и чувствую, как во рту становится сухо, будто меня выкинули в пустыне на горячий песок. Васька садится на бортик и улыбается своим/нашим подопечным, а я впиваюсь глазами в синий купальник, который скрывает и одновременно подчеркивает то, чем ее наградила природа.
— Никита! Что ж такое?!
Прилипала толкает меня в плечо, вытаскивая из грязных фантазий, которые всплывали в голове с ужасающей скоростью. Микки Маус, чтоб его…
— Что?
— Я тебе уже десятый раз говорю о посиделках с вожатыми, а ты Василису рассматриваешь!
С возмущением выпаливает Вика, и к моему удивлению Кукушкина ловит эту высокочастотную волну, пробегая по мне странным взглядом прежде, чем окунуться в воду. Хорошо, что волосы свои убрала под уродскую шапку, иначе…
— Нужна она мне больно, — фыркаю, переводя внимание на прилипалу, которая поправляет свои короткие волосы и льнет ко мне всей массой, — что там с посиделками? Завтра? Во сколько?
— Начнем в девять, а там уж как пойдет, — Вика многозначительно смотрит на меня и губы кусает, — твой друг придет? А то Алка не хочет скучать…
— Придет, — усмехаюсь, — и не…
Осекаюсь, потому что в обзор попадает темная макушка, которая слишком быстро передвигается в сторону Васьки, и вот та уходит с головой под воду, а мелкий победоносно машет ее шапочкой. Вскакиваю и направляюсь к другому бортику, где уже возмущается тренер, Леонид Викторович, кажется.
— Смотрите, — Илья тычет пальцем в вынырнувшую Василису, которая кашляет и трет глаза руками, — русалочка!
Гул, который поднимается после выходки этой парочки, забивает уши, словно ватой. Сжимаю кулаки и чуть ли не силой вытаскиваю Славика из воды. Второй следует за другом сам. Пока тренер пытается всех успокоить, я беру свое наказание за руки и тащу к выходу. Не понимают они нормальные слова, значит, придется объяснять по-другому.
— Аккуратнее!
Возникает Лемишев, когда я вывожу их в другой зал и отталкиваю от себя. Два мокрых гуся в шапочках. Илья взгляд отводит, а Славик с ненавистью кулаки сжимает. Достались же мне два сюрприза!
— Перед Василисой извинишься, — цежу сквозь зубы, тыча в Лемишева пальцем.
Как общаться с детьми, не знаю, а с такими тем более, но чувствую, что должен заставить их попросить прощения у Васьки. С чего вдруг на меня такая доброта и ответственность накатывает? Без понятия, да и задумываться не хочется.
— Нет. Не буду.
Славик складывает руки на груди и фыркает. Хочется взять его за грудки и хорошенько тряхнуть, чтобы не мнил из себя пупа земли. Обвожу зал взглядом и улыбаюсь, подталкивая вперед.
— Осторожней! Я отцу все скажу!
— Не козырял бы папочкой, мой тебе совет, — усмехаюсь, вспоминая инфу на эту мелочь.
— Я все равно скажу!
Довожу их до угла, где на стенах висят брошюры, и толкаю.
— Один в угол, а второй сюда.
Сопротивляется лишь Славик, но не долго. Встает спиной ко мне и что-то бубнит под нос, пока Илья в пол смотрит.
— Держи, — впихиваю ему брошюру в руки, — читай.
— Чего…
С недоумением хлопает глазами, глядя на правила, которые за каким-то чертом придумали в летнем лагере, и которые они с другом регулярно нарушают.
— Читай и запоминай, — складываю руки на груди, глядя на пыхтящего Лемишева, — пока не усвоите и не извинитесь перед Василисой, из зала не выйдете.
Глава 29
Васька
Становиться посмешищем перед толпой детей уже входит у меня в привычку, благодаря Славику, который почему-то упорно не хочет оставлять меня в покое. Сердце до сих пор колотилось о ребра, высекая в них трещины, хотя я уже двадцать минут, как сидела в раздевалке и смотрела на свои ладони. Упорно пыталась разглядеть каждую линию, но все они сливались. Сегодня полдня детьми занимались тренер по плаванию и физрук, освобождая нас от ответственности, и я могла еще некоторое время себя истязать.
Собираясь в летний лагерь, чтобы помочь тете, я не думала, что окажусь в таком положении, когда нужно следить за словом, движением и одеждой. Все казалось намного проще, и не будь здесь Никиты, я с легкостью пережила бы столь повышенное внимание Лемишева, но в комплекте с Бариновым эта парочка Твикс являлась катастрофой. В голову приходили разные мысли, в том числе и та, где мажор становится инициатором издевательств. Может, он и правда подначивает ребят, чтобы они ставили меня в неловкое положение?
— Можно?
В дверном проеме появляется Ильяс. Он с видом мученика переминается с ноги на ногу, пока я ошарашенно смотрю на него. Слов не находится. Я просто киваю и напряженно выпрямляю спину, оглядывая себя. Переодеться успела. В штанах и футболке. Волосы влажные и змеями свисают вниз. Жду появления второго сорванца, но Стриж входит внутрь один и тяжело вздыхает, пряча руки за спиной, слегка меня этим пугая. Не знаю, чего еще можно ожидать от них. Петарды в лицо?
— Василиса Павловна, — как-то приглушенно произносит и прокашливается, отводя глаза в сторону, а потом и вовсе в потолок ими упирается, — простите, что мы так пошутили. Мы больше так не будем. — Лицо Ильяса становится красным то ли от волнения, то ли от стыда, разобрать его эмоций я не могла. — Честно… — Мальчишка некоторое время мнется, после чего пожимает плечами и добавляет. — Я точно.
Словарный запас, который я пополняла регулярно на протяжении всей своей недолгой жизни, вдруг куда-то исчезает, а нижняя челюсть отвисает до пола от его извинений. Неожиданно и слишком странно. Ильяс стоит передо мной, явно ожидая реакции на свои слова, и я произношу сухое «хорошо». Мальчик выдавливает улыбку и исчезает стремительнее, чем я могу сообразить.
Извинения с его стороны, будто навязанные и заученные. Так всегда говорят, если нужно получить желаемое. Вероника была тому прекрасным примером. Много раз она говорила теть Соне, что больше не будет задерживаться, и по итогу приходила еще позднее, замасливая ее извинениями.
Поднимаюсь и протягиваю руку к полотенцу, чтобы немного подсушить волосы. В это время за дверью раздается бурчание и чьи-то недовольные возгласы. Я иду на звук и тихо открываю дверь, наблюдая интересную картину. Никита и Славик смотрят друг на друга, словно убить хотят. Первый и вовсе взбешен, аж вены на руках и шее проступают, вынуждая прилипнуть к его телу глазами, а второй замечает меня и криво улыбается. Если честно, выглядит это жутко. Даже отступаю на шаг. Маленький дьяволенок…
— Не буду! — Простреливает пространство своим голосом Лемишев, а Баринов пыхтит, словно стометровку пробежал. — Не буду, — тычет в меня пальцем, — перед ней извиняться не буду! И ты меня не заставишь!
Дальше