Читать интересную книгу Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза - Огита Ансэй

Ведьма уже настигала беглецов. Пути к отступлению не было. И тут дети увидели древнюю криптомерию. Больше бежать было некуда, и дети стали взбираться на дерево. Ведьма полезла следом. Дети добрались уже до самой вершины. Оставалось или взлететь, или угодить ведьме в пасть.

— Боженька, если ты есть на свете, помоги нам! — взмолились брат и сестра. И вдруг прямо с небес спустилась длинная цепь. Дети ухватились за цепь и взмыли в воздух.

Увидела это ведьма и завизжала:

— Пусть и мне спустится цепь! Не выпущу девчонку с мальчишкой!

В тот же миг ведьме спустилась цепь. Ликуя, ухватилась она за нее, но цепь порвалась, и ведьма рухнула вниз. Ее кровь забрызгала стебли цветов, но не запачкала белых как снег лепестков.

Вот оттого и стала гречиха красной…[97]

Проклятие кеты

Река Тонэгава, разделяющая провинции Хитати и Симоса, впадает в море у мыса Инубодзаки.

Давно это было — в те времена, когда еще в Тонэгаву заходила кета… В местечке Ёккаитиба, что близ городка Тёси, жил один бедный рыбак. Когда начинала идти кета, он, забыв про покой и сон, день и ночь промышлял рыбу.

…В тот год в устье реки Тонэгава уже гуляли осенние ветры, по небу неслись хмурые облака. Рыбак достал сеть, хранившуюся в сарае, залатал дыры, обновил порванные веревки и стал ждать, когда пойдет кета. И вот он настал, долгожданный час. Рыбак приготовился бросить сети, как рассветет. Вечером он велел жене приготовить соба — гречневую лапшу, и пропустил две-три чарки сакэ — на счастье. Над стрехой светила одинокая звездочка, в воздухе раздавался писк комаров.

— Завтра, кроме нас, никто не выйдет на лов. Надо не упустить счастье! Много рыбы возьмем, — сказал рыбак жене, поедая лапшу. Ему живо представились запутавшиеся в сетях огромные рыбины.

— Хорошо бы, да так ли будет… — усомнилась жена.

— Будет хороший улов! — повторил с уверенностью рыбак. — Если нынче не повезет, то когда же еще?

— Рановато для лова.

— Рановато?! Вспомни-ка прошлый год: рыба пошла на десять дней раньше!

Тут им почудилось, будто кто-то вошел в дом. Глядь — и впрямь, у дверей стоял странствующий монах. Яркое пламя сосновых поленьев осветило серое одеяние.

— Да это святой отец! А мы тут с женой решили отпраздновать начало лова. — Рыбак покосился на жену. — Угости-ка, что ли, его лапшой…

Жена положила в чашку немного лапши и подала монаху.

— Благодарю. — Монах поднес миску ко лбу[98] и присел на край веранды, покрытой бамбуковой плетенкой. — За угощенье — спасибо. Только вот что я скажу: откажитесь от вашей затеи. Богомерзкое это дело.

Рыбак рассмеялся.

— Говорите, дурное дело — ловить рыбу? Что же нам делать с женой — с голоду помереть?

— Дурное это дело, — повторил монах, — убивать живых тварей. Вас постигнет страшная кара.

— Отец мой и дед промышляли кету. Вот и я живу этим.

— И все же лучше вам обождать, хоть несколько дней.

— Несколько дней? А разве потом это будет не богомерзкое дело?

— За два-три дня кета успеет пройти, так что грех ваш будет не столь велик.

— Вам, святой отец, ведомо, когда пойдет рыба?

— Да. — Монах кивнул.

— Значит, я не ошибся! — обрадовался рыбак, однако слова монаха засели у него в голове.

Он помолчал. Монах принялся за соба.

— Значит, меня ожидает кара? — переспросил рыбак.

— Страшная кара. Вы низринетесь в Мир скотов и в будущей жизни воплотитесь в собак.

Монах доел лапшу и поставил миску на пол.

Рыбака снедала алчность, однако пророчество монаха изрядно напугало его.

— Может, и впрямь обождать?.. — пробормотал он.

— Послушай меня, откажись! Монах дурного не пожелает!..

Рыбак внял совету и решил выждать несколько дней. Монах же, поблагодарив за угощение, ушел.

— Ты что, в самом деле хочешь остаться дома? — холодно усмехнулась жена.

Рыбак посмотрел на нее.

— Так советовал нам монах.

— Ах ты простофиля! Неужто не догадался, что его попросту подослали? Кто-то хочет всю рыбку загрести в одиночку, вот и подговорил монаха, чтоб он наплел тебе невесть что. А ты и уши развесил!

Рыбак почесал в затылке.

— И впрямь… Твоя правда.

— А то как же, уж будь уверен. Иначе откуда монаху известно, когда пойдет рыба?

— И впрямь, — повторил рыбак. — Значит, завтра выходим с рассветом.

