Но закон причинности представляет собой в такой же мере для психологии, как для естествознания общезначимый закон реального; другими словами, и для нее закон этот не имеет исключений и нет областей, в которых она его не применяла бы.
Сказанным намечена сущность психологии, которую мы привыкли удостаивать этим названием. В кратких словах психология есть не просто наука о сознании, а наука о сознании, связанном то тут, то там с предметно-реальным миром, т. е. с миром, независимым от сознания. Или психология есть наука о событиях в этом предметно-реальном мире – событиях, которые мы характеризуем тем, что говорим, что тот или другой индивидуум имеет те или другие переживания сознания, или что в них существует такого-то рода связь жизни сознания. Пользующаяся в своих объяснениях принципом причинности психология есть наука о причинной закономерности этих событий в предметно-реальном мире.
Рядом с этой психологией существует, наконец, еще одна научная дисциплина, которая уже не есть психология, несмотря на то, что предмет ее тот же, что и предмет психологии. Эта дисциплина есть психофизиология.
Непосредственное изучение жизни сознания, которое никогда не может быть ничем иным, кроме изучения собственной жизни сознания, нигде не наталкивается на мозг. Что я таковой имею и что моя жизнь сознания с ним связана, я умозаключаю по аналогии между мной самим и другими индивидами.
Как я, однако, вообще знаю, что существуют другие индивиды т. е. как я знаю о существовании чужой жизни сознания? И далее, как я вообще знаю о том, что эта чужая жизнь сознания связана с чем-то физически-реальным и в частности с мозгом?
Ответ на эти вопросы гласит так: мы знаем о чужой жизни сознания только путем вчувствования (Einfühlung). В известных процессах, которые мы называем проявлениями жизни чужого тела, пред нами предстоит с первоначальной необходимостью жизнь сознания, подобная той, которую мы непосредственно находим в себе самих. Эта жизнь сознания для нас непосредственно связана с этими процессами. Эта связанность не носит пространственного характера. Такой характер мог бы быть только в том случае, если бы я именно там, где я вижу эти проявления жизни, вместе с тем видел своим физическим глазом и жизнь сознания, ощущения, представления, мысли, чувства другого индивида. Но ведь всего этого я не могу же видеть.
Нет, смысл той связанности заключается в следующем: в акт восприятия чужого проявления жизни «заключается» для меня вместе с тем некоторое чувство и воля. Это значит, что когда я совершаю эти акты, я вместе с тем имею сознание некоторой воли или некоторой психической деятельности или некоторого поведения. Но при этом этот акт восприятия и это сознание психического существуют не рядом, а друг в друге. Это – одно неделимое общее переживание. Я переживаю то психическое непосредственно в тех физических процессах, т. е. в переживании или восприятии их, и вместе с тем получаю сознание его объективного существования и его связанности с воспринятым физическим процессом. То, что непосредственно я могу найти только в себе самом, я переношу в чувственно воспринятый предмет, вношу это туда способом, неподдающимся более подробному описанию, «проецирую» и вместе с тем объективирую.
Но те проявления жизни суть сами по себе физические процессы, и поскольку они таковы, дело естествоиспытателя установить между ними физическую причинную связь. Последняя же приводит в конце концов к мозгу, как единому исходному началу всех этих проявлений жизни. В этой физически реальной вещи объединяются, следовательно, для естествоиспытателя все эти проявления жизни.
С другой же стороны переживания сознания, которые этот естествоиспытатель – назовем его теперь точнее психофизиологом – по необходимости вносит в те физические процессы, объединяются для его сознания в единице сознания или одном Я.
Этим устанавливается для физиолога известная мыслимая связь между мозгом с одной стороны и той единицей сознания – с другой. Жизнь сознания и совокупность процессов мозга, поскольку эта последняя является основой тех проявлений жизни, становятся для него двумя параллельно протекающими рядами явлений. Это значит, что связь индивидуальной жизни сознания необходимо привносится мышлением в мозг или – точнее выражаясь – в связи механических процессов мозга и их модификаций необходимо мыслится также какая-нибудь жизнь сознания, или ее модификации, или те и другие мыслятся существующими одновременно. – Таков и только таков смысл психофизического параллелизма. Он заключается в этом необходимом одновременном и совместном мышлении (Mitgedachtsein), которое со своей стороны находит свое основание в неподдающемся дальнейшему объяснению вчувствовании. Но ни то совместное мышление, ни это вчувствование не заключают в себе сознания пространственной совместности, а все ограничивается только этой непередаваемой связанностью.
