После его появления в лагере 020 следователи МИ-5 приступили к работе с ним и быстро его «раскололи». Он раскрыл чрезвычайно «взрывоопасную» дипломатическую информацию, предъявив письма, написанные невидимыми чернилами, в которых были названы имена высокопоставленных фашистских разведчиков, таких как Зигфрид (или Зигмунд) Бекер – глава миссии службы безопасности в Аргентине, и говорилось, что министр обороны Аргентины – будущий президент страны Хуан Перон – вовлечен в сделку с фашистами по купле-продаже оружия. Гельмут также признался, что частью его задания в Германии было вступить в контакт с известным руководителем фашистской разведки Вальтером Шелленбергом, возглавлявшим отдел внешней разведки СС, а позднее 6-й отдел (внешняя разведка) Главного управления имперской безопасности (РСХА). Со шрамами на щеках, полученными на дуэли, перстнем на пальце, в котором был спрятан цианистый калий, сидящий за письменным столом в своем берлинском кабинете, в котором были установлены пулеметы, способные изрешетить помещение пулями при нажатии кнопки, Шелленберг являл собой стереотипный образ законченного злодея56.
Информация, полученная следователями МИ-5 на допросах Гельмута в лагере 020, представляла собой такую огромную дипломатическую важность, что правительство Великобритании приняло решение сделать ее достоянием гласности и разоблачить двуличие правительства Аргентины. Это вызвало сенсацию, и генерал Рамирес был вынужден публично отречься от Гельмута. Как отмечается в послевоенной истории лагеря 020, дело Гельмута заставило Аргентину порвать дипломатические отношения с Третьим рейхом и помогло ускорить падение правительства Рамиреса. Оно также имело последствия в самой фашистской Германии: Гиммлер обвинил начальника абвера Канариса в создании хаоса, которое оно вызвало, и потребовал его отставки.
Другие агенты стран оси тоже были арестованы, когда сошли на сушу в Тринидаде, и перевезены в лагерь 020. Это произошло с немецким шпионом Хуаном Лекубе – бывшим футболистом, владельцем борзых и бывшим гражданским служащим Испании, а также Леопольдом Хиршем, который был арестован на борту корабля «Мыс Горн» в гавани Тринидада после выявления его личности, когда его имя в открытую было названо в немецкой телеграмме, перехваченной дешифровщиками из Блетчли-парка. Дело Гаштао де Фрейташ Феррас – это поразительный пример того, как арест шпиона в море спас жизни союзников. Де Фрейташ был радистом на португальском рыболовецком судне и был завербован абвером с целью передачи морской разведывательной информации под прикрытием, которое давала ему его работа на судне нейтральной Португалии. Однако пока его корабль был в пути из Ньюфаундленда в Лиссабон в октябре 1942 г., он был арестован и перевезен сначала в Гибралтар, а затем в лагерь 020. На момент его ареста в открытом море его корабль шел по пятам за караваном судов, принимавших участие в операции «Факел» – британско-американской высадке в Северной Африке. Де Фрейташ был допрошен в лагере 020, признался и был задержан на все время, которое продолжалась война. Если бы его не похитили, то почти наверняка он увидел бы, как суда вторжения участвуют в операции «Факел», и сообщил бы об этом по радио, что имело бы гибельные последствия для союзников. Его арест, видимо, спас операцию по вторжению в Северную Африку57.
Наверное, самым необычным делом в годы войны, связанным с выдачей преступника, было дело Альфредо Манны – итальянского шпиона, работавшего на нейтральной территории португальской Южной Африки (современный Мозамбик). Манна был одним из агентов, поддерживавшим связь с итальянским консулом Умберто Кампини в Лоренсу-Маркиш (в настоящее время город Мапуту), заданием которого было сообщать об отправлении кораблей союзников с берегов Южной Африки. Неясно, как британская разведка раскрыла Манна: возможно, благодаря расшифровке «Ультра» или в результате доброй старой детективной работы местного представителя SIS, находившегося в Лоренсу-Маркише, журналиста Малькольма Маггериджа. Тем не менее к началу 1943 г. МИ-5 и SIS, видя, что он далеко не так верен своим итальянским хозяевам, решили сделать из Манны своего двойного агента. Маггеридж работал в тесном контакте с местной командой SOE, придумывая детальный план «в лучших традициях Голливуда», как он написал позже, с целью арестовать Манну и переправить его в Великобританию для допроса. Если верить Маггериджу, праведному католику и будущему биографу матери Терезы, план, в сущности, состоял в том, чтобы похитить его. Зная, что слабостью Манны являются женщины, Маггеридж нанял стриптизершу из казино по имени Анна Леви, чтобы та заманила его к границе британской территории в Свазиленде. Как гласит история лагеря 020: «Там он был схвачен и связан британскими агентами, которые заткнули ему рот кляпом, позаботившись оставить его по нужную сторону от границы». Манна был быстро арестован местной полицией и через Южную Африку перевезен в Великобританию. Так итальянский шпион, заманенный стриптизершей к границе и перетащенный через нее английскими агентами, попал на допрос к следователям в лагерь 020. И хотя допрос Манны в лагере 020 не привел к его превращению в двойного агента, он все же дал ценную информацию о разведывательной деятельности стран оси в Южной Африке, особенно в части наблюдения за судами58.