— Да уж конечно, — кивнула жена. — И нечего слушать всяких врунов.

Рыбак с женой встали с первыми петухами и бросили сети на самой стремнине. Река кишела шедшей вверх по течению рыбой. Еще не рассвело, а рыбак с женой уже отвели груженную до бортов лодку к дому и, возвратившись, снова взяли богатый улов. Глядя на них, вышли на реку и другие, но никому так не сопутствовала удача.

Вечером рыбак решил купить в лавке сакэ, приготовить закуску и пригласить соседей на угощенье. Выбрав несколько рыбин пожирнее да повкуснее, он стал разделывать их.

И вдруг из вспоротого рыбьего брюха посыпалась гречневая лапша. Рыбак вспомнил, как угощал монаха, и у него защемило сердце.

В тот день рыбак заработал целую кучу денег и стал первый на деревне богач. Теперь у него ни в чем не было недостатка, но гречневая лапша, вывалившаяся из рыбьего брюха, не шла у него из головы. Вскоре жена рыбака понесла и летом следующего года разрешилась от бремени девочкой. Дитя родилось некрасивое; мало того, лицо его было усеяно красными, словно рыбьи икринки, мелкими пятнами, а волосы завивались в гадкие завитки. Взглянув на уродца, жена рыбака занемогла и вскорости умерла от горя. Рыбаку снова вспомнилось пророчество монаха и клубок гречневой лапши, вывалившийся из рыбьего брюха. С ужасом взирал он на свою безобразную дочь, спавшую на руках у кормилицы.

Богатство рыбака все приумножалось. Дом его был полная чаша. Но ничего он не мог поделать с уродством собственной дочери. Он был готов пожертвовать богатством — только чтобы его ребенок стал таким же, как все.

Тем временем дочь уже стала девушкой на выданье. Красные пятна у нее на лице разрослись, мелкие кудри сделались огненно-рыжими. Девушка тоже стыдилась своей наружности и день-деньской сидела за ширмой в дальней комнате, не показываясь никому на глаза.

И тут в деревне появился заезжий гадальщик. Внезапно его свалила какая-то хворь, и богач, стремясь милосердием хоть сколько-нибудь искупить свои прегрешенья, взял его в дом и стал ухаживать за больным. Гадальщик оказался хорош собой. Прознав об этом из рассказов служанки, хозяйская дочь воспылала к нему любовью. И вот при содействии той же служанки ей наконец удалось украдкой взглянуть на юношу.

С того дня она стала отказываться от пищи и сидела в комнате, погруженная в тяжкие думы. Богач обеспокоился. Позвав кормилицу со служанкой, он попытался выяснить, что приключилось. Выслушав со внимательностью рассказ служанки, он на другой же день призвал к себе юношу.

— Дочь моя занемогла от любви к вам, — сказал он. — Она безобразна, но в придачу я отдам вам все, что имею. Возьмите ее в жены!

Гадальщику доводилось видеть дочь богача. Но несмотря на все отвращение, он не мог отказать благодетелю. Скрепя сердце юноша дал согласие.

— Значит, по рукам? — возрадовался богач. — Благодарю от всего сердца! Доброе дело нельзя откладывать. Нынче же вечером отпразднуем свадьбу в семейном кругу.

Богач приказал челядинцам убрать гостиную к торжеству. Затем, усадив рядышком дочь и гадальщика, подал им чарки. Жених старался не смотреть на невесту. Та прятала уродливое лицо.

Следуя долгу, гадальщик скрепил союз чаркой сакэ, однако не мог совладать с отвращением.

Дождавшись, пока молодая уснет, он тихонько выскользнул из постели и, приоткрыв ставни, вылез на улицу. Ноги сами несли его к деревушке Кохама. Была осенняя ночь, и луну застилала туманная дымка.

Внезапно гадальщику стало жаль дочь богача. Ему пришло в голову, что бросить женщину, занемогшую от любви, недостойно мужчины. Но лицо ее в красных крапинках и курчавые волосы показались ему не просто уродливыми — они вселяли безотчетный ужас, и юноша не сумел заставить себя повернуть обратно. В то же время мысль о том, как опечалится девушка, обнаружив побег жениха, сковывала его по рукам и ногам. Одолеваемый сомнениями, он наконец добрел до берега смутно белевшей в ночи реки Тонэгава.

Если жена поверит, что муж утонул, то волей-неволей будет вынуждена смириться, подумал он. Решив так, он сделал то, что делает человек, собирающийся войти в воду: разулся и поставил дзори у кромки воды, а сам направился к храму Сэйандзи.

Проснувшись и обнаружив, что гадальщик исчез, дочь богача обыскала весь дом и увидела неприкрытые ставни. Жених сбежал, устрашившись ее уродства, тотчас же догадалась она. Обезумев от горя, она выбежала из дома и заметалась в поисках жениха. К утру дочь богача добрела до реки. Там она увидела стоящие у воды знакомые дзори.[99] Девушка поняла, что жених утопился от отвращения к ней — и бросилась в волны…