Холидей Инне.
Борису придется признать: он покинут.
Интересно, что ощутят доктора Московитцы, когда Лилли представит им Джангбу. Я уверена, папа не разрешил бы мне встречаться с парнем, который уже закончил школу. Майкл не считается, ведь я знаю его уже так долго.
Ой-ой-ой! Что-то происходит. Борис поднял голову от стола. Он смотрит на Лилли глазами, которые напоминают мне горящие угли. Правда, я никогда не видела горящих углей, потому что жечь уголь в Нью-Йорке запрещено, во избежание смога. Но какая разница. Он смотрит на нее так же сосредоточенно, как на портрет своего кумира, скрипача мирового класса Джошуа Белла. Он открывает рот. Сейчас что-то скажет. ПОЧЕМУ Я – ЕДИНСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК В ЭТОМ КЛАССЕ, КОТОРЫЙ ОБРАЩАЕТ ВНИМАНИЕ НА ПРОИСХОДЯЩЕЕ…
5 мая, понедельник, медкабинет
О господи, какое душевное напряжение, я даже пишу с трудом. Серьезно, я в жизни никогда не видела столько крови.
Может быть, да наверняка, мне судьбой предназначено сделать карьеру в области медицины, потому что в обморок я не упала, даже голова не закружилась. Ни разочка. Фактически, кроме Майкла и Ларса, я оказалась единственным человеком в комнате, кто не потерял голову. Без сомнения, это благодаря тому, что я, как писатель, просто наблюдаю за поведением людей и раньше всех поняла, что сейчас произойдет… Даже, наверное, раньше самого Бориса. Медсестра сказала, что если бы не мое немедленное вмешательство, то Борис мог потерять гораздо больше крови. Ха! Что, бабушка, я вела себе достойно, как настоящая принцесса? Я спасла человеку жизнь!
Ну, ладно, может, и не жизнь, но все равно, Борис мог потерять сознание, или с ним случилось бы еще что-нибудь плохое, если бы не я. Даже не знаю, что подвигло его на такой идиотский поступок. А, впрочем, знаю. Наверное, гнетущая тишина в классе ТО повлияла на психику Бориса, и он немного сошел с ума. Серьезно.
Воображаю, каково пришлось ему, если даже мне эта тишина действовала на нервы.
А случилось вот что. Мы все там сидели, каждый занимался своим делом, кроме, конечно, меня, потому что я наблюдала за Борисом. И вдруг он встал и говорит:
– Лилли, я больше так не могу! Ты не можешь так поступать со мной! Ты должна дать мне шанс доказать тебе свою вечную преданность!
Ну, или что-то такое подобное. Из-за последующих событий трудно вспомнить, что он сказал.
Правда, помню ответ Лилли. Она даже проявила некоторую доброту. Можно подумать, она чувствует перед Борисом некоторую вину за свое поведение на моем дне рождения.
– Борис, ну честно, мне так жаль, особенно из-за того, что случилось, – миленьким голоском сказала она. – Но, видишь ли, такую любовь, как у меня к Джангбу, ничто не может остановить. Невозможно удержать нью-йоркских бейсбольных фанатов, когда «Янки» выигрывают чемпионат. Невозможно удержать нью-йоркских покупателей, когда в универмагах одежды идут распродажи. Невозможно удержать воду, которая просачивается в тоннель метро на линии К, когда на улице льет страшный ливень. И точно так же невозможно удержать мою любовь. Мне очень, очень жаль, но, честно, я ничего не могу поделать. Я люблю его. Лилли говорила очень мягко. Это признала даже я, самый суровый ее критик. Но на Бориса ее слова подействовали как удар. Он страшно задрожал, а в следующую секунду схватил огромный глобус. Глобус весит едва ли не целую тонну, и такой поступок требовал поистине атлетического мастерства. Он и стоит-то в классе ТО, потому что тяжеленный и никто не может его вращать. Но администрация все же решила его не выбрасывать. Поставили к нам, вроде у нас тут хлама мало.
Ну, и вот Борис, страдающий гипогликемией, астмой, с аномальной перегородкой в носу, подверженный самым разным аллергиям, держит этот огромный тяжеленный глобус у себя над головой, как будто Атлант или еще кто-то в подобном роде.
– Лилли, – сказал он каким-то сдавленным, не своим голосом.
Я должна указать, что к этому моменту уже все находившиеся в комнате обратили внимание на происходящее: Майкл снял наушники и смотрел на Бориса очень сосредоточенно, и даже тихоня, который постоянно трудится над новым видом супер-клея, липнущего к предметам, а не к рукам (так что у вас больше не будет липких пальцев после приклеивания подошвы к ботинку), первый раз в жизни забросил свое занятие и во все глаза смотрел по сторонам.
– Если ты не возьмешь меня обратно, – сказал Борис, тяжело дыша (глобус, наверное, весил самое маленькое пятьдесят фунтов, а Борис держал его НАД ГОЛОВОЙ), – я брошу этот глобус себе на голову.
Все одновременно вдохнули. Думаю, никто не усомнился, что Борис так и сделает. Он действительно собирался обрушить этот глобус себе на голову. Глядя на написанное, я вижу, что это звучит дико. Ну что за дурь?
Но это же был класс талантливых и одаренных. Гениальные люди всегда совершают странные поступки, например бросают себе на головы глобусы. Могу поспорить, что среди нас есть гении, которые бросали себе на головы вещи еще более удивительные, чем глобусы.
Например, бетонные плиты, или кошек, или еще что-нибудь. Просто чтобы посмотреть, что будет.
А что? Они же гении.
И оттого что Борис гений, и Лилли тоже, она отреагировала на его угрозу только так, как мог отреагировать гений. Нормальная девчонка, такая, как я, закричала бы:
– Нет, Борис! Положи глобус на место, Борис! Давай поговорим, Борис!
Но Лилли, так как она гений, испытывала естественное для гениев любопытство посмотреть, что случится с Борисом, если он и вправду бросит себе на голову глобус. А может, она просто хотела посмотреть, хватит ли ее власти над ним, и потому сказала пренебрежительно: