Читать интересную книгу Магические числа - Юрий Рытхэу

Он уже был далеко от Кагота, как вдруг почувствовал какую-то настороженность и глянул в сторону берега. На фоне светлеющего неба на ближайшем торосе стоял белый медведь и смотрел на него.

Первой мыслью было рвануть обратно, туда, где сидел Кагот. А если — медведь бросится вслед? Догнать убегающего человека ему ничего не стоит: расстояние от зверя до Першина было, в несколько раз меньше, чем от Першина до Кагота.

Почему-то в первое мгновение Першин не подумал о винчестёре, который держал в руках. Лишь немного времени спустя он вспомнил о ружье и медленно начал поднимать его. Медведь представлял отличную мишень и, похоже, не догадывался об опасности. То ли он никогда не видел человека, то ли не мог предположить в двуногом неподвижном существе врага. Першин целился в середину вытянутой головы — медведь стоял, боком. Когда вместе с раздавшимся громом выстрела его сильно толкнуло в плечо, он не сразу понял что произошло: медведь вдруг исчез. Першин сделал несколько шагов вперед и услышал сзади себя возглас:

— Какомэй, умка[18]!

Медведь лежал на правом боку. Из маленькой ранки в голове на белую, чуть желтоватую шкуру текла струйка крови.

Кагот вопросительно посмотрел на Першина.

— Раньше бил медведей?

— Никогда, — ответил Першин, еще окончательно не пришедший в себя и не осознавший случившегося.

— Так может стрелять только очень хороший охотник, — сказал Кагот. — Медведь убит наповал.

Он подошел к туше и осторожно тронул носком торбаса голову. Она бессильно качнулась. Маленькие черные глазки уже подернулись белесоватой пленкой. Кагот достал нож.

— Будем разделывать, пока не замерз.

Першин помогал ему. Оттягивал лапы, держал край шкуры, пока Кагот длинным и острым охотничьим ножом отделял ее от дымящейся на морозе туши.

— Очень хороший медведь, — приговаривал Кагот. — Шкура чистая, волос густой. И мясо жирное. Он еще не успел проголодаться.

Если бы мне сказали сегодня утром, что ты вернешься с умкой я бы не поверил…

Нож Кагота двигался с величайшим проворством, и вскоре на распластанной шкуре лежала огромная красная туша, как будто хозяин ледовых просторов решил раздеться, сбросить с себя одежду.

Только после того как шкура была окончательно снята, Кагот вспорол медвежью тушу и вынул внутренности. Отделив печень, оттащил ее в сторону и спросил Першина:

— Ты знаешь, что это такое?

— Вроде бы печень, — ответил Першин, вспоминая уроки анатомии.

— Она очень ядовитая, — сказал Кагот. — Кто отведает печень белого медведя, у того начинает шелушиться и слезать кожа, выпадают волосы.

— А мясо и все остальное? — спросил Першин, только теперь начиная постигать, что это его добыча, что это он является причиной такого необычного возбуждения у сдержанного и молчаливого Кагота.

— Мясо и все остальное можно есть сколько угодно! — весело сказал Кагот.

Он не рубил мясо, а ловко, следуя суставам и сочленениям, разделял кости, как бы разбирая тушу на составные части.

Закончив работу, он соорудил из шкуры подобие мешка и поместил в нее часть мяса и внутренностей.

Небольшой спор вышел, когда надо было решать, кто будет тащить нерпу, а кто медведя. Медвежья шкура с завернутым в него мясом была куда тяжелее нерпы и к тому же хуже скользила по льду.

— Раз уж это я добыл, то я и должен тащить, — сказал Першин и взялся заупряжь.

Кагот помог правильно надеть на грудь ремень, и они двинулись к берегу.

Заря пылала прямо на юге, словно показывая дорогу домой. Першин, преисполненный гордости, не ощущал тяжести добычи. Точнее, она была ему только в радость, и он не отставал от идущего впереди Кагота.

— Боги оказались очень добры к тебе, — сказал тот, когда они, остановившись отдохнуть, присели на застывающую медвежью шкуру.

— А может быть, не боги? — задорно спросил Першин.

— Ты не должен так говорить, — укоризненно покачал головой Кагот. — Удача — зависит не только от человека. Конечно, и охотник тоже должен быть достоин своей добычи, но все же без морских богов дело не обошлось.

— Ну пусть будет так, — снисходительно согласился Першин, преисполненный доброты. — Будем считать, что боги преподнесли нам новогодний подарок.

