перстнем, нервно постукивающая пальцами, лежала на ярко освещенных перилах, так что было совершенно очевидно — таинственный гость смотрит вовсе не на сцену, а пристально следит за тем, как перешептываются Ренэ Декарт и Евгений.
— Брат I.S., — произнес Ренэ, не то вопросительно, не то утвердительно.
— Полагаю, он самый… — подтвердил пожилой ученый. — Ах да, позвольте представиться, милостью Божией теолог и математик Johann Valentin Andreae. Вы же, если мне не изменяет память, школяр Королевского колледжа Eugenio Hiperboreus. Мне довелось побывать на вашей инициации — поистине чудовищная трагедия! Демон Каббалаим в обличии одного из архонтов Коллегиума! Изгнать его из Мистериума было не так просто…
— Брат Ioh, ты меня тогда неправильно понял. Он не учился в колледже Генриха Великого, — вмешался Ренэ, положив руку на плечо Андреэ. — Студиус Женэ жил в XXI веке.
От этих пассажей Евгений побледнел и остолбенел одновременно. Ему не послышалось, перед ним стоял Иоганн Валентин Андреэ, автор «Химической свадьбы Христиана Розенкрейца», которому иногда приписывали первые розенкрейцерские манифесты. И да — ему не послышалось, Ренэ Декарт упомянул о жизни Евгения именно в прошедшем времени! Когда тебя считают уже умершим, хотя ты знаешь, что ты еще живешь, ничего приятного в этом нет. Но интеллигентный Андреэ, судя по выражению лица, был потрясен не меньше. Немигающим взглядом он посмотрел на Ренэ, как бы вопрошая, неужели Евгений и вправду переместился в сон Декарта из XXI века?
По разным причинам продолжать разговор никто из них не хотел. Благо, что прения астрологов подошли к концу, и теперь на сцене в Зале Дверей разворачивалось театральное действо. Ренэ Декарт, Иоганн Валентин Андреэ и Евгений стали внимательно наблюдать за представлением. Над сценой повисли два Солнца и две Луны. Под их остроконечными лучами выросла зеленая пирамида, которой поклонялись люди с головами саранчи. Они изготовили для пигмеев с разноцветной кожей разговаривающую раковину и ужасающие кривые зеркала, которые летали, создавая отражения людей. Возрадовавшись этому, люди с головами саранчи предались прелюбодейским пляскам. Но вот грянул гром — и в пирамиду ударила молния, расколов ее на две части. Из расколотой пирамиды вышел зверь с козлиной головой. Он принялся швырять горящие стрелы в людей. Вокруг убитых поднялось облако дыма, и все померкло.
В темноте заблестела новая звезда, и ангел стоял на ней. Держа в руке чашу, он поливал землю со всех сторон. Вместо пирамиды на сцене появилась другая картина — три волны всемирного потопа, как бы поедали три хрустальных города. Из земли выползали люди-муравьи, люди-скорпионы, люди-стрекозы. Их по очереди давил конь в железных доспехах, кативший по сцене страшное колесо, и на вершину этого колеса поднимались различные флаги, знаки, гербы. Зверь изрекал пророчества, указывая перстом на ложное Солнце и Луну. И вот зверь поднялся, чтобы сразиться с ангелом, и они воевали, пока ангел не сбросил ложные солнце и луну на рога зверя. Под занавес действа ангел спустился на землю в летающем городе, возвысил руки в молитве — и волны потопа расступились. За ними засияла радуга и лучезарная природа.
На позолоченную сцену вышел доктор Майер, элегантно поклонившись, он поблагодарил всех за аплодисменты и объявил перерыв перед второй частью большого собрания.
— Превосходно! — с видом театрального знатока похвалил постановку Декарт.
— Комбинации символов, — философски заметил Андреэ. — Они помогают Творцу скрыть то, что должно оставаться скрытым. И они сводят с ума тех, кто думает, что знания символов достаточно для знания истины. Если бы мы понимали это в земной жизни нашей, многих ошибок можно было бы избежать, не так ли, Renato?
— Когда-то нас всех ослеплял свет двух Солнц и двух Лун, и никто не мог разобрать, где истина, а где ложь, — согласился Декарт. — Да, мы были обмануты Люцифером, но без нашего горького опыта Незримый Коллегиум не продолжил бы свою деятельность в астрале. Здесь мы стали понимать больше, но все же память продолжает терзать нас за каждую невинную жертву тех братоубийственных баталий.
— Позвольте засвидетельствовать свое почтение, — обратился к Евгению господин в суконном жакете, с кожаным мешочком на поясе и мечом весьма искусной работы. — Доктор Филипп-Теофраст Парацельс фон Гогенхайм, странствующий пилигрим и алхимик.
— Доктор Парацельс? — Евгений радостно протянул ему руку. — Очень приятно, признаться, я никогда не видел сразу столько прославленных ученых вместе. Прошу меня извинить, если мои манеры покажутся вам неловкими. В моем веке люди разучились общаться с должным почтением, и теперь никто не раскланивается в знак уважения.
— Ну их, к черту, эти поклоны! — поднял руку Парацельс. — Лучше вовсе не знать никаких манер, чем становится невольным их заложником! Все эти знаки уважения придумали лицедеи, для того чтобы оболванивать друг друга.
— Хм-км, — Ренэ Декарт покряхтел в перчатку, не согласившись с Парацельсом в том, что обходительные манеры всегда являются признаком обмана.
— А что, я не прав? — покрутил головой Филипп-Теофраст, поглядывая на Декарта с Андреэ. — Эти двое — чем не лицедеи? Просвещенный вольнодумец с душой иезуита и сочинитель невинных пьес, плетущий дворцовые заговоры. Что, правда глаза режет?
Парацельс обладал каким-то природным талантом приковывать к себе внимание. Он говорил прямо в лоб то, о чем думает, при этом каким-то образом умудрялся никого не обидеть. Что началось дальше — трудно передать словами! Видимо, слух о том, что Ренэ Декарт разыскал «чужестранного гиперборейца», быстро разлетелся по всему залу, и к ним стали подходить другие мыслители, имена которых были вписаны в историю человеческой культуры золотыми буквами.
Доктор Парацельс не преминул воспользоваться скоплением ученых мужей и громко попросил Евгения подтвердить либо опровергнуть его слова о том, что «Московия, сиречь Тартария или Гиперборея, одержала верх в войне с перевернутым крестом», поскольку часть присутствующих на собрании розенкрейцеров не верила, что малознакомая им северная страна способна на такой подвиг. Евгений, ни о чем не подозревая, стал им рассказывать, что теперь эта северная страна больше известна как Россия и что народам этой страны, действительно, каждое столетие приходится отбиваться от легионов Тьмы.
— Во всем мире воинам Хаоса противостоит только Гиперборея? Разве в это можно поверить? — донесся возглас из толпы.
— Разумеется, нет, я об этом и не говорил! — возразил Евгений. — Но существует причина, по которой антихрист питает особую ненависть к моей стране, пока Гиперборея поддерживает баланс сил между Западом и Востоком, враждующие народы не в состоянии поработить или уничтожить друг друга.
— Возможно ли это, чтобы всехристианнейшая Европа вела войну с целью истребления какой бы то ни было расы? Не стану отрицать, наши благородные рыцари воевали за Гроб Господень, мы часто вступали в