Читать интересную книгу Дон Жуан - Джордж Байрон

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

1

Когда прелестно и медоточивоПоют поэты о любви своейИ спаривают рифмы прихотливо,Как лентами Киприда — голубей,Не спорю я, они красноречивы;Но чем творенье лучше, тем вредней:Назон и сам Петрарка, без сомнений,Ввели в соблазн десятки поколений.

2

Но я и не хочу изображатьЛюбовные дела в приятном свете,Я буду строго факты излагать,Имея поучение в предмете;Моралью буду я опровергатьМечты и страсти пагубные эти,И (только бы не выдал мой Пегас!)Я критиков порадую не раз.

3

Реки морской живые берега,Дворцами испещренные богато,Софии купол, гордые снегаОлимпа, и военные фрегаты,И рощи кипарисов, и лугаЯ эти страны пел уже когда — то:Они уже пленяли, не таю,Пленительную Мэри Монтегю.

4

Ax, я пристрастен к имени «Мария»!Мне был когда — то дорог этот звук;Я снова вижу дали золотыеВ тумане элегических разлук,Оно живит мои мечты былые,Оно меня печалит, милый друг,А я пишу рассказ весьма холодный,От всяческой патетики свободный.

5

Играли волны, ветер пробегал,Торжественно вдали синели горы,От Азии Европу отделялПоток могучий пенного Босфора,И открывалась за грядою скалСедая даль эвксинского простораИ злой прибой. Из всех морских пучинОпаснейшая — все — таки Эвксин!

6

Стояла осень; ночи нарастаютВ такую пору и темнеют дни,И беспощадно Парки обрываютРыбачьи жизни. О, не мы одни,Когда нас буря в море настигает,Исправиться клянемся искони!Но мертвый клятвы выполнить не в силахА спасшийся, глядишь, — и позабыл их.

7

На рынке было множество рабовРазличных наций. Сумрачно стоялиПродрогшие бедняги у столбов,Друзей, родных, свободу вспоминали,Кляли свой плен со скрежетом зубов,Лишь негры, как философы, молчалиИ огорчались меньше всех других:Семь шкур уж, не раз спускали с них

8

Мой Дон-Жуан, по молодости лет,Превратности встречать бы должен смело,Но грустно он глядел на белый светИ смахивал слезинки то и дело.Он ослабел от раны, спору нет,А может быть, душа его болела:Объятья милой на ярмо рабаСменить — едва ль завидная судьба!

9

Такое бы и стоика сломало,А он держался твердо как — никак,И вся его осанка подтверждала,Что он и дворянин и не бедняк.Притом его одежда привлекалаБарышников и попросту зевак:Прикидывали опытные люди,Что выкуп за него хороший будет.

10

Итак, базар невольничий пестрелТо белыми, то черными телами,И, выбирая кто и что хотел,Купцы как будто рылись в старом хламе.Герой мой молча в сторону смотрел,Но тут мужчина с серыми глазами,Лет тридцати, еще в расцвете сил,Его вниманье — вдруг остановил.

11

Имел он статный рост и крупный нос,Румянец свежий при отличной коже,Красивый отблеск вьющихся волос,Хороший лоб, и рот, и зубы тоже.Он, видимо, немало перенесИ ранен был, но не утратил все жеТого sang-froid,[32] с которым истый бриттБесстрастно на вселенную глядит.

12

Он тоже сразу обратил вниманьеНа юношу, прекрасного собой,И, ощутив подобье состраданья,Чужой тотчас же занялся судьбой.Он пригляделся к этому созданью,Еще не искушенному борьбой,И угадал живых страстей кипеньеИ полнее отсутствие терпенья.

13

«Послушайте-ка, юноша! СейчасВ толпе рабов, несчастной и презренной,Куда судьба забросила и нас,Одни лишь мы, пожалуй, джентльмены!А потому в такой опасный часДолжны мы быть знакомы непременно.Я буду вам полезен, может быть.Вы кто по крови, я хотел спросить?»

14

Жуан сказал: «Испанец!» Тот ответил:«Я так и знал, что вы не жалкий грек,Ваш гордый взгляд я сразу же заметил.Что ж! На фортуну жаловаться грех,Причудница играет всем на свете:Сейчас — удар, а через час — успех.Она со мной не лучше поступила,Но, признаюсь, меня не удивила!»

15

«Простите, сэр, — Жуан его спросил,Что привело вас в это состоянье?»«Шесть турок, цепь и превосходство сил!»«Простите мне нескромное желаньеУзнать, откуда вы?» — «О, я служилВ войсках у русских: получил заданьеСуворова взять Видин, а взамен,Как видите, был взят врагами в плен».

