Читать интересную книгу Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

— Были времена, когда мы дружили семьями и намеревались так прожить всю жизнь. Увы, ожидания не оправдались.

И замолчал, посчитав, видимо, что все сказал. Но теперь уже Климов решил не слезать с них.

— Расскажите о причинах ваших расхождений, это может оказаться очень важным.

— Мы так не думаем, — парировал Борис Петрович. —

В основе всего — зависть проклятая… Поясню. Мы в начале карьеры шли ровно, ноздря в ноздрю. Девочки работали в педагогическом институте, обе защитили диссертации и стали доцентами, а затем — и профессорами. Елена возглавила кафедру русского языка, а моя Наташа преподавала на этой кафедре. У нас с Сергеем тоже дела шли отлично: работали поначалу в «почтовом ящике», потом, под влиянием будущих жен, вместе перешли в тогдашний Политехнический, который теперь стал университетом. Тоже профессора. Сергей занимался сугубым преподаванием, а я не терял времени, выпустил пару десятков книг и монографий. Добавлю, мы практически одновременно женились, и дети появились в один год. У них — Зоя, у нас — Леня. Собирались их поженить… Молодые еще были, о себе думали. А у них ничего не вышло… Причину их размолвки мы так и не узнали, но Воробьевы во всем винили нашего сына. С этого и началось наше расхождение. И в быту, и, к сожалению, на службе. Скажу только, что всевозможные сплетни, довольно гнусные, я не хочу даже и вспоминать о них, распускались ими. Естественно, нам приходилось как-то защищаться. Вот, собственно, и вся история.

Климов своими вопросами хотел расшевелить Морозовых, но это у него получалось плохо. Будто они сдулись, как воздушные шарики. Причем оба сразу. Климов поставил вопрос резче: «Могли ли Воробьевы, и в первую очередь Зоя, возненавидеть Леонида до такой степени, чтобы пожелать его смерти?» Они снова мельком переглянулись, и Морозов отрицательно покачал головой:

— Категорически нет. Они, конечно, поступали гадко, но чтоб смерти желать мальчику? Нет, на убийство они неспособны. Но какой смысл обсуждать эту проблему, если мальчика больше нет?

Морозов нахмурился и опустил голову, Наталья Ильинична поднесла платок к глазам. Муж обнял жену одной рукой, и они замерли в своем безутешном горе.

И снова бесконечная пауза, не говорящая ни о чем. И тогда Климов решил ввести в действие свои «домашние заготовки».

— Значит, если я вас правильно понял, причиной разрыва родителей была обыкновенная человеческая зависть?.. Обскакали вы их? Ну и что, если отношения были нормальные в чисто человеческом плане? Не понимаю. Ну хорошо, предположим, что Сергею было чему завидовать: вы, Борис Петрович, выпустили много книг, прославились, а он остался тем, кем и был, простым преподавателем, — это понятно. А Елена чему завидовала?

— Ну как же! — удивился Борис Петрович. — Наташа тоже выпустила несколько книг — по Серебряному веку, вам это говорит о чем-нибудь?

— Естественно, — пожал плечами Климов с таким выражением на лице, будто только этим Серебряным веком всю жизнь интересовался. — Смотря о ком конкретно речь, а то ведь в последнее десятилетие наиздавали столько новых материалов, что их просто пролистать времени не хватает, не говоря уж об углубленном чтении. А у вас, Наталья Ильинична, какая тема?

— Ну, если вам это что-нибудь скажет, — со снобистским превосходством ответил все-таки Борис Петрович, — то об Андрее Белом. Читали? Или, может быть, слышали?

— У меня, в моей личной библиотеке, есть полное собрание господина Бугаева, выпущенное десять лет назад. В том числе и большой том «Воспоминаний» о нем. Чрезвычайно интересная книга. Но, простите, я отвлекся. А что у вас, если конкретнее?

— Тоже воспоминания, — продолжал отвечать Морозов. Но Наталья Ильинична подняла голову и в первый раз посмотрела на следователя. И в глазах ее, в отличие от мужа, не было неприязни. — Переписка, прочее. Это — новые материалы. Оттуда, их еще не касалась рука отечественных исследователей.

— Вот как? Так это же наверняка безумно интересно! А самого Штейнера вам удалось раскопать?

— Ну зачем же его раскапывать? — вмешалась наконец Морозова. — О нем и так много известно.

— Естественно, вам — специалистам. А нам, читателям? Откуда? Из отрывочных воспоминаний Аси Тургеневой? Или Владимира Соловьева? Или Маргариты Кирилловны Морозовой? А кстати, — уже с азартом уставился Климов на Наталью Ильиничну, — у вас с ней ничего общего?.. Господи, что я несу! Вы ж Морозова — по мужу… А та, по-моему, жена того знаменитого фабриканта? Что на портрете Серова, да? Извините. А меня в свое время, когда учился, много читал, штейнеровская антропософия заинтересовала, но так путем я и не разобрался в его философии. Скорее на уровне любителя. А у вас, значит, есть об этом? Просто замечательно. Скажите, как называется сборник, и я обязательно куплю.

