Читать интересную книгу Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник) - Артур Дойл

Склонности к пьянству он не имел, но даже малейшая доля спиртного производила на него сильнейшее воздействие. Если он выпивал, идеи начинали прямо-таки бить из него ключом, причем самые невероятные и неожиданные. И если уж ему случалось что называется перебрать, тут уж он был способен на что угодно. Иногда он начинал буянить, иногда читать проповеди, а иногда просто строить из себя клоуна. Бывало, все эти состояния накатывали на него по очереди, причем сменялись с такой скоростью, что товарищи его просто диву давались. Опьянение сопровождалось и другими маленькими странностями. Например, во хмелю он мог идти или бежать совершенно прямо, но потом всегда подсознательно возвращался на то место, откуда начинал путь, и снова шел по своим следам. Иногда это приводило к непредсказуемым последствиям, как в том случае, о котором я хочу рассказать.

Однажды вечером, когда с виду Каллингворт казался совершенно трезвым и спокойным человеком, но в душе у него клокотал огонь, он пришел на вокзал, наклонился к окошку кассы и самым учтивым голосом поинтересовался у кассира, сколько ехать до Лондона. Когда тот поднял голову, чтобы ответить, Каллингворт мощнейшим ударом через маленькое окошко сбил его со стула. Бедняга закричал от боли и возмущения, и на его крики сбежались несколько полицейских и железнодорожников. Они бросились в погоню за Каллингвортом, но тот выбежал на длинную прямую улицу и с проворством гончей собаки легко оторвался и скрылся в темноте. Преследователи остановились и стали обсуждать странное происшествие, и представь себе их удивление, когда через какое-то время на той же самой улице послышался приближающийся топот и из темноты появился человек, за которым они только что гнались. Он со всех ног мчался прямо на них. В тот вечер одна из его странностей сыграла с ним злую шутку: где-то по дороге он развернулся и побежал в обратном направлении. Разумеется, его поймали, навалились всей гурьбой и после долгой и отчаянной борьбы все-таки смогли отправить в полицейский участок. На следующее утро он предстал перед судом, но выступил в свое оправдание с такой пламенной речью, что сумел добиться сочувствия и даже расположения судьи и в итоге отделался лишь небольшим штрафом. Когда же суд закончился, по его приглашению свидетели и полицейские, участвовавшие в его задержании, отправились в ближайший паб, и дело закончилось грандиозной пирушкой.

Ну что ж, если даже такими примерами я не сумел передать характер этого человека, интересного, талантливого, многостороннего, шального, то вынужден признать, что просто не в состоянии этого сделать, как бы ни старался. Однако я все же надеюсь, что со своей задачей справился, поэтому теперь расскажу тебе, терпеливейший из моих наперсников, какие отношения связывают с ним меня.

Когда я с ним случайно познакомился, он был холостяком. Однако в конце летних каникул он как-то окликнул меня на улице и своим громогласным голосом сообщил, что только что женился, сопроводив эту новость сильным хлопком по плечу. Тут же по его предложению я отправился к нему знакомиться с его супругой, и по дороге он рассказал мне историю своей женитьбы, которая была такой же необычной, как и все остальное, что он делал. Истории его я тебе, дорогой Берти, пересказывать не буду, поскольку и без того чувствую, что вдаюсь в излишние подробности, но это была просто сумасшедшая история, в которой немаловажную роль сыграли запирание гувернантки в ее комнате и перекрашивание волос Каллингворта. Кстати, от последствий второго он так никогда и не смог избавиться, и с тех пор к его особенностям добавилось еще и то, что, когда на его волосы под определенным углом падал солнечный свет, они начинали переливаться всеми цветами радуги и поблескивать.

Мы дошли до его дома, и он представил меня миссис Каллингворт. Это была скромная маленькая сероглазая женщина с милым личиком и тихим голосом, мягкая и спокойная в общении. Достаточно было увидеть, какими глазами она на него смотрит, чтобы понять, насколько она подчинена его власти: что бы он ни делал, что бы ни говорил, большего авторитета для нее не существовало. Ей было не чуждо и упрямство, но мягкое, даже кроткое. Если она и пыталась настоять на своем, то только для того, чтобы доказать его правоту. Однако все это я выяснил позже, а тогда, во время своего первого визита к ним, больше всего меня поразила ее невинная красота.