И вот дело естествоиспытателя, в данном случае психофизиолога, изучить этот параллелизм в его подробностях, т. е. установить в частности те факты анатомии и физиологии мозга, мысля которые мы должны мыслить вместе с тем и те или другие определенные формы бытия иди деятельности некоторой индивидуальной жизни сознания. Цель его прежде всего – чисто естественнонаучная, а именно полное выяснение причинной связи между материальными процессами в мозге, т. е. полное сведение этих последних к процессам механическим, подчиненным общим механическим законам. Нет никакого другого естественнонаучного познания материального мира, кроме установления непрерывной механической причинной связи, кроме сведения всех материальных процессов к общим механическим законам, т. е. законам бытия и движения в пространстве. Дальнейшая цель психофизиолога – полное уразумение того параллелизма. И ни в этом сведении к законам механическим, ни в установлении того параллелизма он нигде и ни на чем не должен останавливаться добровольно.
Но если первая задача есть, без всякого сомнения, задача чисто естественнонаучная, то вторая, столь же несомненно, есть также и психологическая задача. Более того, она предполагает психологическую задачу уже решенной. Имеем мы здесь в виду прежде всего задачу описательной психологии. Что нечто такое, как жизнь сознания, вообще существует, физиолог мозга может знать только из изучения самой жизни сознания. Этого общего знания для него, однако, недостаточно, конечно. Он должен точно ознакомиться со всеми особенностями жизни сознания, чтобы быть в состоянии установить те определенные процессы в мозге, которым параллельно то или другое определенное переживание сознания.
Но и этого знания жизни сознания недостаточно еще для решения задачи психофизиологии. Психофизиологу нужно еще знать, какая связь процессов мозга в целом и в частностях параллельна связи жизни сознания. В таком случае ему нужно также знать, какого рода эта последняя связь. И связь, о которой здесь идет речь, не есть та непосредственно переживаемая связь мотивации, о которой мы говорили выше, а это – причинная связь. Только ознакомившись с причинной связью, существующей между переживаниями сознания индивида, психофизиолог вообще в состоянии поставить вопрос, какая причинная связь между физическими процессами в мозге параллельна такой причинной связи.
Другими словами, это означает, что психофизиологу для решения его задачи необходимо быть знакомым со всей описательной и причинно-объясняющей психологией, т. е. со всей психологией, которую мы привыкли называть этим именем.
Таким образом нельзя сказать, что психология и психофизиология суть две науки, параллельные друг другу и дополняющие друг друга. Нет, психофизиология есть с одной стороны, поскольку она есть физиология, специальная естественнонаучная дисциплина, но с другой стороны она всецело зависит от психологии. Она шага ступить на может, если ей не предшествует психология, освещая ей путь своим факелом. Она с одной стороны естественно-научная дисциплина, а с другой стороны прикладная психология, физиологическая – интерпретация полученного независимо от нее психологического познания.
Но поскольку эта предпосылка психофизиологии есть налицо, т. е. поскольку психология, самостоятельно идущая своим собственным путем, свое дело сделала, может и должна пойти самостоятельно своим путем и психофизиология. Тогда она находится уже в такой сфере, которая лежит совершенно за пределами сферы психологии. Это, однако, не исключает некоторой личной унии между обеими науками. Самое лучшее, конечно, было бы, если бы психолог вместе с тем был также и хорошим физиологом, или наоборот, т. е. если бы один и тот же ученый чувствовал себя как дома, в обеих этих, по сущности своей абсолютно несравнимых сферах действительности, характер и способность наблюдения, как и научного обобщения в которых столь несравнимы между собой. Примеры таких обобщающих умов, хотя редко, но бывали. Но когда этого условия нет налицо, психолог хорошо сделает, если он будет соблюдать величайшую осторожность в оперировании физиологическими понятиями, за которые он не может сам взять на себя полную ответственность. И то же следует сказать о случае обратном.