Читать интересную книгу Фарт - Б. Седов

Девушек было четыре, и Хуан Гарсия наслаждался, наблюдая за изгибами их молодых тел, а сладострастные взгляды, которые они бросали на своего покровителя, тешили его мужское самолюбие. И, надо сказать, Хуан Гарсия ни разу не обманул их надежд, с честью доказывая в постели, что он настоящий мужчина, достойный имен своих древних испано-индейских предков.

Повинуясь молчаливому жесту, одна из девушек взяла со столика бокал с коктейлем и поднесла его своему господину. Пытаясь сделать это как можно изящнее и обворожительнее, она не удержала равновесия, и несколько капель напитка упали на руку Хуана Гарсии. Изобразив смущение и стыд, наложница опустилась на колени и стала облизывать пальцы хозяина, закатывая при этом глаза так, будто это были вовсе не пальцы, а что-то совсем другое. При этом ее молодая, но вполне зрелая грудь скользнула по голому волосатому колену наркобарона, и Хуан Гарсия, улыбнувшись, положил руку девушке на затылок.

Правильно поняв намек, она опустила голову ниже, и через минуту весь выводок восемнадцатилетних красоток сгрудился над раскинувшимся в шезлонге Хуаном Гарсией, скрывая от посторонних глаз то, что там происходило. В происходящем участвовали все девушки по очереди, стараясь превзойти друг друга в умении доставить удовольствие великому мужчине.

Был ли Хуан Гарсия великим самцом – никто не знал. Скорее всего, ему было далеко до легендарного Казановы, а уж тем более до великого баскетболиста Уилта Чемберлена, успешно удовлетворившего двадцать тысяч своих поклонниц. Но каждый велик по-своему, и то, что он был великим дельцом и стратегом, ни у кого не вызывало ни малейшего сомнения.

Был он, конечно же, и великим злодеем. А если не великим, то во всяком случае выдающимся. За восемь лет, прошедших с момента, когда его как одного из опаснейших преступников признал весь мир, по его приказу были уничтожены восемьсот одиннадцать человек, не считая, конечно, тех, кто по несчастному стечению обстоятельств оказался в кафе, где боевики Гарсии расстреливали упрямого конкурента, или рядом со взорванной машиной непокорного комиссара полиции. Эти люди не были врагами сеньора Гарсии и, как он справедливо полагал, не могут быть включены в этот почетный список. А если сложить это с теми трупами, по которым он шагал к вершине своей славы, то число давно должно было перевалить за полторы тысячи. Из них собственноручно он убил сто пятьдесят девять конкурентов, полицейских, врагов, предателей, недобросовестных подчиненных и компаньонов, а также просто случайных людей, не вовремя оказавшихся под рукой.

А начинал великий делец, стратег, злодей и наркобарон с нуля, и даже меньше, чем с нуля, он был просто никем, у него не было даже имени. Его родители, правоверные католики, конечно же, крестили его, правда, несколько с опозданием, почти через год после рождения. В их лежащей высоко в горах деревушке не было ни церкви, ни священника, отец маленького Хуана большую часть года проводил на пастбище среди ламальпако и, как перешептывались вполголоса деревенские кумушки, именно с ними удовлетворял свои естественные мужские потребности.

Но, время от времени спускаясь с гор, он успешно настрогал двенадцать детей, из которых троих он так и не увидел, они родились и умерли в его отсутствие. Так же, в отсутствие дорогого папаши, родился и Хуан.

Мальчик рос здоровым, до черноты смуглым, молчаливым крепышом.

– Кто это? – спросил отец, в очередной раз спустившись с гор.

– Твой сын, – робко ответила жена, – надо бы его крестить…

Отец потрогал ползающего по грязному полу сына кончиком сапога: «Когда погоню волов на ярмарку, тогда и окрестим». Потом присел на корточки, потрепал малыша за жесткие черные волосы, заглянул в глаза и спросил:

– Сколько ему лет?

– Ему три месяца, – гордо ответила мать.

– Врешь! – спокойно сказал отец и вышел из дому.

Остаток дня он пил в кантине вино, а спать пошел в хлев, вместе с волами и альпако. Постепенно он привык к существованию еще одного, не похожего на остальных, ребенка. Но в глубине души всегда считал его не своим, бастардом. И когда Хуан Гарсия стал тем, кем он стал, отец, узнав об этом, сказал:

– Мой сын был бы пастухом!

В деревне, где он родился и рос, его никто, кроме матери, не называл по имени. «Эй, мучачо! Парень!» – окликали его, если он был нужен. Так же относились и к другим детям, но Хуан ощущал это особенно. «У меня есть имя!» – кричал он в ответ взрослым и бессильно сжимал кулаки. Взрослые в ответ смеялись и продолжали звать его мучачо…

– Это не мальчик, это эль анималь пекеньо – маленькое животное, намучаешься ты с ним, Мария, – сказал как-то староста-алькальд его матери. – Лучше бы он умер, – добавил он и перекрестился.