16

«А есть у вас друзья?» — «Помилуй бог!Они меня покамест не тревожат!Ну вот, я рассказал вам все, что мог,Теперь и вы расскажете, быть может?»«Увы, исполнен горестных тревогРассказ мой долгий! Боль мне сердце гложет!»«Тогда молчите: горестный рассказ,Коль долог он, печальней во сто раз.

17

Не падайте же духом! В ваши годыФортуна, как любовница, мила;Взвалить на вас все беды и невзгодыОна никак надолго не могла.Нельзя сердиться на закон природы;Превратны наши судьбы и дела!Смиримся же; таков рассудка голос:Серпа желаньям не перечит колос!»

18

«О, я грущу не о судьбе своей!Вздохнул Жуан. — Я плачу о любимой!»И в темной глубине его очейБлеснула боль тоски неутолимой.«О, как сильна печаль души моей!О, как жесток мой рок неумолимый!Я перенес такое, видит бог,Чего никто бы вынести не мог!

19

Я страшную утрату испытал!..»И он умолк, расплакаться не смея.«Я так и думал, — друг его скачал,Что ваш печальный случай связан с нею:Я тоже слезы лил и трепетал,А посему сочувствовать умею.Одна моя супруга умерла,Другая убежала, в чем была.

20

А третья…» — «Как, — Жуан воскликнул,третья?Вы в тридцать лет имели уж троих?»«А много ли для нашего столетья?Ведь только две, как видите, в живых!Притом успел сердечно пожалеть яИ осчастливить каждую из них!»«Ну, третья что ж? Она сбежала тоже?»«Нет, тут уж я сбежал, прости мне боже!»

21

«Вы хладнокровны, сэр!» — сказал Жуан.«А как же! — Англичанин усмехнулся.Вначале всех нас манит океан,Но кто потом на берег не вернулся?Я знал восторгов сладостный обман,Но от него я вовремя очнулся.Былых иллюзий я не узнаюОни, как змеи, сняли чешую.

23

Согласен я, что чешуя другаяБывает и пестрен, но каждый разОна сползает, медленно линяя,И новая уже ласкает глаз.Сперва любовь нас ловит, ослепляя,Но не одна любовь прельщает нас;Злопамятство, упрямство, жажда славыПриманок много для любого нрава».

23

Жуан вздохнул: «Вы правы, может быть:Но умные слова и размышленьяНе в силах нашу долю изменить!»«Нет, юный друг мой, я иного мненья.Оказал британец, — нужно находитьОсмысленную цель в любом явленье;Нас обучает рабства тяжкий гнет,Как исполнять честнее роль господ!»

24

Жуан вздохнул: «Увы! Я все усвоилИ выдержать экзамен был бы рад!»«Ну что ж! — его британец успокоил.Изменчива фортуна, говорят:Вполне „возможно, что еще с лихвоюНас боги через год вознаградят.Мне только надоел ярлык на шее,И я б хотел быть проданным скорее!

25

Сейчас, конечно, нам не повезло,Но в этом и возможность улучшенья;Мы все рабы, коли на то пошло,Рабы страстей, капризов, наслажденья.Со временем душевное теплоИ доброта в нас гибнут, к сожаленью.Искусство жить, коль правду вам оказать,В том, чтоб о наших ближних не страдать“.

26

Меж тем старик, на вид немного странный,Из тех, кого прозвали „третий пол“,Разглядывая пристально Жуана,К приятелям вплотную подошел.Так на чужих коней глядят цыганы,Портной — на ткани, на овцу — орел,Служители тюрьмы — на арестанта,На деньги — ростовщик, на женщин — франты.

27

Нет, на рабов глядят еще смелей!Себе подобных покупать отрадно.Но если приглядеться почестнейИ Власть, и Красота до денег жадныИ нет непродающихся людей:Наличный счет — хозяин беспощадный!Всяк получает за своя грешкиИной короны, а иной пинки.

28

Но евнух их рассматривал недаромИ, наконец, прицениваться сталБарышник торговался с истым жаром,Божился, клялся, в сторону плевалИ цену набивал своим товарам,Как будто бы скотину продавал.Процесс торговли далеко не всякийСумел бы отличить от буйной драки.

29

Но скоро крики перешли в ворчанье,И спорщики достали кошельки,И серебра приятное журчаньеПлеснуло звоном на ладонь руки.Монеты были разного названья,И долго их считали старики.И вот, закончив сделку аккуратно,Купец ушел — обедать, вероятно.

30

Не знаю, как и сколько кушал онИ каково его пищеваренье,Я думаю, он мог бы быть смущен,Продав себе подобных Без сомненья,Любой из нас бывает удручен,Когда в желудке чувствует стесненье,Пожалуй, это самый худший часИз всех, какими сутки мучат нас!

