— Но этого не может быть! Вы должны это взять! Как я буду жить дальше, если вы не возьмете мою пьесу! У меня совсем нет денег, и я не знаю, где их взять. Меня выгнали из танцевальной и музыкальной школ. Теперь я знаю, что никогда не стану актером. Но я могу писать, герр Коллин, могу. Если бы вы мне только дали шанс!
Гоблин в руке директора совершил серию пируэтов.
— А как вы сейчас живете?
— Я снимаю небольшую комнатку недалеко отсюда. В ней нет окон, но зато есть большая щель в стене, через которую проходит свет. Крыша такая низкая, что я не могу выпрямиться в полный рост, но когда я лежу в кровати, то мне очень удобно.
— А еда?
— Я каждый день съедаю булочку, — ответил мальчик, а затем печально добавил: — Но я не смогу себе больше позволить такой роскоши, если не найду способ добыть денег. Мне стыдно просить у моих друзей.
Затем, набравшись духу, он решился добавить:
— Но я пришел сюда не за милостыней, герр Коллин. Я только хочу, чтобы вы прочли мою пьесу.
Наконец Коллин поднял глаза.
— Ханс, вы когда-нибудь ходили в школу.
Мальчик впился руками в ручки кресла.
— Да, сэр, целую неделю. Но мне там не понравилось.
— Неделю, — улыбнулся Коллин, разворачивая рукопись. — И вы надеетесь стать писателем?
— Да, герр директор. Моя голова наполнена поэзией, которую я перекладываю на бумагу. Грамматика меня не волнует.
— Но грамматика очень важна, Ханс Кристиан, — пытался убедить его добрый директор. — По крайней мере, так говорят критики.
— Я слишком большой, чтобы ходить в школу. Никто еще не слышал о юноше семнадцати лет, который ходит в первый класс.
— Учиться никогда не поздно, мой мальчик, — сказал герр Коллин, откидываясь на спинку кресла. — Если вы пришли ко мне за советом, так вот что я вам скажу. Возвращайтесь домой. Попросите отца, чтобы он устроил вас в школу, в бедную школу, если он не может себе позволить платить за ваше обучение. Затем…
Но Ханс не мог больше себя сдерживать.
— Мой отец мертв, герр Коллин! Он умер очень давно. А мой отчим думает, что я сумасшедший. Моя бабушка, моя любимая бабушка, тоже умерла.
— Но ведь ваша мать может что-нибудь сделать? — настаивал Коллин.
Глаза Ханса буравили ковер.
— Моя мать… Я лучше не буду говорить о ней.
Она пишет мне письма, в которых просит прислать денег. А мне нечего ей послать. Она думала, что я сразу же стану великим. Я так разочаровал ее.
На последних словах голос мальчика сорвался, но он поднял голову и смело произнес:
— Теперь вы понимаете, почему я не могу вернуться домой. А я хотел бы! По вечерам я брожу вдоль канала и наблюдаю за кораблями с белыми парусами, покидающими гавань, и молюсь, чтобы они взяли меня с собой. Иногда я даже раздумываю над тем, вот взять бы и прыгнуть в воду. Но она такая темная и холодная. Я бы не смог сделать этого.
Коллин нагнулся вперед и пристально посмотрел на Ханса. До этой минуты он и не осознавал, в каком отчаянном положении находится мальчик.
— Даже не думайте об этом! Сама подобная мысль уже порочна! Вы еще не начали даже жить.
Ханс уронил голову на руку, лежащую на спинке кресла. Он не заплакал. Герр Коллин не одобрял слез больших мальчиков. Он уперся лицом в рукав своего синего пиджака, чтобы подавить в себе рыдания.
Раздался стук в дверь. Ханс Кристиан спрыгнул с кресла и подбежал к окну, выходившему на площадь.
Коллин встал и открыл дверь.
— Входите, мое дитя! Я так рад вас видеть!
— Спасибо, герр директор, — ответил знакомый голос.
Ханс узнал бы его из всех голосов на свете. Это была принцесса! Мальчик тихо шмыгнул носом и сконцентрировался на виде за окном.
— Мой отец попросил меня доставить вам это письмо, герр Коллин, вместе с его наилучшими пожеланиями.
— Очень любезно с его стороны. Садитесь, моя дорогая. Я прочту и, если нужно, сразу же дам ответ.
Раздался шорох шелка, и Генриетта опустилась в кресло для посетителей. Затем мальчик услышал, как разворачивалась бумага. И вновь зависла тишина. Ханс Кристиан знал, что принцесса смотрит на него. Он чувствовал ее взгляд у себя на спине.
— Значит, вы ходили и к адмиралу Вульфу, мой мальчик, — сказал директор Коллин.
— Да, герр, — глухо произнес он.
— Вы знаете, что он рекомендует то же самое, что и я вам посоветовал. Он пишет, что прежде чем вы добьетесь чего-нибудь в жизни, вам придется пойти в школу.
Ханс, похожий на нахохлившегося воробья, смотрел на раскинувшийся за окном мир.
— Неужели, герр?
Коллин поднялся и подошел к мальчику.
— Нет короткого пути к славе. Вам придется пройти длинной окружной дорогой. Вы уверены, что хотите стать писателем?
— Да, герр директор, я хочу этого больше всего на свете!
Его лицо вновь засияло, но затем снова погасло.
— Но у меня нет денег, чтобы ходить в школу.
— Адмирал Вульф предусмотрел это, — сказал герр Коллин, бросив взгляд на письмо.
— Он просил у меня, чтобы я добился для вас у короля бесплатного обучения в школе.
— Это было бы великолепно, герр директор.
Если бы Коллин сказал, что попросит короля
приказать поставить его пьесу, это было бы совсем другое дело. Но перспектива долгих лет за школьной партой абсолютно не радовала Ханса Кристиана.
— Возможно, вы слышали, что его величество каждый год выделяет подобные гранты нескольким многообещающим студентам, — продолжал герр Коллин, вполне осознавая остывший энтузиазм мальчика. — Сначала вас направят в младший класс. Но вам придется очень быстро изучить все предметы. Это не будет сложно. Но вы должны приложить усердие. Вы обещаете мне это?
Мальчик открыто посмотрел на него.
— Вы уверены, герр, что я не смогу стать писателем, не окончив школы?
— Абсолютно!
Ханс Кристиан вздохнул и провел рукой по своим волосам.
— Я не думал, что адмирал Вульф предложит именно это. Но если вы оба сходитесь во мнении, что это единственно возможный путь, я согласен. И спасибо вам большое.
Коллин похлопал мальчика по плечу.
— Это мудрое решение, о котором вы никогда не пожалеете. Знаете, ведь вы мечтатель. Но придет время, когда вы будете вынуждены отбросить в сторону свои мечты и обратиться к практическим вещам. Но позднее вы сможете заставить свою фантазию послужить себе так, как она не может сделать этого сейчас.
— Да, герр, — согласился Ханс, лишь наполовину понимая смысл этих слов. Однако он почувствовал всю красоту и торжественность этого момента. Доброта глаз герра Коллина проникла ему в самое сердце, и тепло разлилось по всему телу. Он схватил его полную, но не лишенную изящества руку. Это был жест благодарности и признательности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});