И настал день, когда Хуан Гарсия умер для своих родных…

Когда ему исполнилось десять лет, он почувствовал себя мужчиной – возбуждался при виде девушек и пачкал простыни по ночам, мать отнеслась к этому спокойно – годы идут, рано или поздно это должно было случиться, ее смущало только, что случилось это, пожалуй, слишком рано. А когда он стал приставать к одной из своих старших сестер, его отправили спать в хлев.

Его ждущие женихов сестры отличались не красотой, а буйными, рано созревшими телами и звериным бесстыдством и похотью, каждую ночь одна из них, а то и несколько сразу, приводили своих парней в хлев, жарко ворочаясь с ними в сене и пугая дремлющих коров стонами и визгом. В такие ночи Хуанито забивался в самый дальний угол сарая, сворачивался калачиком и сидел, крепко сжав кулаки и стиснув зубы, чтобы бессильно не застонать вместе с сестрой. Он не смыкал глаз до утра, чтобы не пропустить тот момент, когда девушка пойдет к колодцу и он, сжав ладони внизу своего живота, увидит, как она будет мыть свое нескладное мускулистое тело с короткими ногами, большой грудью и ягодицами, выдирая остатки засохшей спермы из густых черных зарослей внизу живота.

Именно тогда, сидя на корточках у приоткрытой двери хлева, он решил, что когда он вырастет и станет настоящим эль омбре – мужчиной, у него будет много девушек, которых он – Хуан Гарсия – будет любить всю ночь напролет, и девушки эти будут совсем не такими, как его сильные, похожие на домашнюю скотину сестры. Это будут высокие красавицы с белой кожей и светлыми волосами, и предаваться любви они будут с нежностью и лаской, а не распугивая своим рыком животных и птиц.

Однажды утром, придя в хлев, чтобы подоить скотину, его мать Мария не нашла там Хуана, двух коров и быка, зато обнаружила измученное, полуживое тело средней дочери Микаэлы и заколотого вилами жениха Микаэлы – Романо. Мария все поняла, она не поспешила к алькальду, не стала снаряжать погоню за беглецом, который, конечно, не успел уйти далеко, она решила, что так будет лучше для всех – для нее, для Хуана и для деревни, лучше и спокойнее. Хуану Гарсии тогда было тринадцать лет.

Продав за бесценок коров и быка первому попавшемуся торговцу в том самом городке, где проходили ярмарки и где его с опозданием крестили, дав имя в честь ученика Христа апостола Иоанна, Хуан Гарсия купил билет третьего класса на ближайший поезд, идущий в сторону побережья, и навсегда исчез из жизни своей семьи, словно умер для них.

Кем может стать молодой здоровый деревенский парень, очутившийся в городе без денег, жилья и документов? Парень, который не только не владеет ни одной из нужных в городе профессий, но и плохо умеет читать и писать. Скорее всего, он станет бандитом, вором или грабителем. Хуан Гарсия стал уличным бойцом, одним из тех, кто по старинному обычаю по воскресным и праздничным дням дрался на рыночных площадях, получая за это немного денег, хлеб, вино и овечий сыр.

Заработанного едва хватало, чтобы скромно дожить до следующего воскресенья, дня, когда традиционно проводились бои, но Хуан был почти счастлив – он был свободен, он зависел только от самого себя, своей силы и ловкости, – и его впервые в жизни стали называть по имени, сперва Хуанито, как самого младшего из городских бойцов, через несколько месяцев – Хуан, и немногим позже – безжалостный Хуан, потому что он стал сильнейшим среди прочих. Когда жители городка Сан-Лоренсо, где он обосновался, говорили: сегодня дерется Хуан! – все понимали, что речь идет именно о нем – Хуане Гарсии – и спешили, чтобы посмотреть на непобедимого бойца. У него было уже почти все, о чем он мечтал в деревенском хлеву, – скромная квартирка в бедняцком квартале, много сытной здоровой еды и много женщин. Женщины эти, правда, были проститутками, но отдавались ему бесплатно, и сутенеры сами каждый вечер приводили ему тех, кто помоложе и посвежее, чтобы потом с гордостью сказать, с моими девушками спит сам непобедимый Хуан! Хуану Гарсии было тогда шестнадцать.

Однажды вечером, когда после удачного боя Гарсия сидел в кабачке и ел мясо, приготовленное так, как делают его пастухи, – одним большим цельным, запеченным в углях куском, – и думал о синьорите, которая вместе с деньгами передала ему записку, где умоляла его прийти и утешить ее разбитое безответной любовью сердце, за его столик подсел хорошо одетый сеньор.