31

Вольтер не соглашается со мною:Он заявляет, что его Кандид,Покушав, примиряется с судьбоюИ на людей по-новому глядит.Но кто не пьян и не рожден свиньеюТого пищеваренье тяготит,В том крови учащенное биеньеРождает боль, тревогу и сомненья.

32

И правильно сказал Филиппов сын,Великий Александр, что акт питанья,Над коим человек не господин,В нас укрепляет смертности сознанье.Духовностью гордиться нет причин,Когда рождают радость и страданьеКакой — то суп, говядины кусокЖелудочный в конечном счете сок!

33

На той неделе — в пятницу как разЯ собирался выйти на прогулку.Я шляпу взял. Уж был девятый час.Вдруг за окном раскатисто и гулкоРаздался выстрел. Выбежав тотчас,Я тут же, в двух шагах от переулка,Равенны коменданта увидал,Убитого, наверно, наповал.

34

Пять пуль его, беднягу, уложили;За что — теперь уж поздно толковать!Я слуг позвал. Они его втащилиКо мне и положили на кровать.Но я напрасно не щадил усилий:Убитый начинал уж остывать.Жизнь кончилась довольно глупой дракойС каким — то итальянским забиякой!

35

Я знал его при жизни и гляделВ раздумье на лицо его немое:Я видывал десятки мертвых тел,Но не встречал подобного покоя.Он словно бы заснул, устав от дел,С закинутою навзничь головою.И мне казалась бледность мертвецаЛишь бледностью усталого лица.

36

„Так это смерть? Но что ж она такое?Скажи мне!“ Он молчит! „Ответь!“ Молчит!Еще вчера он выглядел героем,Имел хороший вид и аппетит,Его команды слово громовоеВ ушах солдата все еще звучит,А завтра он предстанет батальонамПри гуле барабанов похоронном!

37

Вот на него внимательно глядятТе, кто еще вчера его боялся;Они еще поверить не хотят,Что командир от власти отказался.Хороший офицер, храбрец и хват,За Бонапарта смело он сражался,И вот на грязной улице убитИ, словно бык зарезанный, лежит.

38

Былые затянувшиеся раныИ кровь его последних, свежих ранНа мертвом теле выглядели странно,Я все стоял, раздумьем обуян.До самой смерти я не перестануДопрашивать усопших! Но туманНепроницаем, неподвижно — серый,И для сомнений наших, и для веры.

39

Выл человек, и нет его — смотри!Что жизненный процесс остановило?Какого — то свинца кусочка три.Вода, земля, огонь, любая силаВсе разуму подвластно! Мы — цари!Не плохо нас природа защитила:Любое вещество не то что в часВ одно мгновенье истребляет нас.

40

Но где ж мои герои? Евнух черныйИх погрузил в каик, уселся сам,Гребцы взмахнули веслами проворно,И лодка полетела по волнам.Как узники, бесчувственно — покорны,Друзья молчали. Негр велел гребцамПричалить у стены глухой и сонной,Рядами кипарисов осененной.

41

Угрюмый негр в калитку постучал,Железная калитка отворилась,Он дал им знак идти я зашагал.Тропинка чуть заметная змеиласьСквозь заросли густые. Негр молчал.Ночная мгла давно уже спустилась,И по такому странному путиЛишь ощупью могли они идти.

42

Для чащи экзотических растенииЖасминов, лавров, пальм et ceteraЯ мог бы вам придумать тьму сравнений;Но нынче много этого добраРазводят в парниках своих творенииПоставщики базара и двора,А все затем, что одному поэтуПришла причуда странствовать по свету!

43

И вот в глубокой мгле и тишинеВозникла мысль у моего героя(Она могла прийти и вам и мне!):„Старик, наверно, слаб, а нас — то двое!Мы можем безнаказанно вполнеОсвободиться от его конвоя…“„Пристукнем негра!“ — другу он шепнулИ даже руку было протянул.

44

„Да, — отвечал британец, — а потом?Подумайте: ведь если вас поймают,Нас освежуют попросту живьем!Варфоломея участь не прельщаетМеня ни в коей мере. И притомЯ голоден. Желудок мой страдает,И за бифштекс охотно, как Исав,Я откажусь от первородных прав.

45

Мы, верно, очень близко от жильяСтарик идет спокойно и бесстрастно;Он знает, что вокруг — его друзьяИ что тропинка эта безопасна!Догадка подтверждается моя:Вы видите на небе отблеск красный?Мы повернули вправо наконец.Черт побери! Смотрите-ка — дворец!“

46

И в самом деле — ярко освещенный,Глазам моих друзей предстал дворец,Причудливый, цветистый, золоченый,Безвкусицы турецкой образец.Родник искусств Эллады угнетеннойВ чужих руках, увы, иссяк вконец:Раскраска вилл на берегу БесфораНапоминает ширмы или шторы!

