— Все таки дракон…
— Из-за тебя, — он посмотрел с вызовом. — Ну, что теперь? Расскажешь?
— Понадобится чистая ткань и то пойло, что ты мне давал в первый день, — я поднял на мага взгляд и, дождавшись одобрительного кивка, отстегнул от седельной сумки флягу. Там же сверху лежала желтоватая ткань.
— Что же с тобой произошло?
Я молчал. Не самые приятные воспоминания, что уж тут говорить? Да и зачем мне человек, знающий так много? Ведь потом он предаст меня, непременно предаст.
— Это всего лишь жизнь, не относись к ней столь серьезно, — посоветовал маг, чем разозлил меня. Все его советы походили на снисходительные подачки, не способные исправить ситуацию. Слова, пустые слова. Его мнимое превосходство раздражало.
— Для тебя ничего не важно, — резко бросил я, щедро плеснув крепкой настойки поверх раны. Маг покачал головой, будто с упреком.
— Для меня не важны слова, а важны поступки. Те, которые чего-то стоят, — невозмутимо пояснил он.
— Конечно, — с горечью резюмировал я. Сосредоточился, снова продираясь к магу через темные вихри, провел, оглаживая, ладонями над полной крови раной. Накатившие ощущения были непередаваемыми, я будто взял в руки нечто скользкое и гибкое.
Мастер хмыкнул, пальцы, до этого сжатые в кулак, расслабились, но, думается, это отняло у нас обоих немало времени, хотя в этот раз я практически не ощущал сопротивления с его стороны. И недоверие тоже куда-то ушло.
Я повернулся, коснулся руками пляшущих в костре язычков пламени. Гори оно все огнем!
— Давай, продолжай отвлекать меня от неприятной перспективы, — Мастер ободряюще улыбнулся. — Что там твой мальчишка, недооценил ты его?
«Ну-ну, — подумал я, — храбрись. Вряд ли это кому-то понравится, даже если учесть, что сейчас тебе полегчало. А вот мне добавилось хлопот…»
Я потер переносицу, вжал пальцы в веки, пытаясь унять разгоревшийся пожар собственной мигрени.
— Недооценил, — глухо повторил я. — Отмахнулся от него небрежно, а он ловко проткнул меня насквозь. Чудовищный парадокс состоит в том, что выдернув из меня свое оружие, он бросился бежать! — я усмехнулся. — Вместо того, чтобы получить то, ради чего стоило убить, он бросил все и был таков!
Я облизал губы, решая, стоит ли продолжать…
— Продолжай, — маг едва заметно подался вперед. В его движении было что-то хищное, но не пугающее.
— Это чувство, когда кровь сочится сквозь пальцы… да ты наверняка знаешь, — я уставился на Мастера. — Думаю, схожее с тем, как раненый с выпущенными кишками пытается запихнуть свои внутренности обратно. Бессилие, да, ты чувствуешь его и еще обиду на весь мир и на собственное тело. Кровь. Ее невозможно остановить руками.
Горло неожиданно сдавило, я был бы рад замолчать, но продолжал говорить, зачарованный происходящими со мной переменами:
— Дыхание может стать работой, чертовски тяжелой работой. Только когда теряешь, понимаешь, насколько ценным даром ты когда-то владел.
Мысли лихорадочно метались в голове.
Я помнил вкус крови во рту. Сперва показалось, это из разбитой губы, но первый же вдох вызвал кашель, заставил захлебнуться солоновато-тошнотворной слюной…
Взгляды людей до сих пор провожают меня. Одни жалостливые или брезгливые, другие — безразличные, незамечающие. О, я отлично помню, как прохожие отводили глаза и ускоряли шаг, чувствуя стыдливое нежелание проявить участие.
Тогда мне явилась настоящая цель, ради которой стоит жить. Нужно было дойти, вопреки равнодушию. На зло…
И вот я стою в белом коридоре госпиталя, обложенном безупречно чистой плиткой. В пустоте, где никто не спешит тебе на помощь.
Сны, подобные сегодняшним воспоминаниям, нередко посещают меня в глухие ночные часы, захватывают сознание, плотно вцепляются, не давая проснуться, затягивая в омут безумия. О, сколько раз меня будили среди ночи встревоженные женские голоса! «Сумасшедший, Демиан, ты сумасшедший».
Мы расставались, и место на соседней подушке занимала другая милая, но остающаяся совершенно чужой головка. Тогда я не мог позволить им узнать слишком много, но сейчас говорил откровенно с тем, кто разрушил всю мою жизнь. Теперь маг знал даже больше, чем я позволял себе вспоминать!
— Но ты жив…
Я выпрямил спину, возвращая себе самообладание:
— Меня спасали нехотя. Наркотики, словно избавление от жизни; забытье, как избавление от разума…
Я выжил назло самому себе. Неделю без памяти, без желаний, занятый одной лишь работой: заставить себя дышать. Пусть за меня дышал аппарат, я дышал вместе с ним…
— Рука совсем не болит, пора остановить кровь, — эти простые слова заставили меня собраться и кивнуть.
— С другими полегче, но было бы здорово избавляться от собственной боли…
— Это очень сложное искусство, ему нужно учиться, — предостерег маг.
— Я вот сейчас подумал: а ведь не так то легко проткнуть человека, нужно приложить нешуточное усилие…
— Страх дает нам неожиданные силы, — кажется, у Мастера были ответы совершенно на любые вопросы. Это тоже меня злило.
— Дон, ты мне нужен! — крикнул я, уверенный, что маг меня услышит, и он пришел по первому зову. Подумать только, я приказал магу! Рыжий оставался хмур, но короткий взгляд его карих глаз уверил меня: там, откуда он вернулся, действительно было теплее.
— Подержи его?
Я ощутил крупную дрожь, отнявшую твердость руки. Когда нужно причинить боль ради спасения, рука дрожит больше, чем когда ты заносишь нож для смертельного удара. Нет, для убийства и врачевания нужны совершенно различные навыки.
Дон бросил в кипящую на огне воду горсть трав, и аромат чая взвился в воздух. Он был чуть сладковатым, теплым, при вдохе потрясающе прояснял мысли.
— Хорошая вещь, — я принюхался. — Травы такие разные. Что это?
— Плоды ситсы, небольшого кустарника, произрастающего у предгорий… — Дон запнулся, но видя, что я слушаю его, продолжил. — Мы встречали несколько таких растений. Резные листочки с серебряным кантом. В плодах содержатся масла, способные очистить воздух и облегчить лихорадку.
— Вы — маги, — я обвиняюще ткнул в его сторону острием ножа, вынутого из углей. — Но что я вижу? Двоих путников, один из которых умирает от кровящей третий день подряд раны!
— Ты думаешь, мы ни на что не годны? — усмехнулся Дон.
— Он так думает, верно, — сварливо согласился Мастер. — Ему все еще нужны какие-то доказательства.
— Я мог прирезать тебя только что сотню раз!
— Не мог, — лицо Мастера вытянулось. — Ты разве еще не понял? То, что я ограничен в инструментах, не лишает меня подвижности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});