— Но не тот ветеринар, которого я ждала… — тихо пробормотала Лизель, удивленная своим собственным признанием и тем разочарованием, которое внезапно ощутила.
— Добрый день, вы вызывали ветеринара?
Что ж, все устроилось. Это действительно ветеринар. Просто не тот ветеринар.
Он протянул руку:
— Эдриан Ли.
О, конечно. «Спенсер, Чайлдз и Ли».
У Лизель был шанс получить одного из трех, а именно красавчика Спенсера, но на этот раз удача изменила ей. Сегодня дежурил Ли.
Лизель постаралась спрятать свое разочарование. В конце концов, человек был здесь, потому что болен пес, а не потому, что она заболела любовной горячкой… У-упс, эта мысль проникла в ее голову, как Годрич в буфет. Что? Она влюблена? Нет! Ни за что! Она даже не знает этого мужчину. И он определенно не в ее вкусе. И потом, у нее период затворничества, она обещала себе сделать перерыв в романах. Первый инстинкт всегда верный: она поклялась что «никаких мужчин летом», и будет верна клятве.
— Соберись, Лизель, — пробормотала она. И, выдавив благодарную улыбку, поздоровалась с Эдрианом Ли и повела его в гостиную, где Годрич лежал на ковре, положив голову на колени Алекса. Они оба выглядели весьма плачевно, несмотря на то, что Мэрилин вернулась из супермаркета и делала все, чтобы заверить Алекса, что Годрич непременно поправится.
Эдриан Ли склонился к ним и приветливо улыбнулся Алексу.
— Это твой пес?
Алекс кивнул.
— Моя бабушка оставила его мне. И я должен заботиться о нем.
— Что ж, не беспокойся, мы все для него сделаем. Ему нездоровится, так? Его рвало?
— Четыре раза, — кивнул Алекс и указал на Лоррейн. — Лоррейн убирала каждый раз.
— Молодец, Лоррейн. — Эдриан Ли одобрительно улыбнулся ей. И Лоррейн, стоя наготове с тряпкой, ведром и бутылкой с дезинфицирующей жидкостью в руках, страшно покраснела.
Лизель удивленно смотрела на нее. Она даже не знала, что вечно бледная Лоррейн может краснеть.
— Давай-ка осмотрим его. Должен сказать, что он выглядит виноватым…
Он осторожно ощупал живот Годрича, и тут пес поднял голову, и его вырвало прямо на резиновые сапоги доктора.
— О Господи! Извините! — воскликнула Мэрилин, словно это сделала она, а не Годрич.
— Что ж. «Лучше из себя, чем в себя», как говорила моя матушка. По крайней мере, теперь я знаю, что с ним случилось.
Эдриан Ли отошел на шаг, осторожно снял сапоги и, обследовав их, задумчиво кивнул:
— Он съел что-то такое, что вредно для пищеварения…
— Например?
— Может быть, я ошибаюсь, — указал он на рвоту, — но это обертка от шоколада. Шоколад вреден собакам, особенно когда завернут в бумагу и фольгу.
— Но он поправится? — потупив глаза, спросил Алекс.
— Думаю, да. Я, не откладывая, должен сделать ему промывание, чтобы привести в порядок его бедный желудок. Пожалуйста, молодой человек… Много воды и никакого шоколада, договорились?
Алекс кивнул, его нежное личико стало серьезным, но на нем читалось облегчение.
Лоррейн, незаметно исчезнувшая с сапогами доктора, теперь вернулась. Сапоги были чище, чем когда Эдриан Ли у них появился. Лоррейн робко протянула их ветеринару.
— Надо же, ни пятнышка. Спасибо, — поблагодарил он.
Лоррейн улыбнулась глупейшей улыбкой, а затем повернулась и убежала.
— Он уже выглядит лучше, — сказала Мэрилин, как только ветеринар уехал. Глаза Годрича обрели былой блеск, ушла тусклость и безжизненность, которая так их беспокоила. Но с тех пор как с ним все обошлось, мысли Лизель обратились к Лоррейн.
— Ты это видела?
— Что?
— Лоррейн была… не знаю, как сказать… как лунатик.
— Как лунатик? — Мэрилин немедленно представила ужасную картину: Лоррейн бродит нагишом перед ветеринаром.
— Ты понимаешь, смотрела на него во все глаза… и с таким желанием.
— О, я понимаю. Ожила. Ты думаешь, он ей понравился?
— Ну да, я так думаю.
— Что за ветеринары в этом городе и что за люди в этом отеле? Все, что нам нужно, — это чтобы теперь появился Чайлдз и украл сердце Каси. Тогда у нас будет полный порядок.
— Или твое.
— Еще чего… а впрочем… — хмыкнула с раздражением Мэрилин. — И зная, как мне везет, Чайлдз будет старичком лет семидесяти, хромой и с дурным запахом изо рта.
— И ты влюбишься в него, зная тебя и твою слабость к хромым и убогим.
— Не думаю. У меня уже есть один мужчина, который прочно обосновался в моем сердце.
— Ты не должна оставаться одинокой ради Алекса.
— Почему же?
— Потому что несправедливо, если только он будет занимать место в твоем сердце. Это большая ответственность для ребенка. Я могу представить его подростком, обремененным одной из тех печально известных матерей, которые заранее ненавидят любую одинокую девушку и устраивают сцены, если их сынок не звонит домой каждый день… Это в том случае, если ты позволишь ему уйти из дома. Скорее всего, ты будешь шантажировать его, умоляя, чтобы он жил с тобой, пока ему не стукнет сорок.
Мэрилин залилась смехом.
— Ну, кое-что я драматизирую, но это единственный путь заставить тебя увидеть суть. — Так Лизель комментировала картину, которую столь безжалостно нарисовала.
— Может быть, я подумаю о новых романах, когда ему стукнет восемнадцать?
— Ждать еще десять лет? Мое летнее обещание воздержания по сравнению с этим равно десяти минутам.
— Оно, возможно, и продлится десять минут, — рассмеялась Мэрилин.
— Я говорила, что хочу исполнить это, и исполню.
— Уверена, что исполнишь. Хотя мне показалось, ты надеялась, что сегодня появится совсем другой ветеринар?
Лизель думала возразить, но Мэрилин знала ее слишком хорошо. Это будет уж полная чушь, если она станет утверждать, что не ждала Тома Спенсера.
— Хватит обо мне. Если я отказываю себе в новых романах, то это не значит, что так должны поступать и другие.
— Что ты имеешь в виду?
— Посмотри. — Лизель приоткрыла дверь и позвала Лоррейн, которая полировала рейки, придерживающие ковер на лестнице. — Что ты думаешь о ветеринаре, Лоррейн?
— О ветеринаре? — переспросила Лоррейн, как будто не поняла, о чем идет речь, словно побывавший у них мужчина вообще не обратил на нее никакого внимания.
— Да. О ветеринаре, — мягко повторила Лизель. — Что ты скажешь о нем?
— О ком? — переспросила Лоррейн. Она не очень ловко врала, надув губы и широко открыв глаза, продолжала делать вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Черт побери, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, Лоррейн Визи, — не выдержала Лизель.
— Кажется, он очень симпатичный мужчина, — наконец проговорила Лоррейн, прежде чем зарыться лицом в пыльную тряпку и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялась вверх по лестнице, где включила пылесос.