Обстановка производит впечатление зажиточности — красивая, подобранная в стиль мебель, свежий ремонт, на кухне новенькая бытовая техника — не из самых современных, без «умных» функций, но зато от именитого производителя.
— Сварить вам кофе?
— Не надо, — отказался Депутатор. — Мы хотели бы поговорить с твоей сестрой.
— Сестрой? — девушка побледнела, глаза её забегали. — Какой сестрой?
— А у тебя их разве несколько?
— У меня нет… То есть я не знаю… То есть… Её нет дома!
— А где она?
— Я не знаю! — на лице паника, руки дрожат, глаза непроизвольно косят вправо.
— Что за той дверью? — спросил я, проследив за взглядом.
— Кладовка! Просто кладовка! Там никого… то есть ничего нет!
— Тогда ты не будешь возражать, если мы посмотрим? — ласково спросил Депутатор.
— Нет, то есть да, но… Не знаю! Я родителей позову! Я бегом! — девушка сорвалась с места, ураганом пронеслась через кухню и выскочила во двор, только дверь хлопнула.
— Кто-нибудь поумнее мог бы спросить ордер, — укоризненно сказал я.
— Знал, к кому зайти. Роберт, я не знаю, почему вы выбрали позицию невмешательства. Верю, к тому есть какие-то важные причины, и даже не прошу объяснений. Но просто побыть свидетелем происходящему вы можете?
— Могу даже подтвердить, что мы с вами услышали подозрительные звуки из подвала (Уверен, его люк как раз в кладовке!) и были вынуждены проверить что там. Так что это даже не будет превышением полномочий.
— Благодарю. Я не боюсь служебного расследования, наоборот, я бы предпочёл, фигурально выражаясь, «вызвать огонь на себя», лишь бы сюда прибыла хоть какая-то кавалерия. В идеале — эксгумировав то кладбище за холмом, где мы были сегодня, и открыв по результатам самое громкое дело о массовых убийствах в истории. Но, боюсь, никакого огня не будет, и кавалерии не будет, и дела тоже. У меня была надежда на вас, и она ещё не угасла, но…
— Делайте свою работу. Допустим, из подвала доносится крик о помощи. Будем надеяться, там ещё есть, кому кричать.
— Вторая девочка не появляется в школе уже два дня, а её выпускные документы не поданы на подпись учительнице, — сказал Депутатор, решительно открывая кладовку, — школьная администрация очень настоятельно предложила ей «не беспокоиться» об отсутствующих, а подписывать те, что есть.
— Это она дала вам наводку?
— Да, — полицейский поднял люк в полу. — Давайте спустимся.
Подвал как подвал, они тут все приблизительно одинаковые. На виду никакого криминала. Пусто, тихо, пыльно.
— Роберт, — сказал он внезапно, — наши отношения с учительницей…
— …Никак меня не касаются.
— Нет, дослушайте. Они носят чисто дружеский характер. А вот вы ей очень нравитесь. Я бы не хотел, чтобы вы подумали про нас лишнего. Она хорошая женщина.
— Ничуть не сомневаюсь. Но более неудачного выбора для романтических отношений, чем я, даже представить себе невозможно. Лучше бы ей уехать. Причём ещё вчера.
— Я говорил ей, — вздохнул Депутатор, — но тщетно.
— Тогда давайте сосредоточимся на текущей задаче. Обратите внимание на пыль на полу. И вот на эту стену.
— Здесь ходили. Часто. Но стена глухая.
— Подвал выглядит меньше, чем должен быть под таким домом, — подтвердил я. — Скорее всего, скрытая дверь. Кто-то явно увлекался секретиками в духе Эдгара По, не удивлюсь, если где-то есть тайный рычаг. Будем искать?
— Нет времени, — Депутатор одной рукой нажал на толстые доски обшивки так, что они с протестующим скрипом прогнулись, пальцы второй вбил в образовавшуюся щель и дёрнул, выворачивая массивную панель на себя.
Стена поддалась, заскрежетали выдираемые гвозди и открылся проход.
Девушка совсем не похожа на сестру. Никакого семейного сходства. Она сидит на окровавленном полу в грязном сером платье, вокруг горят свечи, нога привязана цепью к вбитому в стену кольцу. При виде нас подняла голову, посмотрела потухшим безнадёжным взглядом и уронила обратно.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил присевший возле неё Депутатор.
