Читать интересную книгу Сказки тысячи ночей - Э. Джонстон

– Она вышила это, когда еще не могла ничего знать, – сказала одна.

– Не может быть, – ахнула вторая.

– Она сожгла вышивку, чтобы никто ее не увидел, – продолжала первая. – Да только пряхи все видели, и ткачихи тоже.

– Так, значит, она видела это? – спросила вторая. – Или она это сделала сама?

Они шикнули друг на друга, услышав, как я пошевелился, не в силах дальше оставаться без движения, и убежали прочь. Я пребывал в уверенности, что моя новая жена была рядовым человеческим созданьем, очередной чернявой простолюдинкой. Но если служанки правы, это значит, что в ней есть какая-то сила, знает она о том или нет.

Я вспомнил прохладное прикосновение, которое ощутил перед тем, как целители взялись за ножи. Это была ее рука. Она вошла в мою кровь, увидела яд и сказала целителям, что нужно делать. Она позволила мне жить. Я бы не сделал того же ради нее.

Власть так легко извращает умы мужчин. Они тянутся к ней, как деревья тянутся к свету и воде. Вот почему я выбрал тело Ло-Мелхиина и его руки – в них было больше всего власти. Торговцы и вельможи, Скептики и Жрецы, мастера, и чернорабочие, и все их сыновья тянулись к нему – к нам – словно песок, следующий за ветром.

Все эти годы, живя в теле Ло-Мелхиина, я дарил силу мужчинам, которые, как я полагал, используют ее в угоду мне. Я дарил им великие умения и великие мысли, а они и не догадывались, что утоляют мой всепоглощающий голод, который им придется утолять и впредь, до самой своей смерти. Они совершали великие дела и сочиняли великие сказания, но все это время я был слеп.

Все это время в моем распоряжении было больше силы, чем я воображал, а я не замечал ее, потому что смотрел мужскими глазами. Я позабыл о девушках, подметавших полы и прявших пряжу, о женщинах, красивших ткани и рисовавших хной. У меня было три сотни жен, и всех их я сожрал сырыми, не дождавшись, пока они дойдут до готовности.

Она знала. Она все знала, но все равно спасла меня, когда я лежал перед ней слабый и умирающий. Она не показалась мне безвольной, но должно быть, я ошибался. Только дура или безвольная марионетка спасет человека, который может ее убить, а я точно знал, что она не глупа.

Теперь же она вкусила власти. Неважно, видела ли она птицу со стороны или сама призвала ее, она должна была почуять свою силу, а из силы я умел плести не хуже, чем она – из своих ниток. За время пребывания в теле Ло-Мелхиина я похитил столько мужских сердец, что это стало слишком легко. Теперь же меня, как по заказу, ждал новый вызов. Я не знал, как влиять на женские сердца, но Ло-Мелхиин знал.

Глава 21

Поправившись, Ло-Мелхиин пришел ужинать со мной в моих покоях. Служанки принесли второй стол – больше того, за которым я ела и на котором стояли мои лампа и шар, – и накрыли его тонкой синей материей с золотой каймой. Одна из служанок подрезала все фитили и принесла новые лампы, чтобы нам было хорошо видно друг друга за ужином. Я наблюдала за их приготовлениями с тяжелым сердцем. Даже если мы не примемся за еду еще час, пока они будут хлопотать, все равно останется два часа между ужином и временем, когда я ложилась спать. Вряд ли он покинет меня после ужина, особенно если мать рассказала ему, что я вышила нападение птицы в тот самый момент, как все случилось, но у меня не было никакого желания узнать, как Ло-Мелхиин предпочитает проводить свои вечера.

Пришла мастерица по хне и взяла меня за руки. Она вывела меня из комнаты и повела в купальню. Она объяснила, что времени на полные сборы нет, но она займется моими руками и волосами.

Я терпеливо сидела, пока она втирала хну мне в волосы. Я знала, что там, где ее пальцы касаются моей шеи, ушей и лба, останутся отпечатки хны. Она делала это нарочно, чтобы божества моей семьи знали, что я покрасила волосы. Если делать все чересчур аккуратно, они решат, будто такой диковинный цвет волос был у меня от рождения, и отметят меня как одну из своих. Я не стала объяснять, что ее усилия тщетны. Я и так уже была одной из них.

Мастерица закончила с волосами и, взявшись за стило, принялась рисовать на моих руках какие-то знаки. Некоторое время я наблюдала молча, но потом любопытство пересилило.

– Госпожа мастерица, – обратилась я к ней. – Что это за знаки вы рисуете?

– О некоторых я могу рассказать вам, – отвечала она. – Но некоторые из них, госпожа, – это тайные знаки моей семьи. Благословения наших божеств, которые нам позволено рисовать на других в качестве дара. О них я рассказывать не стану.