— Ну конечно! — вдруг догадался Кагот. — Именно так и есть! Боги узнали, что наступает твой Новый год, и послали тебе удачу!

— Новый год наступит не только для меня, а для всех людей на земле. А подарок — тоже для всех, — сказал Першин.

— По нашему обычаю шкура принадлежит тому, кто добыл зверя, — сказал Кагот, — а все остальное делится между людьми становища.

— А семья Гаймисина живет только тем, что вы добываете? — спросил Першин.

— Умкэнеу иногда выходит на охоту, — ответил Кагот. — Особенно летом, когда охотимся на моржа. А так Гаймисину больше не на кого надеяться. Когда у нас с Амосом нет добычи, нет еды и у них.

— А часто случается, что вы голодаете? — спросил Першин.

— Бывает, — ответил Кагот. — Особенно когда нет зимних запасов, нет моржей на осеннем лежбище. Тогда худо: жди смертей и болезней. Этот год у нас хороший: в хранилищах еще много кымгытов и, если будет хорошая зимняя охота, копальхена хватит и на следующий год.

— А когда голодаете, едите собак? — спросил Перший.

— Нет! — испуганно воскликнул Кагот и, помолчав, добавил: — Это все равно что людоедство. Такое бывает только с теми, кто теряет разум. Однако когда такой человек образумится, он ищет смерти. Першин вспомнил описание путешествия Амундсена к Южному полюсу, его тщательные расчеты, в которые входило использование собак не только в качестве корма оставшимся собакам, но и для питания людей. Но ничего не сказал Каготу, чтобы не портить его впечатления от норвежца.

В тот вечер в яранге был настоящий праздник. Каляна тут же поставила на огонь большой котел, чтобы сварить свежей медвежатины, а Кагот сказал Першину:

— Ты должен пригласить всех соседей на трапезу.

— И тангитанов с корабля тоже, — напомнила Каляна. — Иначе боги разгневаются и больше не пошлют тебе удачи.

Першину ничего не оставалось как отправиться сначала по ярангам, а потом и на «Мод».

Известие об удаче Першина искренне обрадовало всех членов экспедиции. Амундсен сказал:

— Если такой обычай у местных жителей, то надо его уважить. Мы обязательно придем на трапезу.

Пока Першин приглашал гостей, Кагот переоделся, взял в руки жертвенное блюдо и, накрошив в него немного медвежьего мяса, смешанного с кровью, вышел на берег моря.

Прежде чем разбросать по льду жертвенное угощение морским богам. Кагот постоял, ожидая того особого состояния, которое нисходило на него и выливалось словами:

Великим даром обрадовали вы человека,У которого кожа остается по-детски светлой,У которого волос густо растет отовсюдуИ речь его незнакома живущим у моря.Вы счастье послали ему, добычу — умку послали,Из вас двоих, кто охотился, выбрали вы его…Но не гневайтесь, боги, что жертву я приношу,Ибо древний обычай неведом ему, тангитаяу…

Кагот взял в горсть медвежье мясо и бросил его в сторону моря. Велика была радость Кагота, но что-то и тревожило его в глубине души, будто завидовал он тангитану, который, похоже, неожиданно для себя самого добыл умку. Может, недовольство это происходило оттого, что не было прежнего волнения от произносимых слов, того буйного ветра восторга, который бушевал у него в душе, когда рождались лучшие его слова?… Или он сам внутри менялся, становился другим, отходя все дальше от своей судьбы, от своего призвания и даже от Вааль, которая вот уже несколько дней не являлась ему, не напоминала о себе?

…Такого шумного и веселого пиршества не знала яранга Калявы. В чоттагине было светло от пылающего костра и вынесенных из полога трех жирников, люди говорили на разных языках, но голоса их выражали общую радость и довольство.

Слепой Гаймисин все порывался пощупать лица тангитавов, чтобы лучше представить их облик.

Долго-долго не расходились в тот вечер люди становища Еппын.

14

А еще через неделю наступил новый, 1920 год. В яранге на столе, сколоченном Сундбеком и Першиным, появилось чудное дерево. Это было удивительное изделие: в выточенвый из твердой древесины ствол были воткнуты сухие ветки, на которые бахромкой были наклеены тонкие медные полоски. Все дерево было выкрашено в зеленую краску, обсыпано блестками и утыкано маленькими свечками.

Гости с корабля принесли подарки и раздали их собравшимся жителям становища, вызвав громкие возгласы радости и благодарности. Ощупывая новую курительную трубку, Гаймисин улыбался во все лицо, прикладывал ее к щеке, потом долго с наслаждением раскуривал.