Жили они довольно своеобразно – снимали крошечную четырехкомнатную квартирку над продуктовой лавкой. У них были кухня, спальня, гостиная и еще одна комната, которую Каллингворт иначе как рассадником заразы не называл и даже избегал заходить в нее, хотя я убежден, что виной всему был запах сыра, который просачивался в нее из магазина внизу. Как бы то ни было, он с присущей ему энергией не только запер ее на ключ, но даже заклеил лакированной бумагой все щели и отверстия в двери, чтобы воспрепятствовать распространению воображаемой инфекции. Мебель у них была только самая необходимая. Помню, в гостиной у них стояло всего два стула, так что, если к ним кто-нибудь приходил (хотя мне кажется, что я был их единственным гостем), Каллингворту приходилось умащиваться в углу на кипу прошлогодних выпусков «Британского медицинского журнала»{78}. У меня до сих пор стоит перед глазами, как он вскакивал со своего низенького сиденья, начинал метаться по комнате и молотить воздух руками, сотрясая стены зычным голосом. При этом женушка его сидела тихонько в углу, слушала мужа и наблюдала за ним влюбленными и восхищенными глазами. Какая была разница нам троим, на чем мы сидели или где жили, если в нас кипела молодость, а души переполняли великие надежды на будущее? До сих пор я вспоминаю те камерные вечера в пустой, пропахшей сыром комнате как одни из самых счастливых в своей жизни.

Я часто бывал у Каллингвортов, потому что удовольствие, которое я получал от посещения их, приумножалось и надеждой на то, что они испытывали еще большее удовольствие от моих визитов. Знакомых у них не было, как и желания с кем-то знакомиться, поэтому я, по сути дела, был единственной ниточкой, которая связывала их с внешним миром. Я даже позволял себе вмешиваться в ведение их крошечного хозяйства. Каллингворт в то время носился с идеей, что все болезни человечества происходят от того, что мы утратили связь с живой природой, и наши предки были здоровее нас, потому что все время жили на открытом воздухе. В результате окна в их квартире перестали закрываться днем и ночью. Поскольку жена его была очень болезненной, но скорее бы умерла, чем позволила себе перечить мужу хоть словом, я решил сам подсказать ему, что мучивший ее кашель не удастся излечить до тех пор, пока она будет проводить все время на сквозняке. Он бросил на меня сердитый взгляд, и я уж подумал, что сейчас мы с ним поссоримся, однако взрыва так и не последовало, а он стал более взвешенно относиться к вопросам вентиляции.

В то время вечера мы проводили за весьма необычными занятиями. Ты, конечно же, знаешь, что существует так называемое «воскоподобное вещество»{79}, которое собирается в тканях тела во время определенных болезней. Патологи поломали уже немало копий, пытаясь выяснить, что это такое и как оно образуется. Каллингворт имел на этот счет свое мнение, он был полностью уверен, что воскоподобное вещество – это тот же самый гликоген{80}, который обычно вырабатывается печенью. Но одно дело иметь убеждение, а другое – суметь доказать его. В общем, перед нами встала задача найти образец этого вещества для проведения исследований. Как ни странно, фортуна оказалась к нам благосклонна. Университетскому профессору патологии удалось где-то раздобыть образец печени с этим веществом. Перед очередным занятием он с гордостью продемонстрировал нам в аудитории этот орган, после чего велел своему помощнику отнести и положить его в ледник для дальнейшего микроскопического исследования на практических занятиях. Каллингворт решил, что упускать такой шанс нельзя, потихоньку выскользнул из аудитории, раскрыл ящик со льдом, обернул жуткую поблескивающую массу своим ольстером{81}, снова закрыл ящик и преспокойно ушел. Я не сомневаюсь, что исчезновение той печени и по сей день является самой большой из неразгаданных загадок для нашего профессора.

Весь тот вечер и много последующих вечеров мы провели за изучением той печени. Для наших опытов требовалось подвергнуть этот орган воздействию очень высокой температуры, чтобы отделить азотистое клеточное вещество от безазотистого воскоподобного вещества. При совершенном отсутствии лабораторных инструментов мы не придумали ничего лучше, как разрезать печень на тонкие ломтики и поджарить их на сковородке, так что несколько ночей подряд случайный свидетель мог бы с удивлением наблюдать, как прекрасная девушка и двое молодых людей с озабоченными лицами готовят фрикасе{82} из человеческой печени. Однако все наши старания оказались напрасными, поскольку, хоть Каллингворт и считал, что подтвердил свою правоту экспериментальным путем и даже написал несколько пространных статей на эту тему в различные медицинские издания, он никогда не умел доступно излагать свои мысли на бумаге, и поэтому, я уверен, у его читателей осталось весьма смутное представление о том, что он хотел им доказать. И кроме того, он ведь тогда был простым студентом, поэтому вряд ли к его работе отнеслись с должным вниманием, по крайней мере, я не слышал, чтобы хоть кто-то его поддержал или помог.