47

Подливок и пилава ароматИх оживлял по мере приближенья.Хорошему жаркому всякий рад,И моего героя настроеньеИсправилось. Участливый собратЕму шепнул: „Оставьте все сомненья!Поужинаем плотно, а потомО вылазке подумаем вдвоем!“

48

Тот действует на чувство, тот — на страсти,Порою даже доводы умны,Иному нужен кнут, иному — сласти,Иному даже правила нужны;Но я чужой не подчиняюсь власти:Рассудку рассужденья не страшны!К тому же и ораторы, признаться,Никак не могут кратко выражаться.

49

Но я не собираюсь отрицать,Что сила слова, красоты и лести,Как сила денег, может возбуждатьВсе чувства — от предательства до чести.Но что способно так объединятьВсе ощущенья радостные вместе,Как звонкий гонг, который в должный часК принятью пищи приглашает нас?

50

У турок для обеденного часаНи гонга, ни звонков, понятно, нет,Поклоны слуг по правилам танцклассаНе возвещают, что несут обед,Но, чуя запах жареного мяса,Жуан и друг его узрели светИ сразу огляделись деловитоВ пророческом экстазе аппетита.

51

Итак, пока решив не бунтовать,Они за негром поспешили смело.Не знал он, что недавно, так сказать,На волоске судьба его висела.Он им велел немного подождать;Большая дверь на петлях заскрипела,И взору их торжественно предсталВо всем восточном блеске пышный зал.

52

Я был когда — то мастер описаний,Но в наши дни — увы! — любой болванОтягощает публики вниманьеКрасотами природы жарких стран.Ему — восторг, издателю — страданье,Природе ж все равно, в какой роман,Путеводитель, стансы и сонетыЕе вгоняют чахлые поэты.

53

Халатами пестрел огромный зал.Кто занят был беседою с друзьями,Кто собственное платье созерцал,Кто попросту размахивал руками,Кто трубку драгоценную сосалИ любовался дыма завитками,Кто в шахматы играл, а кто зевал,А кто стаканчик рома допивал.

54

На евнуха и купленную паруГяуров поглядели сторонойГулявшие как будто по бульваруБеспечные лентяи. Так иной,Рассеянно блуждая по базару,Увидя жеребца, его ценойРассеянно займется на мгновенье,Не придавая этому значенья.

55

Они, однако, миновали залИ много комнат маленьких и странных.В одной из них печально бормоталФонтан, забытый в сумерках туманныхИ женский взор внимательный блисталИз-за дверей узорно — филигранных,Настойчиво допрашивая тьму:Кого ведут» Куда? И почему?

56

Роскошные, но тусклые лампадыНад арками причудливых дверейНеясно освещали анфиладыВысоких золоченых галерейВ вечерний час для сердца и для взглядаНет ничего грустней и тяжелей,Чем пышного безлюдного покояМолчанье неподвижно — роковое.

57

Кому бывать случалось одномуВ лесу, в толпе, в пустыне, в океанеВ великом одиночестве, — томуПонятно все его очарованье.Но кто знавал немую полутьмуПустых, огромных, величавых зданий,Тот знает, что на камне хладных плитПоходка смерти явственно звучит.

58

Спокойный час домашнего досуга,Вино, закуска, славный аппетит,Камин и книга, друг или подругаВот все, чем англичанин дорожит;В осенний вечер от такого кругаИ рампы блеск его не отвратит.Но я по вечерам в пустынном залеБрожу один и предаюсь печали!

59

Великое творя, мы подтверждаемНичтожество свое: огромный храмСтоит века, но зодчих мы не знаем,Бессмертным воскуряя фимиамГробницы мы и домы воздвигаемВотще с тех пор, как согрешил Адам,И оставляем все — таки преданьеО Вавилонской башне без вниманья!

60

Нас Вавилон пленяет до сих пор:Там роскошь небывалая дарила.Там царь варев НавуходоносорТравой питался, Святость ДаниилаТам усмиряла львов, умильный взорТам на Пирама Фисба обратила;Там, совершая громкие дела,Семирамида славная жила!

61

Историки царицу упрекалиВ неблаговидной нежности к коню.Конечно, чудеса всегда бывали,Но все же я историков виню;Не конюха ль они предполагали?Пресечь ошибку надо на корню.А впрочем, прихоти не знают мерыЛюбовь впадает в ереси, как вера!

62

Скептические люди в наши дниТвердят упрямо, но довольно вяло,Что это все побасенки одни,Что Вавилона вовсе не бывало.Евреям верить не хотят они,Но им евреи тоже верят мало.Однако ведь нашел же Клавдий РичНа месте Вавилона свой кирпич!

