не поздно. Объяснил, как можно замедлить движения татарской орды, покуда князь дожидается помощи.
– Ну, так и нам поведай, если не секрет.
– Так отчего же секрет? Поведаю…
Следующие минут двадцать я подробно излагал уже предложенный Коловрату план действий, не забывая при этом попутно помешивать быстро разваривающуюся крупу, один раз мне пришлось долить воды, а к концу моего рассказа наваристая, жирная каша с мясом и салом была уже готова.
– Ну что, братцы, налетай!
Мой рассказ довольно сильно впечатлил дружинников, так что свои деревянные миски они протягивают мне с несколько пришибленным видом. Но как только вои начали есть, напряжение и легкий налет обреченности на их лицах сменился настоящим восхищением и восторгом, отчего я буквально расплылся в довольной, можно сказать, даже счастливой улыбке удачливого повара. И тут же поймал ответную улыбку Кречета, пусть несколько снисходительную, но все же улыбку! А ведь, как кажется, я сейчас в первый раз за все время пребывания в прошлом увидел его улыбающимся – успех, как-никак!
Какое-то время над стоянкой раздается только стук деревянных ложек и редкое чавканье кого-то из увлекшихся трапезой воинов.
Первым заговорил Микула, как кажется, озвучивший мысли всех собравшихся:
– Я такой добрый кулеш в походе ем впервые! Не знаю, какой из Егора выйдет голова, но кашевар получился отменный!
– Ха-ха-ха-ха!
Дружный смех воев, оценивших шутку (и толстый такой намек!) старшего соратника, окончательно развеял остатки охватившей сторожу неприязни, и я постарался тут же закрепить успех, отметив про себя, что кулеш моим соратникам все же известен:
– Да я и не рвусь головой быть. Вон, Кречет и опытнее, и заслуженнее, и сторожу в дозор не раз вел, и в бой! Пусть и дальше старшим над нами будет… Но мне нужно, чтобы вы поступали так, как скажу я. Имею в виду, что если я говорю, что нам нужно в Пронск, то мы едем в Пронск. Если я говорю, что нам следует задержаться в какой-то из весей, значит, задерживаемся. Если говорю: «Здесь перекроем реку рогатками», значит, перекрываем. Иными словами…
– Иными словами, я по-прежнему голова, а ты при нас словно боярин. Так выходит?!
Вопрос задал дядька. Вопрос принципиальный, и прозвучал он довольно строго. На мгновение я даже стушевался, опустив голову, но, поставив на землю уже пустую миску, неспешно поднял взгляд на Кречета и твердо, веско ответил:
– Выходит, так. Возражаешь?
И вновь напряженная тишина, прерываемая лишь фырканьем пасущихся лошадей. Лица дружинников обратились к дядьке, а тот, помолчав секунд двадцать и спокойно выдержав мой взгляд, неожиданно кивнул:
– Нет. Не возражаю. То, что ты говоришь, было толково, сам бы я до такого не додумался. Да никто бы не додумался… Ну а что ты теперь думаешь сказать княжичу? Поведаешь ему о видениях?
Я энергично покачал головой из стороны в сторону:
– Ни в коем случае. Во-первых, у меня не было видений о Михаиле Всеволодовиче Пронском, а значит, и нет того, что могло бы убедить его в правдивости моих снов. Во-вторых, с Коловратом мне воспоминания о его семье не помогли. И даже если после я что-то такое о княжиче и увижу этой ночью или следующей, то что помешает ему или владыке Пронскому сказать, что сны мои есть не что иное, как искушения лукавские?
– Тем более, может, так оно и есть…
Ага, а это Микула уже свои пять копеек вставил. Коротко усмехнувшись, я ответствовал товарищам:
– Может, и так. Но ведь батюшка в храме меня и святой водой напоил, и крест дал поцеловать – все хорошо было… Не знаю, братья, что еще вам сказать и как подтвердить то, что я верю в эти сны. Но в любом случае самый короткий зимний путь к Рязани – по льду Прони. И если хотя бы жители весей и погостов спрячутся в лесах, покуда не случится битва на Вороноже, у монголов будет уже вполовину меньше хашара при штурме наших городов, вполовину меньше захваченного зерна. А если мы с вами и набранными охотниками сумеем еще и приостановить орду, прикрыв отступление князя и уцелевших ратников, дав время жителям Ижеславля и Белгорода бежать, да владимирцам поспеть на помощь, так ведь великое дело свершим!
Чуть слышно выдохнув после того, как едва не назвал охотников современным мне термином «добровольцы», я закончил речь, пытливо вглядываясь в лица явно загоревшихся моей идеей соратников.
Кречет между тем задумчиво произнес:
– Ижеславль – крепкая крепость с внутренним детинцем и тремя валами. И мимо нее не пройдешь, следуя по Прони… Скажи-ка, Егор, а что боярин в грамоте написал княжичу?
Невольно заинтригованный дядькой, я поспешно ответил:
– Что наша сторожа взяла пленника, а тот назвал войско Батыя сильно большим, то есть и не соврал вовсе. Также написал, что советует подготовить местное население к тому, чтобы в лесах укрылось на случай нашествия орды, и что я на словах передам задумку боярина, как замедлить орду.
Чуть замявшись, я продолжил:
– То, что задумка именно боярская, мы решили вместе. Так все ж солиднее звучит, чем предложения простого дружинника.
Немного помолчав, глядя на затухающие угли, Кречет уточнил:
– А сколько, говоришь, воев у Батыя?
– Четырнадцать туменов. Порядка ста тысяч воев.
Напряженные лица соратников чуть побледнели, а вот голова лишь удовлетворенно кивнул:
– Я тебе верю, Егор, верю, что говоришь правду… А раз так, то что нам мешает попросить княжича отправиться к отцу и упредить его об опасности брани с ордой в чистом поле? Боярин Коловрат, может, и не смог бы уговорить Юрия Ингваревича отступить, а вот князь Пронский Всеволод Михайлович точно сможет. Коли сам нам поверит. И если не к Рязани, то хотя бы к Ижеславлю, где крепость сильная, пехоту в поле выставить, а конную дружину до поры в лесах окрестных спрятать и ударить, как время придет.
Я с удивлением покачал головой:
– Мысль отличная! Но как тогда объяснить, что Коловрат отправил нас не сразу к Юрию Ингваревичу в Воронож, а к Пронску?
– Так и объяснить: взяли полоняника, а он кричал, что орда Батыева из четырнадцати туменов состоит, да в каждом тумене едва ли не по десять тысяч воев будет. Коловрат в его слова не особо поверил: мол, пугал нас половец числом орды изрядным; однако же решил на всякий случай предупредить княжича. А вот мы, когда с боя степняка взяли да по первости его допросили, глаза в глаза ему смотря, мы ему поверили. Как и в то, что у татарвы много пороков…
Заодно уж проговорим, что было бы выгоднее встретить ворога у Ижеславля, пешцами реку перегородить, за рогатками спрятав. Затем, как татарва их всерьез потеснит, отступить к крепости, а вокруг нее заранее надолбы поставить, чтобы при отступлении пешцев конники татарские не смогли бы наших