Читать интересную книгу Меч обнажен. Меч в ножнах - Андрэ Нортон

Июнь, 1942 год.

Дорогой Лоренс!

Это длинное письмо, но не думаю, что ты найдёшь его скучным. Много разного случилось с тех пор, как я покинул твою Америку, ради моей собственной страны. Первое, что я должен сказать — я пробуду здесь не долго. Я уяснил, что те, с кем мы сражаемся, тоже люди и мы вполне можем померяться с ними умом и силой. Теперь у меня нет опасений насчёт неблагоприятного поворота событий. Потому что я видел врага на его собственной территории, в захваченной им стране и видел Объединённые Нации в их силе. Я знаю, кто выйдет победителем в этой схватке.

Как я снова обрёл веру? Я выучился, вернувшись в волчье логово.

Когда я добрался до Лондона два месяца назад, то…»

Глава 12. Лоренс прыгает

Лоренс в прошлом знал два Лондона. Один, не подверженный времени, ничуть не изменился. Жизнь величавым потоком плавно струилась рядом с офисом местного отделения Дома Норрисов в старом Сити. Юноша был в восторге от некоторых частей этого Лондона, тихих проулков Темпла, маленьких, окружённых со всех сторон домами церквей, нелепых осколков восемнадцатого века в заводях двадцатого. Этот Лондон был столь же несокрушим, как и египетские пирамиды.

Другой Лондон был взорванный, поколебленный на своих вековых устоях город, разрываемый и раздираемый каждую ночь, поглощаемый огнём, который, казалось, жадно выискивает и красоту, и историю и превращает их в пепел и несомую ветром пыль. Но это был Лондон мужества, упорства, мёртвой хватки, и кое что в этом Лондоне проникало в него. Так что, будучи беженцем и изгнанником, Лоренс узнал стальное сердце города, не подвластный коррозии металл его людей.

А сейчас он попал в третий Лондон, ждущий. Этот город отсчитывал время, ожидая только момента, когда война будет закончена, когда он вновь сможет окунуться в работу, осуществляя тысячи планов строительства и улучшения, наполняющих его голову. Из всего этого мог родиться четвёртый Лондон, и он только надеялся, проходя по улицам, что сможет дожить до этого дня.

Возможно, Лондон сейчас символизировал весь мир. Лишённый смерти и разрушения, огня и ненависти, он мог бы породить что–нибудь ещё, что–нибудь лучшее, чем то, на что надеялись люди в прошедшие годы. Всё меньше и меньше будут они следовать традициям, верить в то, что груз «вещей как они есть» должен нестись молчаливо. Они будут задавать вопросы и от этих вопросов родится нетерпение, которое нужно будет утолить.

Многое из того, что составляло его жизнь, будет — и уже отброшено прочь. Дом должен измениться, если выживет. Людям из поколения йонхеера придётся перекроить свои одежды и манеры по новому образцу. Иногда юноша думал, что должен бы ненавидеть этот новый нарождающийся мир, упрощённый и рационализированный до однообразия. Но даже если подтвердятся худшие опасения, он бы хотел стать свидетелем этого рождения. И он будет выполнять свою часть работы, чтобы это наступило как можно скорее.

Нельзя повернуть стрелки часов обратно. Наци скоро откроют это — если у них уже не появились тайные сомнения. Изменения произошли по направлению вперёд, а не назад. Это был естественный закон, за исключением тех случаев, когда Природа временами уничтожала цивилизацию и развитие начиналось по новому пути, в совершенно другом направлении.

Ох, чем же это он занимается, размышляя о подобных вещах и отклонившись на несколько кварталов от своего пути? Лоренс посмотрел на номер ближайшего дома и вздрогнул, словно очнувшийся лунатик. Времени для игр воображения уже не оставалось.

Место, которое он разыскивал, было не офисом, а узким домом за коричневым забором на террасе. Дешёвые кружевные занавески на окнах, подозрительный блеск дверного молотка повторялись по всей улице снова и снова.

Девушка, столь же бесцветная и стандартная, как и дом, ответила на его стук и замерла в ожидании. Её взгляд соскользнул с подбородка посетителя и так страстно прикипел к его ботинкам, что он засомневался — а не бродил ли он с развязанными шнурками.

— У меня встреча с мистером Неккером в десять. Меня зовут Норрис…

— Да, сэр, — голос её оказался неожиданно чистым и почти без акцента. — В студию, прошу вас, сэр.

Она указала на дверь в конце длинной прихожей, а потом исчезла в боковой комнате, предоставив ему действовать самостоятельно. После секундного колебания юноша постучал в дверь студии и подчинился приглушённому ворчанию, которое могло означать как «входите», так и что угодно другое.