63

Прекрасными и краткими стихамиГораций хорошо изобразил,Что строящие забывают самиО беспощадной близости могил.Мы все идем различными путями,Но цель одну нам рок определил:Что «at sepulchri immemor struts domos»[33]Могила ожидает за углом нас!

64

Но вот они пришли в покой пустынный,Дивясь его роскошной пестроте.Казалось, ткани, вазы и картиныСоперничали в редкой красоте;Все, чем искусство тешит господина,Покорное причуде и мечте,Все было здесь — самой природы силаЗдесь ремесла искусству уступила.

65

Здесь было все, что смертному дано:Диваны драгоценные такие,Что сесть на них, казалось бы, грешно;Ковры необычайно дорогие,Сверкавшие, как сказочное дно,Где ярко блещут рыбки золотые;Чтоб чудную их ткань не повредить,По ним бы надо плыть, а не ходить.

66

Сапог ступать не смел и не хотелНа эти звезды, луны и растенья,Но равнодушный евнух не гляделНа роскошь, причинявшую волненьеМоим друзьям. Он молча повертелКакой — то ключик в темном углубленьеИ, дверцу потянув что было сил,Глубокий шкаф пред ними отворил.

67

И в глубине явилось их очамРоскошное скопленье одеяний,Какие, сообразно должностямИ положенью, носят мусульмане.Отличный гардероб, скажу я вам,Великолепный выбор пестрых тканей:Но негр вопрос заранее решилИ перед бриттом платье положил.

68

Тот мог и облачиться и обуться:Он получил роскошные штаны,Которые не лопнут, не протрутсяИз-за своей восточной ширины,И туфли, в коих трудно не споткнуться;Кафтан, кинжал значительной ценыВсе прелести надменного эфенди,Турецкого изысканного денди!

69

Пока он эти вещи надевал,Его приятель новый, негр Баба,Обоим намекал и пояснял,Что в Турцию их привела судьба;Что тот, кто упираться бы не стал,Мог избежать бы участи раба,Себе открыв дорогу к процветаньюПри помощи обряда обрезанья!

70

Он намекнул, что был бы очень радИх видеть правоверными. Понятно,Их не заставят совершить обряд;Но прозелиты, очень вероятно,Высоких удостоятся наград.В ответ британец молвил деликатно,Что чтит он сам, как все мы чтить должны,Обычаи столь праведной страны.

71

«Подобное решенье, — он сказал,Серьезно, и его обдумать надо.Я, впрочем, никогда не порицалСтоль древнего почтенного обряда,И, может быть…» Но тут его прервалЖуан, метавший пламенные взгляды;«Нет, нет! Уж за себя я постою!Скорей отрежут голову мою!

72

Я сам отрежу тысячи голов…»«Позвольте мне, — заметил англичанин,Хотя бы досказать десяток слов:Сэр, добрый ваш совет немного странен,Однако я принять его готов…Но в данный миг мой разум затуманен;Поужинав, я обещаю вам,Что свой ответ немедля передам!»

73

Затем спокойно негр неторопливыйПеред Жуаном платье положил,Достойное принцессы, но строптивыйЖуан не склонен к маскараду был.Ногою христианской, горделивойОн сей наряд с презреньем отстранил.Когда же негр велел поторопиться,Он отвечал: «Старик! Я не девица!»

74

«Что ты такое — мне заботы нет!Сказал Баба. — Ты делай, что велю я!»«Но наконец, — Жуан ему в ответ,Зачем ломать комедию пустую?»«Вопросы задавать тебе не след,Заметил негр, — однако намекну я:Все постепенно разъяснится, ноМне попусту болтать запрещено».

75

«Нет! — возразил Жуан. — Для пустякаОдеждою не посрамлю я пола!Я докажу, сильна моя рука!»«Эх, — молвил негр, — вот нрав какой тяжелый!Ну, не дури, послушай старика!А то конец ведь будет невеселый:Таких я кликну молодцов сюда,Что станешь ты бесполым навсегда.

76

Тебе костюм я лучший предложил;Конечно, женский, но тому причинаОсобая, как я и объяснил».«Но, — возразил Жуан, — ведь я мужчина,И отроду я юбок не носил!Куда мне к черту эта паутина!»(Он молвил эти дерзкие словаПро лучшие на свете кружева.)

77

Он все же взял, ругаясь я вздыхая,Предметы, незнакомые для нас:Шальвары, шали — я всего не знаю;Ну, словом, — всякий бархат и атлас.Но с непривычки, юбку надевая,Запутался или, точней, увяз.(Для рифмы я поставил слово это;Она тиранит каждого поэта!)

78

Увяз он, несомненно, потому,Что с юбками имел он дела мало,И это обстоятельство емуПоспешно одеваться помешало.Но негр помог герою моему:Поправил шаль, одернул покрывало,Потом, шагов на десять отступив,Решил, что сей наряд весьма красив!