Одной из причин, по которой в МИ-5 приняли решение доставлять шпионов стран оси в лагерь 020 на допросы, было желание избежать раскрытия секрета «Ультра». Также в МИ-5 хотели, чтобы допросы происходили самым эффективным образом, что для МИ-5 означало без применения физического насилия. В противоположность тому, что мы можем предполагать, и в противоположность своему зловещему, на первый взгляд, виду в лагере 020 не разрешалось применять физическое насилие во время допросов. Это подтверждают документы того времени, такие как дневник Гая Лиддела – начальника отдела В МИ-5 в годы войны, который тот писал, не имея намерения когда-либо публиковать его, а также последующие свидетельства агентов стран оси, которые содержались в этом лагере и у которых не было причин лгать о том, как с ними там обращались. Офицер МИ-5, который руководил лагерем 020, подполковник Робин Стивенс проводил строгую политику неприменения физического насилия, или мер воздействия «третьей степени», в своем учреждении. Стивенс «Оловянный Глаз» – был прозван так из-за своего монокля с толстым стеклом – считал, что целью допроса должно стать получение от агента всей возможной информации, а не просто быстрых ответов на конкретные вопросы. Единственным способом сделать это, полагал он, было умение воздерживаться от применения физического насилия. «Насилие запрещено, – утверждал он в написанной им после войны для внутреннего использования истории лагеря 020 под заголовком «Дайджест Хэм», получившей такое название по месту расположения лагеря в местечке Хэм-Коммон, – так как оно не только заставляет давать тот ответ, который вы хотите услышать, но и понижает уровень информации». В другом послевоенном отчете он написал: «Никогда не бейте человека. Во-первых, это проявление трусости. Во-вторых, это неразумно. Пленник будет лгать, чтобы избежать дальнейшего наказания, и все, что он после этого скажет, будет основано на ложных допущениях. Поэтому из-за глупости расследование потеряет свою ценность»59.
Но ничто из сказанного выше не должно производить впечатление, будто лагерь 020 был местом с мягким режимом.
Его тактика по «расколу» агентов включала все мыслимые уловки, которые Стивенс называл «психологическим давлением»: вновь прибывших пленников лишали одежды, унижали и дезориентировали; их терроризировали ряды лающих собак, заключали в маленькие одиночные камеры, угрожали военным трибуналом и казнью. В их камерах были установлены микрофоны для прослушивания их разговоров; к ним в камеру подсылали охранников, переодетых в пленников (известных как «подсадные утки»), чтобы разговорить их; печатали фальшивые газеты, чтобы заставить их думать, будто их друзья и семьи на родине погибли; использовали расшифровки «Ультра», чтобы убедить их в том, что все подробности их заданий уже раскрыты. Стивенс отмечал, что у каждого человека есть цена и каждого человека можно «сломать», – это просто вопрос применения правильного психологического давления.
Способ, с помощью которого «сломали» Осмара Гельмута, поучителен. Как только он был доставлен в лагерь 020 в ноябре 1943 г., его препроводили в помещение, где он предстал перед несколькими высокопоставленными английскими офицерами, которые сидели за столом, и все это выглядело как военный трибунал. Затем на него обрушился шквал окриков от «коменданта» (Стивенса), который сказал ему, что правительство Аргентины и его кураторы в Германии бросили его, и теперь его казнят как шпиона. В качестве последнего аргумента комендант добавил, что он от всей души ненавидит всех шпионов. Тут закончился спектакль «злой полицейский», и теперь в работу могли включиться «добрые полицейские». Гельмута отвели в другую комнату, где другие офицеры разговаривали с ним спокойно, говорили, что понимают трудность положения, в котором он оказался, и что они хотят помочь ему. На то, чтобы «сломать» Гельмута, не ушло много времени60.