две с половиной недели, – громко произносит кармоко Тандиве, – вы изучили основы скорости, силы, владения оружием и ведения боя. Сегодня вы начнете тренировки в парах, начиная с утренней пробежки. Помните, отныне вы напарники и должны учитывать сильные и слабые стороны друг друга. Это понятно?
– Да, кармоко! – гаркаю я вместе с остальными девчонками.
Она кивает Газаль, и та выходит из строя вместе со своим уруни, стройным и светловолосым юношей-северянином.
– Бегом, неофитки, шевелите задом! – командует она, сразу же переходя на быструю трусцу.
Я следом срываюсь с места, легко поспевая за ней. За последние недели пробежка стала моей любимой частью дня. Взлетая на холм, сразу ощущаю, как воздух вокруг замедляется, как расслабляются мышцы, как оживают чувства. Я перехожу в боевое состояние куда быстрее, чем в первые дни.
Поворачиваюсь к Бритте, собираюсь по привычке с ней поболтать, но ее нет рядом. И остальных тоже. Они все у подножия холма, волочатся в пяти шагах за новобранцами, хотя при этом их мышцы наверняка сводит судорогами от усилий, чтобы бежать так медленно. Они поступают ровно так, как поступали бы в родных деревнях – сдерживались, чтобы не смущать потенциальных мужей. Но Варту-Бера – не родная деревня, и здесь нас подстерегают куда большие опасности, чем расстроить или сконфузить несколько мальчишек. Перед глазами вспыхивает воспоминание о мертвых телах на снегу в Ирфуте, и я впиваюсь в кожу ногтями.
Я бросаюсь к Бритте и остальным, не заботясь о том, что новобранцы замирают, пораженные моей скоростью.
– Нельзя ради них медлить! – заявляю я. – Пусть они не отстают!
– Дека, – шепчет Бритта и смущенно бросает взгляд на оторопелых новобранцев. – Нельзя им тебя такой видеть, ну, в боевом состоянии и так далее. Это их напугает.
Остальные кивают в знак согласия.
– Она права, – говорит Катья.
– Напугает? – ушам не верю. – Неужто вы думаете, что мы здесь изучаем все эти новые штуки, подвергаем себя опасности забавы ради? За этими стенами полным-полно смертовизгов, и они нас убьют, если мы не научимся с ними бороться. Мы просто-напросто погибнем.
Воспоминания извергаются лавиной, внезапной и жестокой. Золото, кровь… Я давлюсь рвотным позывом, почти физически ощущая, как эта масса затекает мне в рот, как тогда.
– Ты когда-нибудь умирала, Катья? – спрашиваю я.
Она молча моргает.
– Ну, нет…
– Это агония, какой ты никогда не испытывала, и если смерть не последняя, ты очнешься в страхе, будто это случится снова. А потом, спустя несколько раз, ты будешь жаждать истинной смерти, последней, просто чтобы больше никогда не пришлось…
Я осекаюсь, содрогаясь от силы своих эмоций. Слезы застилают мне глаза, несколько капель скатывается по щекам, прежде чем я успеваю их сдержать.
Нужно перевести дух, успокоиться, чтобы снова поднять глаза на подруг – и остальных неофиток, которые собираются позади них, в ужасе распахнув глаза. Большинство девчонок еще не сталкивались со смертью. Они прибыли сюда из городов и деревень, близких к столице, их доставили в Зал Джор сразу же после Ритуала. Когда мы обсуждаем, как они попали в Варту-Бера, неофитки всегда говорят, что в храме их уже поджидали сопровождающие.
Они еще ни разу не чувствовали ледяной холод меча, входящего в плоть, им никогда не приходилось переживать долгие, страшные мгновения перед милосердным забвением.
Лишь таким, как Белкалис и я, алаки, жившим так далеко от столицы, что сопровождающим потребовались месяцы, чтобы до нас добраться, не посчастливилось испытать на себе Право казни и ужас, который оно приносило. Однако мы обе каким-то образом выжили. В отличие от тех, кто не пережил первые две или три смерти, мы уцелели.
И мы должны об этом помнить.
– Всю жизнь нас учили делать себя меньше, слабее мужчин. Так гласят Безграничные Мудрости: быть девушкой означает быть в вечном подчинении.