– Я понимаю, – сказала я.

Раньше я не могла понять, что отличает хорошую рисовальщицу хной от прочих. На мне всегда рисовала мастерица, хотя я знала, что у нее было несколько учениц и по крайней мере одна дочь – девочка пастушьего возраста, как сказали бы у нас в деревне. Эти девушки порой разрисовывали друг друга или прях, но ко мне они никогда не прикасались, даже чтобы поупражняться. Теперь я поняла, почему.

– Этот знак – на удачу, – объяснила она, указывая на широкий круг с крыльями. В узорах у меня на предплечьях пряталось несколько таких. – А этот придает силу.

От основания моих ладоней росли два дерева, тянувшие свои ветви к каждому из пальцев. Внизу она начертила линию, в которой я узнала пустыню, и шатры нашего отца – они обозначали мое прошлое. Потом она повернула мои руки ладонями вверх и сложила их вместе, потянув на себя. Когда она прижала мои руки друг к другу, узоры на бледной стороне предплечий сложились в птиц: на каждой руке было нарисовано по половинке, так что рисунок читался, только если сложить руки вместе.

– Госпожа, – произнесла она и отпустила мои руки.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Если мне предстоит ужинать со своим супругом, мне понадобится любая помощь, какую я смогу получить.

Мастерица не объясняла мне смысл остальных знаков, но я чувствовала силу, заложенную в каждом из них. Когда она начинала рисовать новый знак, кожа под ним горела, словно к ней поднесли свечу. Когда знак был готов, боль отступала. Каждый рисунок делал меня сильнее, хоть я и не понимала их значения.

Наконец она закончила и громко хлопнула в ладоши. Прибежали остальные служанки и, пока мастерица собирала свои инструменты, они начали укладывать мои волосы в замысловатую прическу, к которой я наконец привыкла. Тут тоже были сложные узоры из кос и завитков, и я чувствовала старания, вложенные в каждую прядь.

Служанки принесли и надели на меня платье из синей ткани на несколько оттенков темнее, чем скатерть, которой накрыли стол, но не такое темное, как беззвездное небо. Платье закрыло нарисованных хной птиц, но я ощущала у себя на коже взмахи их крыльев.

Платье было расшито пурпурной нитью, но узоры на фоне темной ткани было сложно рассмотреть. Впрочем, мне не нужны были глаза, чтобы ощутить их линии. Я не знала, вкладывали ли остальные в свою работу такой же смысл, как и мастерица по хне, но чувствовала, что перед встречей с Ло-Мелхиином девушки облачили меня во все доспехи, какие были в их распоряжении.

Закончив со своими обязанностями, служанки ушли. Они все еще боялись меня. Впрочем, быть может, еще сильней они боялись мастерицу по хне, которая зорко следила за их работой, хотя никто и так не отлынивал. Последняя служанка, надевшая на меня туфли и подколовшая мой подол, чтобы я не споткнулась, замешкалась. Это была девушка, которая принесла мне чай в самое первое утро. Хотя с тех пор я несколько раз видела ее, мы никогда не разговаривали. Она дала мне сверток, упакованный в обрезки шелка, которые она, должно быть, выпросила у ткачих. Я угадала его содержимое по запаху и кивнула ей в знак благодарности. Мне так и не удалось найти чай самой, несмотря на несколько визитов на кухню и разговоры с поваром и его подмастерьями. А теперь она принесла мне его.

– Спасибо, – сказала я.

– Не стоит благодарности, госпожа, – ответила она.

– Ну-ка кыш, птичка, – сказала мастерица по хне. Я не поняла, к кому она обращалась, но ее тон так напомнил мне мать моей сестры, что я безотчетно сдвинулась с места. Ее рассмешило, что я решила, будто она отдает приказы своей госпоже, а служанка, уходя, улыбнулась. Мастерица протянула руку:

– Я заберу чай, госпожа, – сказала она. – Ваши покои могут обыскать, а мои никто обыскивать не станет. Если он вам понадобится, пошлите за мной. Всегда можно сказать, что вам нужна хна.

Я отдала ей сверток, и она спрятала его под платьем. Слишком многое в себе я не могла контролировать, но у меня были все эти женщины, а теперь еще и чай.

– А теперь вам нужно идти, – сказала она. – Сидя на подушках, держите спину прямо. Говорите, только если он сам обратится к вам. Ешьте небольшими кусочками и жуйте подолгу каждый кусок. Не пейте чай, пока он не остынет, а если будут дрожать руки, посидите на них, – она наставляла меня не ради приличий, но из страха за мою жизнь.