— Ну зачем же такие муки? — уже как профессионал ответила Морозова. — Оставьте ваш адрес, и я вам обязательно пришлю. А что вас вообще интересует в антропософии?

Вопрос был коварен, но недаром же звонил в Нижний Новгород старший следователь Климов, не зря копался в книгах у себя дома.

— Стыдно признаться, но все мои знания почерпнуты из воспоминаний об Андрее Белом близких к нему людей и философского словаря Ивана Тимофеевича Фролова, еще советского издания. Я вам буду очень признательным… Да… Увы, сейчас не до этой философско-религиозной мешанины… Так кого же подозревать? Вот вопрос.

— А вы до сих пор так и не разобрались? — с иронией спросил Морозов.

— О! Если б вы только знали, сколько уже у следствия имеется версий! И по каждой идет напряженная работа. Мы же подняли все материалы Леонида Борисовича за последние годы, выбрали наиболее уязвимые моменты с точки зрения криминала. Кто мог мстить и за что?.. Но само убийство — странное, можете мне поверить. Будто ради ограбления… При себе — ничего. Дома все перевернуто, поставлено с ног на голову. Украдены компьютер и все его рабочие материалы, включая записные книжки. Ну а это ворам зачем? Нет, тут нас кто-то сознательно вводит в заблуждение. Но мы обязаны все тщательно проверить… Я, грешным делом, думал уже, что, может быть, связано как-то с его личным конфликтом. Разговаривал с Зоей Сергеевной — пустышка. И вы ничего не можете подсказать.

— Но есть же какие-то следы? — возмутился Морозов.

— Следы ни о чем не говорят. Их снег засыпал. Правда, — сугубо между нами — есть один след, его видел тот, кто первым оказался у места трагедии. Но я еще не могу даже вам открыть эту тайну следствия. Во всяком случае, мы сейчас проверяем и эту версию. Коллеги Леонида Борисовича, те, кто работали постоянно рядом с ним, показали, что у него были некоторые, скажем так, связи с женщинами. Вы понимаете, о чем я? Ничего незаконного здесь не было, человек молодой, не обремененный семьей, но в принципе может и здесь отыскаться причина. И все, знавшие его, за малым исключением, утверждают, что он был скрытным человеком. А потому, стало быть, о его личной жизни никто толком не знает. А придумывать не хотят.

— Мы тоже не думаем, что здесь личные мотивы, — безапелляционно заявил Морозов.

— Дай-то бог… — ответил Климов и вздохнул…

— И на этом закончилась ваша беседа? — спросила Марина.

— Нет, еще долго говорили. Кстати, они мне и сказали, что кто-то из твоего начальства, то ли гендиректор, то ли кто-то из главных продюсеров или спонсоров — старики и сами толком не разобрались, — объявил во всеуслышание о том призе… Ну о котором ты мне как-то намекала.

— Да, я тебе уже говорила, что наши собирались это сделать. Разговоры шли о миллионе рублей тому, кто решит важнейшую задачу следствия — найдет или поможет найти преступника. Либо заказчика убийства. Но при всем том, что это было практически решено, наши не очень были уверены, надо ли это делать именно в такой обстановке. Все-таки круг собравшихся на поминках был достаточно узок и специфичен…

— В каком смысле? — перебил Климов.

— Ну в том, что широкой прессы не было. А ее не было именно потому, что никто никакой сенсации не ожидал. Всем известно, как у нас вообще ведется следствие — ни шатко ни валко… Только, ради бога, Сереженька, не принимай мои слова на свой счет. Я просто повторяю не раз говоренное в кулуарах, да ты и сам знаешь, как вашего брата полощут — был бы повод… Вот поэтому, я думаю, у наших еще оставались какие-то сомнения. Не в смысле — объявлять или нет, в том плане, когда, в какой обстановке? Может, собрать прессу отдельно, устроить небольшую пресс-конференцию… Ну чтобы придать акции дополнительное общественное звучание. Словом, говорили, говорили, и неожиданно, по-моему, для всех Генка Сапов, наш генеральный, встал и объявил. Будто в речку бултыхнулся. Мне показалось, что действительно никто не ожидал. И даже не знали, как отреагировать на его заявление. Вроде претензий официальных к следствию не было. Запросов там, протестов и прочего — тоже. Депутаты вопрос не заостряли, как это обычно делается ими, чтобы придать себе максимум значительности в своей неустанной заботе о свободе слова и демократии. В общем, не мне тебе рассказывать. А что будет дальше, пока никто не знает. Вероятно, завтра эту весть уже озвучат официально. Напечатают в нескольких газетах. Пошлют, наконец, запрос в прокуратуру — не с бухты же барахты такие акции объявляются! А на нашем канале — так вообще впервые. Надо, значит, оправдать ее хотя бы формально. Ох, а в принципе только очередную заботу свалили на собственные головы.