— А мне страшно было, по-настоящему страшно, когда мы с Атанасом из музея шпаги свистнули, — признался Митька. Об этой истории ребята тоже были наслышаны. Митька со своим беспутным одноклассником действительно похитили из музея, расположенного в семи километрах от городка, на месте дислокации русской армии поле отхода из Москвы во время Отечественной войны 1812 года, две прекрасно сохранившиеся шпаги. Митька водил друзей в лес и показывал завёрнутые в брезент клинки, припрятанные среди корней вывороченной бурей сосны. — Точнее, когда легавый Иванов нас на допросы таскал. Мы, конечно, в отказ, мол, я не я и лошадь не моя… А ведь кто-то настучал, как вы думаете, ребята?
— Ты что же, Бульбаш, кого-нибудь из нас подозреваешь? — возмутился Юрка. — Ты бы меньше сам языком трепал, а здесь все люди проверенные. И Атанасу своему передай: стукачей среди нас не было и нет! А может быть, кто-то из вас самих раскололся? — сделал он в свою очередь обидное для Бульбаша предположение. — Тогда он за собой и второго потянет. И светит вам, ребята, детская колония на ближайшие пару лет.
— Вор должен сидеть в тюрьме! — повторил Витька крылатую фразу Глеба Жеглова из кинофильма «Место встречи изменить нельзя».
— Да вы что, ребята?! Совсем очумели? — Бульбаш попятился по галерее и случайно уткнулся локтем в угловое окно. Окно открылось: видимо, уборщица забыла запереть его изнутри.
— Ур-р-ра! Вперёд, чуваки! — обрадовался Витька. — Берём родную школу штурмом!
И друзья следом за ним забрались внутрь школы, где тёмные коридоры освещались только неверным светом фонарей с улицы. Походили-побродили по обоим этажам, проверили двери всех кабинетов — кабинеты оказались закрытыми, покурили в туалете, присев на корточки, чтобы с улицы не было заметно. Ничего не сломали, ничего не подожгли, хотя все испытывали свою долю ненависти к опостылевшей за годы обители знаний, и только Витька написал на двери кабинета начальной военной подготовки огрызком карандаша, который постоянно таскал с собой: «Пельмень — козёл! Засунь автомат себе в зад!» И в меру своих скромных художественных способностей изобразил самоэкзекуцию преподавателя НВП, офицера в отставке. На следующее утро, придя на работу, Пельмень весьма изумился появившемуся за ночь граффити, покраснел до уложенных изящной волной седых волос, воровато заозирался по сторонам, открыл кабинет, вернулся с мокрой тряпочкой и начал старательно оттирать с двери творение анонимного живописца. А наши друзья неслышно похихикивали за его спиной. Витька, изобразив на лице выражение крайней озабоченности, подошёл и спросил:
— Вам помочь, Анатолий Борисович?
Тот лишь злобно зыркнул на него глазами и досадливо отмахнулся.
16
Заканчивался учебный год. Андрей и Юрка развлекались с карманным зеркальцем на уроке литературы. Учебник изобиловал портретами известных писателей и критиков, оставивших заметный след в истории отечественной словесности. Нужно было приставить зеркальце к портрету под прямым углом и, перемещая его, получить наиболее забавное изображение. Ну, никакого пиетета перед великими! Юности присущи подобные цинизм и нигилизм, которые со временем, как правило, проходят. Но не всегда и не у всех.
— Посмотри, посмотри! — толкал Юрка локтем соседа по парте. — Каков экземпляр!
— А взгляни-ка на этого! — отзывался Андрей, экспериментируя с очередным изображением.
Едва сдерживаемый истерический смех иногда прорывался, привлекая внимание класса и вызывая негодование молоденькой учительницы. После очередного нарушения порядка она не выдержала и, покраснев от гнева, заорала пронзительным голосом:
— Борисов! Воронин! Выйдите вон из класса!
— Елена Владимировна, мы больше не будем, — промямлил Андрей.
— Никаких «не будем», здесь вам не детский сад! Я достаточно терпела ваши выходки. Дневники — ко мне на стол, я запишу вам замечание. После урока заберёте их.
Приятели, понурившись, уныло поплелись с вещами на выход. У двери Юрка, обернувшись, церемонно поклонился и произнёс:
— До свидания, Елена Владимировна!
— До свидания, до свидания! Свободны!
За дверью ребята вновь покатились со смеху и, весело подталкивая друг друга, направились к выходу из школы. Спустившись с крыльца, завернули за угол и закурили — до конца урока оставалось ещё минут двадцать, так что времени было навалом.
— Хорошо хоть родителей не вызвала и к директору не отправила, — задумчиво произнёс Андрей.
— Елена — она добрая, но… нервная, — заметил Юрка.
— И некоторые несознательные личности пользуются этой добротой, — откликнулся Андрей. — Я, конечно, не имею в виду присутствующих — это первый случай на водном транспорте. Помнишь, нам задали прочесть любимое стихотворение. Все читали Пушкина, Есенина, Лермонтова. Мы с тобой, не сговариваясь, — «Не позволяй душе лениться…» Заболоцкого (более известное друзьям по шлягеру группы «Круиз»). А Глебушка Верховцев, по обыкновению ёрничая, продекламировал детское стихотворение «Львёнок и Черепашка», подведя подо всё это, опять же по обыкновению, теоретическую основу о любви различных видов животных.
— Ага. Что будет, если скрестить ужа с ежом? Полтора метра колючей проволоки!
— Да, типа того. То-то Елена взбеленилась! И влепила Глебушке «пару».
— Я считаю, не вполне заслуженно. Ведь стихотворение хорошее, душевное такое…
Тут воспоминания приятелей прервал страшный взрыв, прозвучавший из-за угла, со стороны фасада, так что стёкла зазвенели, и последовавшая за ним белая ослепительная вспышка, словно в небесах кто-то щёлкнул фотоаппаратом. На мгновение мир стал чёрно-белым, и ото всех предметов, расположенных во дворе школы, — памятника Первому Космонавту, фонарей, кустов и скамеек, — потянулись чётко очерченные тени. Несколько секунд стояла мёртвая тишина, от которой звенело в ушах. А может быть, это были последствия взрыва. Потом тишина наполнилась гулом, гомоном, испуганными криками. На крыльцо высыпала разномастная толпа учеников и учителей. Все кричали, толкались, страшно шумели. Юрка с Андреем тоже поспешили к месту происшествия.
Возле памятника Гагарину стояла неясная фигура. Когда пыль рассеялась, все увидели, что это был солдат в защитном костюме и в противогазе.
— Инопланетя-а-ане! — пронеслось-прошелестело по рядам школьников.
Но пустое небо в легких перистых облаках хранило молчание, да и «летающих тарелок» и прочих неопознанных объектов поблизости не наблюдалось. А к Андрею с Юркой уже пробивался сквозь толпу, отчаянно работая локтями, встревоженный и запыхавшийся Метис.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});