— Скорее бы, — ответила она тихо.
— Скорее бы что?
— Всё закончилось. Делайте со мной, что вы там собирались, и убейте уже наконец.
— Что с тобой сделали? — спросил я. — И кто?
— Что? Всё, что им пришло в голову. Кто? Все, кто захотел. Соседи. Родители. Их друзья. Какие-то ещё люди. Сестра… Никогда бы не подумала, что она меня так ненавидит. Мы даже в детстве из-за кукол не ссорились, а теперь моё тело закопают с её подписью, выжженной сигаретой на животе. Это, наверное, даже справедливо, ведь ей приходилось меня любить. Она не знала, что я отродье. Родители знали, а она — нет. Я её как будто обманула. Вы последние? Это вы меня убьёте? Или придёт кто-то ещё? Или это будут родители? Или они сейчас убивают ваших, в обмен? У вас тоже есть свои отродья, да? Не могу вас узнать, в глаза налили какую-то дрянь, почти ничего не вижу… День Очищения уже пришёл? Не знаю, сколько я здесь…
Закрыла глаза и замолчала.
Депутатор с хрустом выдрал из стены кольцо, намотал цепь на руку и поднял девушку с пола. Она только застонала тихо. Я помог поднять её по лестнице и открывал перед ними двери.
Когда мы вышли на улицу, прибежали родители. Хорошо одетые, ухоженные, с приятными умными лицами, искажёнными сейчас смесью гнева и страха.
— Что вы делаете в моём доме! — закричал мужчина. — У вас нет права врываться в жилище!
Явно не из рабочих, скорее всего, инженер или менеджер. Одежда хотя и повседневного стиля, но не дешёвая. Кожаные туфли. Модные очки в тонкой оправе.
— Это место преступления, — твёрдо ответил Депутатор. — Вы обвиняетесь в издевательствах, нанесении тяжёлых телесных повреждений, а также соучастии в таковых, совершённых в отношении несовершеннолетней. Возможно позже будут добавлены другие обвинения. Технически вы арестованы, но, поскольку у меня заняты руки, наручники я надену на вас позже.
— Как вы смеете! — закричала женщина. — Мы в своё праве! Это отродье! Мы этого так не оставим!
Достойная представительница среднего класса. Кажется, я её видел пару раз в составе «клушатника». Красивое платье, шляпка, ухоженные руки с идеальным маникюром, строгие и правильные черты лица.
— Проклятые чужаки, вы всегда всё портите! Ничего, недолго вам осталось!
— К вашим обвинениям добавятся угрозы в адрес полиции, — спокойно сказал Депутатор. — А теперь освободите дорогу и не пытайтесь покинуть город, пока не будет завершена процедура ареста.
— Ареста? Покинуть город? — расхохотался мужчина. — Это у вас последний шанс покинуть город, потому что День Очищения завтра! Бегите, безумцы!
И только сестра ничего не говорила, смотрела на пострадавшую расширенными глазами на бледном лице. Наверное, при свете дня то, что она с ней делала, выглядит не таким завораживающе-возможным, как при свечах в подвале.
— Мы вам не позволим! — решительно сказала женщина. — Это наше отродье, и мы с ней ещё не закончили.
— Не советую, — сказал я. – В случае нападения на полицейского при исполнении, офицер имеет право вас застрелить. Я подержу девочку, пока он будет целиться.
Они молча отошли с дорожки, натоптав на политом газоне.
— У меня нет с собой оружия, — сказал Депутатор, когда мы отошли подальше.
— А зря, — ответил я, — на вашем месте я бы уже достал его из сейфа.
— Возможно, я последую вашему совету, как только отнесу ребёнка.
— Куда?
— В заводскую больницу. Она определённо нуждается в медицинской помощи. Вас не затруднит пройтись со мной?
— У меня ещё есть время до открытия. Прослежу, чтобы вас никто не обидел, пока руки заняты.
Депутатор, кажется, может нести на руках пяток девушек и не вспотеть. Если он вообще потеет. Так что до завода мы дошли быстро, направившись не к главному входу, а к одной из пристроек. У входа табличка «Клиника».