79

Еще одно возникло затрудненьеЧто волосы Жуана не длинны;Но негр ему принес в одно мгновеньеНа выбор косы разной толщины,Затем ему велел для соблюденьяАнсамбля расчесать их, как должныТо делать девы, ниткою жемчужнойИх перевить и умастить, как нужно.

80

И, облаченный в женственный наряд,При помощи подстрижки и подкраскиОн стал почти что девушкой на взгляд.«Да это превращенье словно в сказке!Вскричал Баба. — Отличный маскарад!Теперь я проведу вас без опаски!»В ладони он ударил, и пришлиЧетыре негра как из-под земли.

81

«Отныне, сэр, извольте удалиться;Поужинать вам слуги подадут,А эта христианская девицаПоследует за мною. Как, и тутУпрямство? Сэр, чего она боится?Не на съеденье львам ее ведут;Мы во дворце, где правоверных окоПровидит кущи райские пророка!

82

Они тебе не станут делать зла!..»Жуан ответил: «Радуюсь за них!Моя рука довольно тяжела,Хотя на вид, быть может, я и тих.Куда бы нас игра ни завела,Я не боюсь обидчиков моих,А тех, кто оскорбит мое обличье,Я научу и чести и приличью!»

83

«Молчи, тупица! — негр ему сказал.Иди за мной скорее, бога ради!»С улыбкой англичанин созерцалКрасавицу в причудливом наряде.«Счастливый путь! Я, кажется, попалВ магический дворец к ШехеразадеСей черный повелитель тайных силНас в девушку и турка обратил!»

84

«Как следует покушать вам желаю,Сказал Жуан, — и весело пожить!»«Мне жаль, — британец молвил, — не скрываю,Вас потерять из виду. Может быть,Мы встретимся! Прощайте, дорогая;Желаю вам невинность сохранить!»«Ну, ну, — баском ответила красавица,Со мною сам султан — и тот не справится!»

85

Итак, они расстались. Мой геройПошел за негром. Эхо трепеталоНа мраморных полах в тиши ночной,На темных сводах золото блистало;И вот вдали причудливой стенойВозникла тень гигантского портала,И фимиама сладостный туманПовеял им навстречу, как дурман.

86

Литые двери бронзы золоченойЯвляли взору множество картин:Там разгорался бой ожесточенныйМеж конниками яростных дружин,Там преклонял колена побежденный,Как в дни, когда великий КонстантинК себе пересадивший славу Рима,Еще держал бразды неоспоримо.

87

Могучее величье пирамидНапоминали взору двери эти,А по бокам — ужасные на вид,Уродливей всего, что есть на свете,Два карлика сидели. Как гранит,Над ними двери высились. Заметьте,Величье выражается во всемВ гвоздях и петлях; гвоздь вопроса в том!

88

Лишь только подойдя вплотную, выИспуганно отшатывались. Боже!Какие губы мертвой синевы!Какой оттенок черно — серой кожи!Какая форма страшной головы!Какие злые, мерзостные рожи!Чудовища чудовищной цены;Они владыке каждому нужны!

89

Они еще к тому же были немы,Но совершали грозные дела:Хранить и отворять врата гаремаИх страшная обязанность была.Они же разрешали все проблемыИскорененья дерзостного злаВ их длинных пальцах быстрая веревкаВиновных успокаивала ловко.

90

Им евнух подал знак без лишних слов,И дверь тяжелую они открыли,Но иглы их безжалостных зрачковИ негра и Жуана просверлили,И хоть герой наш был из смельчаков,Но чувства в нем от ужаса застыли,Когда холодный, скользкий, злобный взглядВ него впивался, как змеиный яд.

91

Баба его успел предостеречь:«Сдержи себя, своей же пользы ради.Иди за мной, не расправляя плеч,И не держись, как будто на парадеОстерегайся взоры их привлечь,Умей держаться в девичьем нарядеИди ленивее, гляди нежней,А главное — веди себя скромней!

92

Глаза у них опаснее, чем шило;Не приведи их боже твой нарядНасквозь увидеть; никакие силыТебя — да и меня! — не защитят!Босфор весьма надежная могила,И до рассвета нас с тобой казнятЗашьют в мешок, и, с волнами не споря,Отправимся мы в Мраморное море!»

93

Жуана эти бодрые словаСмирили — и покорно, в самом деле,Вошел он в зал, где у него едваОт роскоши глаза не заболели:Разбросанные всюду как трава,Несметные сокровища блестелиВ таком обилье пышной пестроты,Что затмевали сказки и мечты!

