что уже было начато. От этой работы исходит томление, которое даже спустя многие столетия зритель буквально ощущает кожей. Неудивительно, что в 1985 году литовский шизофреник Бронюс Майгис выбрал именно эту картину из всех сокровищ Государственного Эрмитажа для того, чтобы облить её серной кислотой и дважды порезать ножом… Преступление сопровождалось криком «Свободу Литве!», благодаря чему Майгиса сочли патриотом и народным героем, который выбрал «Данаю» не потому, что она возбудила в нём сильные чувства, а потому что эта работа считалась самым ценным экспонатом советского музея… Но и версия с томлением выглядит правдоподобной. И томление это пробудила в Рембрандте именно она, Гертье Дикс. Тогда почему же он методично удалял из своей жизни все упоминания о ней? Чем так провинилась перед Рембрандтом отзывчивая и заботливая няня Титуса?
Она была не девица, вдова. Муж её, музыкант, скончался, вот и пришлось зарабатывать на жизнь. Вначале Гертье занималась только Титусом, потом список обязанностей становился всё больше – и вот она уже экономка большого дома и любовница хозяина… Разве можно судить её за желание примерить на себя роль супруги известного живописца? Ведь она ещё и позировала ему, между прочим. 24 января 1648 года Гертье обращается к нотариусу, чтобы составить завещание, 100 флоринов она собирается оставить Титусу. Всего через год рабочие и прочие отношения Рембрандта и Гертье заканчиваются, вроде бы по обоюдному согласию, которое задокументировано в нотариальном акте. Рембрандт обещал платить ей пенсию – 160 флоринов в год, но Гертье почему-то не стала подписывать этот акт. А уже в сентябре 1649 года художник получил повестку в Палату по делам супружества и жалобам. Гертье была недовольна суммой пенсии, более того, она жаловалась на бывшего хозяина, что тот, дескать, обещал на ней жениться, так вот пускай женится или платит более внушительную сумму!
Жениться Рембрандт не может – и не хочет. Он призывает свидетелей, чтобы те подтвердили факт обсуждения другого договора с Гертье Дикс. Одну из свидетельниц, выступавшую в пользу хозяина, звали Хендрикье Стоффельс. Вторая служанка в доме, кроткая девица двадцати трёх лет, она принесёт в жизнь Рембрандта тот свет, который с недавних пор существовал только в его картинах. В жизни, увы, побеждали тени. Тенью в конце концов станет так ничего и не добившаяся Гертье Дикс. Бывшую няню Титуса отправят в исправительный дом на пять лет, потом она уедет куда-то в деревню и навсегда исчезнет из жизни Рембрандта. Её портреты исчезнут ещё раньше, и если бы на одном из сохранившихся рисунков кто-то не написал «Кормилица Титуса», мы не знали бы даже того, как она выглядела со спины…
Неравнодушные зрители
При жизни Рембрандта творчество его понимал, мягко говоря, не всякий. В портретах тогда ценилось сходство, картины, как считалось, должны украшать жилище, а не озадачивать и не пугать зрителей. Рембрандт был вынужден лавировать между работами заказными и теми, коих требовала душа. «Для себя» сделаны «Жертвоприношение Авраама» (1635, Эрмитаж) и «Похищение Ганимеда» (1635, Дрезден). Ганимед волей художника превратился из красивого юноши в трогательного мальчика, опйсавшегося от страха. Рембрандт советует зрителям непременно отойти на расстояние от картины, чтобы можно было в лучшей мере оценить все её достоинства. Он пренебрегает контурами и экспериментирует со светотенью. Делает собственные автопортреты, безжалостно фиксируя, как меняется его лицо от прожитых лет и перенесённых страданий. Тот смеющийся юноша, весёлый и лохматый, давно остался в прошлом, но и до старости ещё далеко.
В 1642 году, в разгар романа с Гертье Дикс, Рембрандт начинает работать над картиной под названием «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга». В историю искусства она войдёт под кратким прозвищем – «Ночной дозор».
Мода на групповые портреты ещё не прошла, голландцы по-прежнему неравнодушны к этому жанру, вот и Рембрандту в числе других художников поручили написать картину по заказу Стрелкового общества Амстердама. Сумму гонорара поделили между всеми запечатленными на картине 18-ю стрелками, и каждый, разумеется, рассчитывал увидеть себя нарисованным во всей красе. У этой задачи простое решение, но только в том случае, если за неё берётся рядовой художник. Рембрандт делает всё на свой лад – у кого-то из заказчиков видно пол-лица, у кого-то на свету лишь глаза и нос, а стрелок слева скрыт в тени так, что его не сразу и заметишь! Зачем-то добавлены гражданские лица, какая-то девочка с курицей… Стрелки – честные протестанты, оплатившие звонким флорином групповой портрет, искренне не понимают, почему на картине всё словно бы движется, и почему нельзя было просто изобразить их в ряд, как это делают нормальные художники? Тем не менее работа Рембрандта принята, и пусть капитан Кок и лейтенант ван Рёйтенбюрг со товарищи не догадывались о том, что с помощью этой картины они обретут бессмертие, холст занял своё место в Клубе стрелкового дома. Приключения «Ночного дозора» продолжатся в новых столетиях: картину варварски обрежут с двух сторон, потому что она, видите ли, не влезала в отведённое ей место. Затем холст будет висеть напротив камина и пропитается копотью до такой степени, что разглядеть некоторые фигуры станет попросту невозможно. Годы Великой Отечественной войны «Ночной дозор» проведёт в хранилище нацистов, в 1947 году картину отреставрируют и передадут в Рейксмюсеум Амстердама, где на неё будут нападать вандалы всех мастей. В 1975 году некий школьный учитель нанесёт «Дозору» несколько ножевых ранений такой силы, что клочья холста будут свисать до пола. Этот учитель считал себя сразу и Христом, и сыном Рембрандта, впоследствии он покончит с собой в психиатрической больнице. В 1990-м «Ночной дозор» обольёт серной кислотой немецкий шизофреник Ханс Больман.
Картинам Рембрандта всегда «везло» на неравнодушных зрителей и ещё – на грабителей, считающих искусство хорошим вложением денег. Беспрецедентное по своей наглости ограбление музея Изабеллы Стюарт Гарднер в Бостоне 18 марта 1990 года навсегда лишило мир единственного морского пейзажа Рембрандта. «Шторм на море Галилейском» (1633) исчез с радаров сразу после происшествия. Считается, что картина была уничтожена. Или же ею наслаждается в гордом одиночестве какой-то коллекционер, что также может быть приравнено к уничтожению…
Просто Хендрикье
Рембрандта часто сравнивают с библейским Иовом: оба лишились почти всего, что имели, но если Иова спасла вера, то Рембрандту в конце жизни осталось ещё и искусство. Живопись всегда была на его стороне, ею он спасался. И спасся.
Хендрикье была рядом с ним дольше Саскии. Четырнадцать лет этот светлый ангел хранил художника от одиночества, утешал в суровые