Как и следовало ожидать по виду дома, студия оказалась узкой, неудобной формы комнатой, с двойными рядами книг на стенах в дополнение к общему впечатлению набитости и скученности. Маленький огонёк в камине теплился скорее для вида. Перед самым очагом стояли два кресла, оба занятые.

— Входите, входите, сэр. Я вижу, вам удалось найти нас без особых хлопот.

Развернувшись во всю свою длину, словно разболтанная деревянная кукла, выбирающаяся из ящика, один из огнепоклонников проследовал вокруг двух маленьких столиков и края письменного стола на расстояние рукопожатия к Лоренсу.

Не только неуклюжесть движений, но и глубоко продубленное невыразительное лицо и землисто–коричневая форма добавляли ему сходства с манекеном. Оживший деревянный солдатик, если не считать того, что в глазах подошедшего можно было найти что угодно, только не тупой взгляд, ассоциирующийся с привычными голубыми кружками, помещаемыми над круглыми щеками деревянного солдата. На квадратных плечах сверкали майорские короны, но в нём не было и намёка на «подобающий вид».

— Думаю, что вы уже знакомы с нашим другом.

Второй человек поднялся, хотя и не сделал попытки последовать за своим хозяином через мебельную ловушку. Поначалу Лоренс не согласился — перед ним стоял незнакомец. Но затем услышал:

— Конечно, мы были товарищами по плаванию. Помните, минхеер Ван Норрис?

— Ян Смитс!

Но что–то в юноше противилось узнаванию. Ян, хорошо известный ему по тому дикому переходу через Канал, был улыбчивым, ребячливым парнем, ничем не замечательным, кроме любви к приключениям, и показавшим глубокое понимание моря. Сейчас же перед ним был мужчина, чьё лицо могло обстругаться до нынешней жестокости не меньше чем десятком лет опасной жизни. Запавшие глаза лихорадочно блестели, а мальчишеский изгиб губ долго выпрессовывался в тонкую сине–розовую линию.

— Здесь я всё ещё Ян. Так что вы правы, минхеер Ван Норрис. А что произошло с вами?

Лоренс пожал плечами.

— Что произошло с любым из нас? Я выбрался с Явы. Это больше, чем смогли некоторые люди. А теперь я возвращаюсь домой…

— Да, — майор толкнул вперёд другое кресло, — это как раз то, что мы собрались обсудить. Так почему бы не сделать это с удобством?

Лоренс отметил, что, усевшись, Ян наклонился вперёд, протянув свои тонкие кисти к тлеющим углям, как будто даже весной он нуждался в том хилом тепле, которое они обещали.

— Мы знакомы с вашими требованиями, мистер Ван Норрис. Но, боюсь, что задача невыполнима…

— Я уже слышал это раньше! И я все–таки здесь.

— Да, это так. Но сам факт вашего физического присутствия ещё не устраивает других трудностей, мой мальчик. Вы хотите в Голландию. Мы хотели бы помочь в вашем путешествии, но не можем.

— Почему?

— Я предоставлю ответить на это нашему другу с той стороны. Что вы можете рассказать ему, мистер Смитс?

— Что он может пойти каким–то другим путем, если хочет перебраться через Канал. Мы больше не действуем, по крайней мере, на долгое время. Уже несколько недель мы подозревали, что что–то надвигается. Что ж, мудрый человек не пойдёт под всеми парусами в пасть шторма. Сейчас время закрыть все двери, запереть их накрепко и спрятать подальше ключи — до тех пор, пока «тупые головы» не устанут глазеть, ожидая, что мы заплывем в их хитроумные сети.

Видите ли, эти паршивцы — наци — как–то слишком притихли в последнее время. Мы думаем, что им известно чересчур много о нашей системе, о том, как мы сейчас работаем. Но они ещё не захлопнули капкан. Почему? Может быть по тому, что они хотят вытянуть своей сетью рыбу покрупнее, улов, который произведёт впечатление на других паршивцев у них дома.

— Большая рыба, которой будет дозволено вплыть в сети, интересно, — пальцы деревянного солдата гладили его квадратный подбородок. — Может, эта рыба вы, мистер Ван Норрис?

— Что?! — когда Лоренс понял, что майор не шутит, что он действительно имеет в виду, будто Лоренс может считаться призом, он смог только тупо уставиться на них.

— Я думаю, вы сильно недооцениваете собственную значимость, — продолжал майор. — Во–первых, вы выскользнули у них из рук один раз, а они всегда находили вкус даже маленькой неудачи чрезвычайно горьким. За тем то, что вы оставили после себя. Эта безделушка описана как минимум двумя коллекционерами. И они надеются это заполучить.