Вот как я жила в Ирфуте, принимая все на веру, ведь думала, что это воля Ойомо. Была ли то воля Ойомо, что от меня отвернулась деревня, что старейшины меня расчленяли и продавали мою кровь? Была ли то Его воля, что мне вырезали язык, чтобы я не могла кричать? А как же все, что перечислено в Безграничных Мудростях, правила, запрещающие бегать, слишком громко смеяться, одеваться определенным образом… все это Его воля?
– Правда в том, что девочки должны носить маски-улыбки, завязываться узлами, лишь бы угождать людям, а потом, когда являются смертовизги, девочки умирают. Умирают! – Перевожу взгляд с одной сестры по крови на другую. – Насколько я понимаю, прямо сейчас у нас есть выбор. Мы девчонки или демоны? Мы умрем или выживем?
Я так отчаянно пыталась удержать себя от подобных мыслей. Какое это имеет значение, если я все равно здесь и готовлюсь встретиться лицом к лицу со смертью? Какое это имеет значение, если мы здесь рискуем телами и жизнями во имя Отеры?
Остальные девчонки смотрят на меня, распахнув глаза от страха, ужаса, но я молчу, позволяя им решать самим.
Свой ответ я уже знаю.
Я не умру здесь, в этом ужасном месте. Я не умру, пока не узнаю о себе правду. Я выживу и буду выживать столько, сколько потребуется, чтобы покинуть это место, найти того, кто станет обо мне заботиться, как суженый Катьи о ней. Я просто в кои-то веки должна быть храброй. Все, что мне нужно, это наконец проявить храбрость.
Вытаскиваю одну из приколотых сбоку моего одеяния булавок и вонзаю себе в ладонь.
Острая боль обжигает, но я даже не морщусь. Проведенные здесь две недели сделали меня жестче, закалили кожу. Из нее сочится золото, и я вытираю его о свою грудь, отмечая то самое место, где меня порезали бы во время Ритуала Чистоты. Кровь блестит, проклятое золото, которым я истекаю теперь, истекаю не ради кого-то, а во имя себя самой.
– Что ты дела… – начинает какая-то девчонка, но я не обращаю на нее внимания.
– Я – демон! – заявляю я. – И я переживу все, чтобы получить отпущение грехов и жизнь для себя.
– Я тоже, – раздается у меня за спиной голос Белка-лис, и когда я поворачиваюсь, она тоже поднимает окровавленную ладонь, а в глазах отражаются те же чувства. – Я – демон.
– Я – демон, – вторят близняшки, и на груди каждой блестит золото.
И теперь другие девчонки делают то же самое. Даже Бритта и Катья, которые сначала были в полном ужасе, подходят ко мне с окровавленными ладонями.
– Я – демон, – говорит Бритта, вытирая руку о грудь.
Новобранцы перешептываются, сбитые с толку, встревоженные этим внезапным, полным крови зрелищем, но волну уже не остановить.
– Демон! Я – демон! – восклицает каждая, вскрывая свою золотую кровь.
Кровь, о проклятии которой нам так долго твердили. Кровь, которая связывает нас друг с другом.
Не успеваю оглянуться, как все девчонки встают рядом.
Они истекают кровью.
И когда на этот раз мы бежим вместе, никто не сдерживается.
* * *
Когда я иду завтракать, рядом вдруг возникает незваный гость. Кейта.
– Интересная была речь, – произносит он как ни в чем не бывало. – Человеческие девушки или демоны. Умелый способ подвигнуть остальных…
Я застываю на полушаге, стараясь не обращать внимания на знакомые пронзительные вопли вдали, и смотрю на него. Мы стоим у входа в пещеры, где держат смертовизгов, и они как всегда возбуждены.
– Однако есть ложка дегтя, – негромко продолжает Кейта. – Командующие, возможно, не станут благосклонно смотреть на то, как любая из ваших слишком уж остро воспринимает свое наследие, Дека.
Меня охватывает страх, но я гоню его прочь. Я устала бояться.
– Это угроза? – интересуюсь я.
– Нет, предупреждение.
– Тогда приму к сведению.
На губах Кейты мелькает что-то похожее на улыбку, и он подходит ближе.
– Ты знаешь, я чувствую облегчение.
– Почему? – спрашиваю я с любопытством.
Он пожимает плечами.
– Когда нас сделали напарниками, я подумал, что ты слишком нежная, чтобы стать солдатом.
– Слишком нежная? – изумленно повторяю я.
Никто не называл меня хрупкой с того момента, как моя кровь обернулась золотом.
– Я – алаки, – напоминаю ему.
Кейта кивает:
– Может, и так, однако не все годятся