94

Богатства блеск и вкуса недостатокОбычны для Востока, но — увы!Я западных дворцов видал с десяток,И все они, признаться, таковы!На всем какой-то фальши отпечаток:Картины плохи, статуи мертвыНо грубую дешевую работуОбильно искупает позолота.

95

В подушках утопая, как в цветах,Под пологом раскинувшись лениво,С улыбкой самовластья на устахЛежала дама. Евнух торопливо,Не поднимая глаз, повергся в прахИ потянул Жуана; терпеливоЕму повиновался мой герой,Забавной озадаченный игрой.

96

Красавица с подушек поднялась,Как из пушистой пены Афродита.Перед огнем ее пафосских глазТускнели и сапфир и хризолиты.Поцеловав руки ее атласИ край ее одежды, деловитоЕй что-то евнух на ухо сказалИ жестом на Жуана указал.

97

Ее движений, голоса и стана,Подобных совершенству божества,Подробно я описывать не стануБессильны тут сравненья и слова;Притом у вас из зависти к султануМогла бы закружиться голова,Когда бы описанье вышло живо…А посему молчу красноречиво!

98

Ей было лет, пожалуй, двадцать семьПреклонный возраст для ее народа!Но есть краса, которую совсемНе искажают годы и природа.Мария Стюарт, как известно всем,Блистала красотой такого рода,Нинон Ланкло уже седой была,А подурнеть до смерти не смогла!

99

Девицы в одинаковых нарядах(Так евнух нарядил и Дон Жуана)Ловили волю царственного взгляда,Как нимфы, окружавшие Диану.(Сие сравненье углублять не надо.И я его отстаивать не стану.)Как я уже сказал, Гюльбея, встав,Им знак дала, на двери указав.

100

Прелестный рой покорно удалился.Жуан стоял, дыханье затая,И приключенью странному дивился.В какие — то волшебные края,Ему казалось, он переселился,Где чудеса реальны… (Лично яНикак не вижу смысла в скромном дареИзвестного нам всем «nil admirari».[34]

101

«Не удивляться ничему на светеНаука благоденствия для всех!»(Увы, я знаю, Мерри, речи эти;А в текстах Крича сомневаться грех.)Гораций эту истину отметил,А Поп — пересказал ее для всех.Но если б удивляться мы не стали,Ни Попа б мы, ни древних не читали.

102

Баба велел Жуану не зевать,Приблизиться, и преклонить колено,И ножку госпожи поцеловать;Но гордый мой герой вскипел мгновенно,Ужасно заупрямился опятьИ негру заявил весьма надменно:«Я туфель не целую никомуПожалуй, только папе одному!»

103

Баба сказал: «Напрасно я учуТебя добру — с тобою сладу нетуПослушай! Я с тобою не шучу!»«Да я самой невесте МагометаПоцеловать туфли не захочу!»(Пойми, читатель, силу этикета:Король и мещанин, мудрец и плутЕго законы знают и блюдут!)

104

Он, как Атлант, был тверд и несгибаем,Не слушая потока гневных слов;В его груди бурлила, закипая,Кастильских предков пламенная кровь,И, гордо честь отцов оберегая,Он жизнью был пожертвовать готов.«Ну, — молвил негр, — с тобою просто мука!Не хочешь ногу — поцелуй хоть руку!»

105

На этот благородный компромиссЖуан уже не мог не согласиться.Любые дипломаты бы сдались,Признав, что дольше спорить не годится.Итак, мой несговорчивый ПарисРешил совету негра подчиниться,Тем более что признавал он самОбычай ручки целовать у дам!

106

Он подошел к руке ее атласнойИ неохотно губы приложилК душистой коже, тонкой и прекрасной.Он был сердит, рассеян и унылИ потому тревоги сладострастнойОт этого ничуть не ощутил,Хотя такой руки прикосновеньеВсе прошлые стирает увлеченья.

107

Красавица взглянула на негоИ удалиться евнуху велелаНебрежным жестом в сторону его.Баба Жуану, как бы между делом,Успел шепнуть: «Не бойся ничего!»И вышел бодро, весело и смело,Как будто он во славу высших силБлагое дело честно совершил!

108

Едва Баба исчез — преобразилосьЕе доселе гордое чело:Оно тревогой страсти озарилосьИ трепетным румянцем расцвело.Так в небе — только солнце закатилосьЗаря сияет пышно и светло.В ней спорили в немом соревнованьеПолутомленье, полуприказанье.

109

В ней было все, чем страшен слабый пол,Все дьявольские чары сатаны,С какими он однажды подошелСмутить покой Адамовой жены.Никто бы в ней изъяна не нашел:В ней был и солнца блеск, и свет луны,Ей только кротости недоставалоОна и полюбив повелевала.

110

Властительно в ней выражалась власть:Она как будто сковывала цепью;Как иго вы испытывали страсть,Взирая на ее великолепье.Конечно, плоть всегда готова пастьВо прах, но, как орел над вольной степью,Душа у нас свободна и гордаИ не приемлет плена никогда.

