– Бывшему мужу, – уточнила я. – То есть покойному, потому и бывшему. Я ушла от него и подала заявление на развод, а он взял и помер. Нет, я к этому не причастна, хотя иногда возникало желание его прикончить… Его застрелили полицейские при попытке поджечь мой дом. Я в это время спала.
Глаза Кристиана потемнели, словно зрачки вобрали в себя весь цвет.
– И что, этот человек… твой муж плохо с тобой обращался?
– Не то слово! Следил за каждым шагом, мучил меня. Это он убил моего брата.
Он не сводил с меня ониксовых глаз.
– Ты же сказала, что твой брат погиб в аварии, а ты отделалась травмой ноги.
– Отпусти шею – больно.
Крепкая хватка ослабла. Его губы прикоснулись к моей шее в том месте, где он сделал мне больно. Боль сразу сменилась жаром и непонятным томлением.
– Мой брат… – Я запнулась… Кристиан поцеловал очень чувствительную точку около уха. – Мой брат погиб в дорожной катастрофе. Тимоти… – На сей раз меня заставил замолчать легкий укус в мочку уха. По спине побежали мурашки восторга. Чтобы не отвечать на его страсть, я стала вспоминать ту ужасную ночь. Ее беспросветная чернота наполнила меня и выплеснулась вон со словами. Голос мой дрожал от боли: – Тимоти был за рулем. Он напился (он обычно не просыхал) и решил позабавиться: подъехать к дому через небольшой лесок, росший рядом с нашим двором. Лесли погиб, когда машина врезалась в дерево. – Кристиан прервал свои поцелуи и не сводил с меня темного взора полуприкрытых глаз. На секунду я даже пожалела, что моя уловка – никак не реагировать на поцелуи и тем самым погасить его страсть – сработала, но тут же запихнула это сожаление в отдаленные глубины своего подсознания. – А у меня пострадала нога: четыре перелома, как мне сказали позже. Но у нас не было страховки, к тому же Тимоти управлял машиной без прав и в нетрезвом виде, поэтому он потащил меня домой, а тело Лесли оставил в машине. Потом он его похоронил, конечно – когда немного протрезвел и понял, что натворил.
– И ты не заявила в полицию? – спросил Кристиан.
В его лице было что-то такое… Мне захотелось броситься к нему в объятия и умолять защитить меня от этого жестокого мира, но я поборола это желание. Не для того я так долго училась самостоятельности, чтобы отринуть независимость ради первого встречного, отнесшегося ко мне с участием.
– Не могла я! Тимоти наложил мне на ногу шину и долго пичкал наркотиками – в основном разными болеутоляющими средствами. Удружил, нечего сказать. Потом я начала прятать таблетки, которые он мне давал, и поняла, что он лжет, когда говорит, что Лесли уехал. Но было уже слишком поздно. У меня не было доказательств, к тому же я стала калекой: полгода с постели не вставала. Не знаю, попадал ли ты когда-нибудь в ситуацию, когда остается только уповать на милость человека, которому неведомо слово «милосердие». Несколько лет жизни с Тимоти убили во мне всякую надежду на освобождение. Я перестала верить в себя.
Кристиан смахнул с моих глаз неведомо как набежавшие слезы.
– Но ты все же ушла от этого чудовища!
Я кивнула и на секунду зажмурилась. Какие у него теплые пальцы!
– А через год он меня чуть было не прикончил. Я сбежала и попала в женский приют. Одна из тамошних работниц-волонтерок оказалась колдуньей. Она-то и заметила во мне некие способности, о существовании которых я и раньше догадывалась, но тщательно их скрывала. Эта женщина открыла мне на Тимоти глаза, помогла начать новую жизнь. Она говорила, что ни в коем случае нельзя никому позволять брать над собой власть. Она научила меня быть сильной, научила стоять за себя, а не быть беспомощной жертвой. Открыла мне, что мужчины счастливы, лишь когда чувствуют себя повелителями, а непокорных стараются сломить и всячески терроризируют. – Я вскинула подбородок и придала взгляду как можно больше решимости. – И я больше не позволю ни одному мужчине превратить меня в тряпку.
К моему изумлению, Кристиан согласно кивнул.
– Я рад, что ты с честью вышла из этого испытания. Печальный опыт тебя закалил. Женщина не должна быть беспомощной, не должна приносить себя в жертву. – Он заправил мне за ухо выбившуюся прядку волос. – Я всегда считал тебя сильной, Эллегра. Я хочу, чтобы ты была собой, и только собой. Но ты столкнулась с оборотной стороной силы – жестокостью. Не все мужчины подобны твоему бывшему мужу.
Я отпрянула от него.
– Значит, ты не отрицаешь, что мужчины счастливы, лишь когда повелевают?
Он небрежно-элегантно пожал плечами.
– Именно поэтому они мужчины. Мужчинам свойственна властность, а женщинам…
– Подчинение? Раболепство? Пассивность? Женщина должна быть тряпкой, о которую мужчина вытирает ноги и идет дальше?
Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
– Вообще-то я хотел сказать: заботливость. Иногда женщина ради заботы о любимых может проявить властность. Но природой доминирующая роль отведена все же мужчине.
Я фыркнула (что-то часто я фыркаю, когда общаюсь с Кристианом).
– Ну уж! На дворе XXI век. Сделай милость, признай, что заблуждаешься: женщины стремятся доминировать не меньше мужчин, просто не готовы ради этого идти по головам.
Он нахмурился.
– Женщины рвутся к власти лишь затем, чтобы доказать, что они ничем не хуже мужчин.
Я покосилась на него.
– Вот этого только не надо!.. И вообще это разговор ни о чем. Ты – ходячий пережиток. Пещерный человек. Считаешь, что имеешь право притеснять всех, лишь бы самому было хорошо. Ты не способен разумно дискутировать, поэтому я умолкаю. – Я подошла к гардеробу и взяла кое-какую одежду. – Эсме, можешь выходить! Развлеки Носферату[6] советами, расскажи ему, как должна вести себя настоящая леди, а я пошла в душ. Просьба не тревожить. – Я особенно подчеркнула эту фразу.
– Наш разговор еще не закончен, Эллегра, – мягко заметил Кристиан.
– Элли, я вынуждена пожаловаться: нам с мистером Вугамсом не нравится такой способ перемещения. – Эсме расправляла свой халат, а кот сидел у нее в ногах и вылизывал переднюю лапу. – Попрошу впредь не носить нас в кармане пальто. Я чуть не задохнулась. Снова добрый вечер, Кристиан. Как же приятно видеть настоящего джентльмена!
Я закатила глаза и прошествовала в ванную, чтобы смыть накопившееся раздражение под душем. К стыду своему, должна сказать, что этому раздражению немало способствовали переживания эротического плана. Я громко хлопнула дверью.
Вскоре в ванную вплыла Эсме. Я сосредоточенно намыливала волосы и не обращала на нее ни малейшего внимания. Через двадцать минут я вышла из запотевшей ванной комнаты.