111

В ее улыбке нежной и надменной,В самом ее привете был приказ,И своеволье ножки совершеннойСтупало не случайно и не разПо шеям и сердцам толпы плененной.За поясом ее, смущая глаз,Блистал кинжал, что подобает сануИзбранницы великого султана.

112

«Внемли и повинуйся!» — вот закон,Который бессловесные творенья,Покорно окружающие трон,Усвоили от самого рожденья:Ее капризам не было препон,И не было узды ее «хотенью».А будь она крещеной — спору нет,Она б и больше натворила бед!

113

Когда чего-нибудь хотелось ей,Желаемое сразу приносили,За исполненье всех ее затейЛюбые суммы золотом платили.Но даже деспотичностью своейОна была мила; ее любилиИ женщины и всё прощали ейВсе, кроме красоты, сказать точней.

114

Жуан — ее последняя причудаЗамечен ею из окна; тотчасИскать его по городу повсюду,Купить его немедля — был приказ.Баба его нашел (скрывать не будуОн потакал красавице не раз)И, действуя по тщательному плану,Переодел рабынею Жуана.

115

Но как она, султанова жена,Решилась на такое приключенье?Почем я знаю! Не моя вина,Что не имеют жены уваженьяК мужьям венчанным; всем одна цена!Обманывают всех без исключеньяСупругов — и монархов и князьков:Уж такова традиция веков.

116

Но ближе к теме! Видя по всему,Что дело приближается к развязке,Она в лицо герою моемуВзглянула без особенной опаскиОн был «приобретен», а посемуОна его спросила — не без ласки,Но несколько надменно, может быть:«Умеешь ли ты, юноша, любить?»

117

В другое время моего ЖуанаТакой вопрос легко б воспламенил,Но в нем была свежа живая рана:Свою Гайдэ еще он не забыл,И сей вопрос любимицы султанаВ нем только боль утраты разбудил;И он залился горькими слезами,Что очень глупо, согласитесь сами.

118

Гюльбея удивилась — не слезам:Их женщины охотно проливают,Но юноши прекрасного глазамИх влажный блеск никак не подобает!Лишь тот, кто пытку слез изведал сам,Тот знает — слезы женщин быстро тают,А наши, как расплавленный свинец,Впиваются в расщелины сердец!

119

Она б его утешить постаралась,Но не могла понять, с чего начать.Ведь ей ни разу в жизни не случалосьСебе подобных в горе утешать!К ней горе никогда не приближалось,И очень трудно было ей понять,Что кто-нибудь, глаза ее встречая,Способен плакать, их не замечая.

120

Но женщины природа такова,Что зрелище смятенья и страданьяДиктует ей участия словаВ любой стране, при всяком воспитанье.В ней жалость изначальная жива,Она — самаритянка по призванью.Глаза Гюльбеи, бог весть отчего,Слезой блеснули, глядя на него.

121

Но слезы, как и все на этом свете,Иссякли, — а Жуан не мог забыть,Что он еще султанше не ответил,Умеет ли он подлинно любить.Она была красива, он заметил;Но он не мог досаду подавить:Он был пред этой женщиной надменнойВ смешном наряде — и к тому же пленный!

122

Гюльбея озадачена была(Впервые, может быть, за двадцать лет!);Она сама ведь всем пренебреглаИ дерзостно нарушила запрет,Когда герою нашему далаСтоль милый и приятный tete-a-tete.[35]Меж тем уже минут минуло двадцать,А он не помышлял повиноваться.

123

О джентльмены! Я хотел сказать,Что в случаях подобных промедленьеПод солнцем юга принято считатьЗа самое плохое поведенье.Красавицу заставить ожидатьДа это даже хуже преступленья;Здесь несколько мгновений, может быть,Способны репутацию сгубить.

124

Жуан был смел и мог бы быть смелее,Но старая любовь проснулась в нем.Напрасно благородная ГюльбеяС ним говорила властно, как с рабом,Невежливо он обошелся с нею,А все — таки, признаться, поделом!Красавица краснела и бледнелаИ на него внимательно глядела.

125

Она Жуана за руку взялаС улыбкой благосклонной и усталой,Но искра гнева взор ее зажгла:Любви его лицо не выражало.Она вздохнула, встала, отошлаИ наконец — последнее, пожалуй,Чем можно гордой женщине рискнуть,Жуану просто бросилась на грудь.

126

Опасный миг! Но гордость, боль и гореКак сталь его хранили: он вздохнулИ с царственной надменностью во взореБожественные руки разомкнул.В ее глаза, лазурные как море,Он холодно и пристально взглянул.«Красавица! — вос